в ореоле тьмы

ловушка

настоящее

Я вжимаюсь в холодный угол, спиной чувствую шероховатость камня. Твердая поверхность больно упирается мне в позвоночник, но я продолжаю прижиматься к ней, стараясь спрятаться от нависшего надо мной психа.
– Ты так мило трясешься, думаю, мы запишем видео для Каулитца: пусть не упустит ни единой детали, – сладко, нараспев говорит Альбери. – Скажи, пожалуйста, тебя пугает осознание того, что я оторву тебе пальцы и ты больше не сможешь писать картины?
Коллекционер наслаждается своей властью надо мной. Упивается моим страхом и беспомощностью.
– Но ты же согласна, что заслуживаешь подобное? Сколько копий ты создала за последние два года, Марлена? Ты заслужила... – Он повторяет последнее предложение раз сто. И с каждым разом его глаза сверкают ярче, а голос все сильнее звенит от предвкушения.
У меня так трясется челюсть, что я не в состоянии ответить ему. Зубы стучат друг о друга. И я никак не могу это контролировать.
– Да, я, пожалуй, начну именно с правой руки. Хочешь написать мой портрет напоследок? – издевательски глумится он и, достав из кармана телефон, направляет на меня камеру. – Выглядит чертовски живописно, – выносится вердикт. – Подожди, я надену на тебя кандалы.
Коллекционер подходит ближе и приподнимает мои руки. У меня нет сил сопротивляться и противостоять ему. Я чувствую, как запястья обхватывает холодное железо, впивается в кожу, и закрываю глаза. Абстрагируюсь. «Это все происходит не с тобой», – говорю я себе. Не с тобой.
– Идеальная картинка, – довольно пыхтит Альбери, – не будем откладывать, я прямо сейчас отрежу тебе палец. – Он произносит это обыденным тоном, будто ничего особенного или ужасающего в этом нет. – Сейчас вернусь, мне все-таки понадобится нож, да поострее. – Он светит на меня фонарем и приказывает: – Открой глаза!
Я разлепляю веки и встречаю его ухмылку.
– Не переживай, ты отключишься от боли, – подмигивая, заканчивает он и оставляет меня одну в темнице, рядом с предметами высокого искусства, закованную в кандалы.
Я смотрю, как свет от фонаря удаляется вниз по коридору. Темница наконец оправдывает свое название и погружается в кромешную темноту. Я закрываю глаза. Что будет, то будет. Последние слова Огюста вспыхивают в сознании. «Я заслужил...» Быть может, это и мое искупление?
Мертвую тишину нарушает лишь клацанье моих зубов. Но у меня ощущение, что я слышу едва уловимый шорох. Крысы – для всеобщей идеальной картины не хватает этих омерзительных тварей. Я не открываю глаза: боюсь, меня стошнит. Желчь и так стоит в горле.
– Твою мать, – шепчет кто-то, и на меня падает тусклый свет.
Я открываю глаза и жмурюсь. Луч слепит, и я не могу разглядеть того, кто направляет его на меня.
– Твою мать, – отчетливее произносит он.
Я узнаю этот голос, но не доверяю себе. Это не может быть он. Аарон присаживается на корточки рядом со мной, подсвечивая железные браслеты на моих руках.
– Том, я нашел ее, – говорит он, и я замечаю наушник у него в ухе, – кабинет на первом этаже. На ней кандалы, я не знаю, как их снять. У нее кровь на руках, возможно, она ранена, или же это... Здесь есть труп. – Аарон нервничает, ощупывая меня на предмет ранений.
– У меня... ниче-е-его-о не-е-ет, – сотрясаясь всем телом, пытаюсь произнести я.
– Ты знаешь, где ключи? – Зеленые глаза вглядываются в мои. Последний раз, когда я видела его, он сделал мне так больно. – Черт, с возрастом ты... – Он запинается и качает головой, словно отгоняет от себя ненужные мысли. Он бледнеет, будто увидел призрака.
– У Альб... – Я не могу произнести его имя.
– Том, нам нужна помощь. Иди, мать твою, быстрее! – психует Аарон.
Как раз в тот момент, когда в коридоре мелькает свет. Нас ловят с поличным. Коллекционер довольно скалится и направляет на Аарона дуло дробовика.
– Какой сюрприз! Ну, ребятки, захаживать на частную территорию без приглашения чревато пулей во лбу, – усмехается он.
Аарон встает перед ним.
– А то, что ты сделал с ней, чем чревато? Несколькими годами тюрьмы как минимум, нет?
– Так вы пришли с полицией? – с сарказмом спрашивает Альбери.
Аарон поджимает губы. Разумеется, они пришли без полиции. Он тянется к стволу, но коллекционер цокает:
– Но-но, мон шер, поднимай руки, у меня здесь была вторая пара браслетов, рядом с твоими безвкусными «ролексами» они будут смотреться неплохо.
Он ненавидит богатых людей. Презирает их всем своим естеством и не скрывает этого. Аарон не двигается с места. Альбери подходит к нему вплотную, приставляя двойное дуло прямиком к сердцу.
– Один выстрел разорвет твою грудную клетку в клочья. Будет что-то типа рисунков, которые малюет твой лучший друг.
Я не понимаю, почему Аарон так спокоен. Тем более после увиденного трупа он должен осознавать всю серьезность Альбери. Но он молча стоит перед ним, не делая ни шага в сторону. Неожиданно в комнате с тихим скрипом спускают предохранитель.
– Ты про меня, что ли? – грубо интересуется Том – его голос тихий, зловещий. – Что насчет того, чтобы одним выстрелом размозжить твою больную голову?
Альбери сжимает губы в тонкую линию.
– Вам все равно не выбраться – в доме мои люди.
– Я уже повстречался с тремя, больше не нашел. Или ты их тоже где-то прячешь? – спокойно спрашивает Том и свободной рукой вынимает из рук психа дробовик.
– Какой же ты глупец! – хохочет, в свою очередь, коллекционер. – В этот раз папочка тебя не спасет. Ты даже не представляешь, во что угодил. Гнить тебе до конца твоих дней в одиночной камере.
– Аарон, – говорит Том и кидает дробовик – тот ловит оружие на лету.
Том замахивается рукояткой своего пистолета и оглушает Альбери, прерывая его маниакальную речь. Коллекционер валится без сознания на пол. Каулитц наклоняется и рыщет по его карманам в поисках ключей.
Меня продолжает бить крупная дрожь. Том молчит. Аарон все еще хмурится в замешательстве.
– Надо было все-таки вызвать полицию, – озвучивает он.
– Не было времени на раздумья, – отзывается Том, звеня связкой.
Он подходит ко мне и присаживается на корточки. Наши лица на одном уровне.
– Я подгоню машину, – неловко откашливаясь, говорит Аарон и стремительным шагом выходит в коридор.
Том молча расстегивает кандалы, но продолжает буравить меня взглядом. Он будто изучает меня. Видя кровь на моих ладонях, он тянется к моим рукам. Я вздрагиваю и отползаю назад.
– Не при... кас... айся, – заикаюсь я.
Он замирает и вглядывается мне в лицо. Взгляд пристальный, прожигающий насквозь, цепляющий каждую деталь на моем лице. Неожиданно он резко вздрагивает и хватается за плечо. Я не сразу понимаю, что происходит. Лишь когда Том опускает руку, я вижу на ней следы крови. Догадка приходит мгновенно: его пырнули ножом. Позади него хрипит Альбери – он распластался на полу, из слабой, дрожащей руки выпадает охотничий нож.
– Бегите! – разносится по всему дому крик Аарона. – Это ловушка, я задержу их, бегите!
Том поднимается и бросает на меня долгий взгляд:
– Идти можешь?
Я судорожно киваю и встаю на ватных ногах. Глядя на то, как он сжимает пораненное плечо, я понимаю, что там не просто царапина.
– Вылезем через окно и побежим вдоль сада. Там несколько кустов, перебегаем от одного к другому до ограждения. Машина стоит в конце улицы.
Каулитц не пытается взять меня за руку и потянуть за собой. Он выходит первый быстрым, торопливым шагом, и я следую за ним. Я все же медлю, тело не слушается. Одним резким движением он отворяет окно и выбирается наружу. До меня доносятся звуки полицейских раций.
– Здесь труп, – отчитывается кто-то в соседней комнате. – Пистолет пробили, он на имя Каулитца. На месте преступления обнаружили Аарона Верминаля. В этот раз этому ублюдку не удастся отмыться, – ехидно замечает полицейский. – Альбери просил лишь девчонку. У него на нее свои планы. Ищем, но куда они могут деться? – самодовольно фыркнув, говорит он.
Я ошеломленно замираю на месте. Слова, произнесенные психом, начинают обретать смысл. «Гнить тебе до конца твоих дней в одиночной камере». Это все ловушка!
– Марлеша, быстрее! – громким шепотом зовет меня Том.
Марлеша... имя из прошлого. Из прошлого, в котором я умерла. Я не даю этим мыслям остановить меня. Перепрыгиваю через подоконник, мчусь вслед за своим самым страшным кошмаром. Инстинкт самосохранения сильнее любого страха. Из двух дьяволов выберешь того, с кем знаком. Мы следуем его плану. Перебегаем от одного куста к другому. За одним из них курят полицейские. Молодые ребята, судя по голосам.
– Аарона папаша звонил, его уже отпустили. Кажется, нам всем в очередной раз настучат по голове.
– Этот Аарон страшнее своего папаши. Но в этот раз против Каулитца железные улики. Его сейчас никто не спасет: ни крестный с миллиардами на счету, ни лучший друг, ни даже папочка-дьявол, если он все еще жив, как говорит легенда.
– А мотив убийства ясен?
– Тот, кого убили, был фальсификатором, он продал Тому одну копию, выдав за оригинал. Вот тот и пристрелил его как собаку. Месье Альбери все видел собственными глазами. Ему тоже досталось, он сейчас у медиков, – передает последние сплетни его напарник.
– Вы что там прохлаждаетесь? – орет на них капитан. – Нам надо найти двоих беглецов. Эскортницу и убийцу! А вы тут курите!
Они наконец отходят, и мы выбегаем к ограждению.
– Ты не перелезешь – я должен поднять тебя, – шепчет Том, – тебе надо опереться о здоровое плечо.
Я прикасаюсь к нему, ощущая сквозь ткань рубашки жар его кожи.
– На счет три, – шипит он явно от боли и приподнимает меня над перекладиной.
Я хватаюсь за край и перепрыгиваю на ту сторону. Стою перед ограждением долгих пять секунд. Где же он? Почему так долго? Прислушиваюсь к посторонним звукам. Вокруг тишина. Наконец Том приземляется на ноги и, не останавливаясь, рукой указывает мне в сторону тропинки:
– Нам сюда.
Я следую за ним, еле поспевая... В конце улицы виднеются очертания автомобиля. Подойдя ближе, я вижу старый «рено».
– Чтобы Альбери не понял, что за ним хвост. Я не успел поймать тебя в Лувре, – будто читая мои мысли, говорит он.
Каулитц, тяжело дыша, облокачивается на капот. Где-то за гущей леса справа от нас слышны сирены и гул громких голосов, а также лай собак. На лице Каулитц выступает пот.
– И как вы достали эту тачку? – все еще заикаясь, спрашиваю я.
– Это долгая история.
– Угнали?
– Нет, воспользовались даром убеждения Аарона, – нехотя рассказывает Том. Между его бровями залегла глубокая складка.
– Альбери все равно знал, что за ним хвост. Похоже, тебя подставили, – делая громкие вдохи, произношу я.
Он ничего не отвечает.
– Ты теряешь много крови, – тихо шепчу я: свет луны падает на него, и только сейчас я замечаю, насколько сильно пропиталась кровью его черная рубашка.
– Знаю, – делая глубокий вдох, говорит он. – Вести придется тебе. – Он поднимает голову и встречается со мной взглядом. – Также ты можешь уехать одна и оставить меня здесь... – Он замолкает. – Решать тебе.
Если я уеду, чтобы выжить, ему придется сдаться полиции.
– Почему ты ставишь меня перед таким выбором?
– Потому что ты со страхом смотришь на меня, – не пряча взгляда, отвечает он.
– Я не понимаю...
– Я тоже, – отзывается он, – ничего не понимаю, Марлеша.
– Не называй меня так, – с раздражением шиплю я.
– Это твое имя.
– Мое имя Марлена.
Он ничего не отвечает. Если я оставлю его, то, скорее всего, его посадят за то, чего он не совершал. «Он будет сидеть в тюрьме, и туда посадишь его ты», – говорю я себе. Одна часть меня согласна, считая, что там ему самое место, что он заслуживает этого. Но другая... Я смотрю ему в лицо и чувствую, как сердце – мертвая часть меня – заполняется знакомым теплом и беспокойством.
– Мы уезжаем вместе.
Я не узнаю свой голос. Как и тогда... я слишком слаба перед ним и ненавижу себя за это.
– А дальше каждый сам по себе, – заканчиваю я и протягиваю руку. – Ключи.
Он хмурится и достает связку из кармана.
– Я искал тебя, – говорит он, положив мне ее на ладонь. Он специально касается меня и, заглядывая в глаза, произносит: – Затем я оплакивал тебя. А ты все это время...
Он замолкает, в его взгляде торнадо из гнева, злости и бессилия. В данный миг он ненавидит меня почти так же сильно, как и я его.