в ореоле тьмы

не оставляй меня одну

Том избегал меня. До самого вечера мы практически не пересекались в его огромном доме. В какой-то момент на кухне появилось несколько коробок с пиццей, чуть позже – доставка из суши-бара. Я не притронулась к еде. Аппетита не было, напряжение внутри съедало. Я злилась на Коралину за то, что она сделала. Чувствовала безысходность от того, что Том отталкивает меня. Слишком много отрицательных эмоций скопилось в сердце. Но больше всего я злилась на себя. Вспоминала свой отвратительный набросок. Размытый, нечеткий, непонятный. И ненавидела себя так сильно, как никого и никогда.
– Ты можешь это сделать, у тебя получалось ведь до этого! Сядь и заставь себя это сделать! – Глядя на свое отражение в ванной, я отчитывала себя, давила и требовала.
Я заставила себя спуститься в студию и взять в руки грифель. Кисть дрожала от волнения. Тоненький голосок в голове шептал: «Оставь, не дави на себя, сделаешь только хуже». Но я не могла успокоиться и остановиться. «У тебя получалось, значит, получится и сейчас! Хватит себя жалеть! Прекращай ныть!» Я сделала несколько линий, ладонь с грифелем не слушалась – линии получались кривыми, убогими. Я смяла этот лист и резким движением схватила новый. Все повторилось. Я со злостью сминала листы и пробовала вновь и вновь. Результат был один и тот же. Рука не слушалась. Наброски получались неаккуратными, лишенными всякой грациозности и красоты. Отвратительными, ужасными, омерзительными. Я вышвыривала бумагу за бумагой. Хватала чистые листы и чувствовала, как ощущение безысходности разрастается у меня в душе. Ощущение безнадежности и собственной ничтожности.
– Я ни на что не гожусь! – В порыве крик сорвался с моих губ, а к глазам подступили слезы.
Чем больше я пробовала, тем хуже был результат. Голова трещала, дыхание сбилось.
– Я тупое ничтожество!
Я с силой ударила себя по щеке, острая боль пронзила, кожа запылала. Но я не могла успокоиться. Я ударила себя еще раз и еще раз. Выливая гнев, усталость и бессилие. Ненавидя себя до такой степени, что хотелось растерзать.
– Тише, тише! – В студию вбежал Том и мгновенно обнял меня, останавливая мои пощечины.
Я попыталась вырваться. Не хотела получить ни грамма сострадания и понимания. Считала, что не заслуживаю ничего из этого.
– У меня не получается! – закричала я, отталкивая его, но он обнял меня сильнее. – Ненавижу себя! Так сильно ненавижу!
Он молча сдерживал мой гнев и желание разорвать себя на кусочки. Я брыкалась до тех пор, пока устало не обмякла в его руках.
– Я так хочу рисовать, Том... – дрожащим от слез голосом сказала я. – Я так сильно хочу рисовать...
Крепкая мужская рука поглаживала мою спину. Тепло, исходящее от него, согревало, пробуждая во мне иные эмоции помимо злости и ненависти. Я подняла голову и заглянула ему в лицо.
– Как я могу помочь тебе, Марлеша? – Искренность его тона растапливала холод внутри меня.
– Не оставляй меня одну, – жалобно попросила я.
– Не буду, – эхом отозвался он.
Но я хотела не только его присутствия.
– Том, – я посмотрела ему в глаза, – дай мне что-нибудь, чтобы унять эту боль... я больше не могу... я не могу, – прошептала я.
Он покачал головой.
– Закрой глаза и прочувствуй, – произнес он, как всегда.
– Слишком много злости...
– Сосредоточься на другом. – Взгляд темных глаз был столь проникновенным, словно ему было больно видеть меня в таком состоянии.
На мгновение мне показалось, что я смогу выпросить нужную мне дозу чего угодно, лишь бы убежать от реальности. Однако воспоминания о том, во что превратилась моя сестра под действием наркотиков, пугали. Я не была уверена, что не превращусь в нее со временем.
– Ты думаешь, я, как Коралина, не смогу вовремя остановиться? – тихо спросила я. – Мы с ней похожи, правда?
– Нет, – качая головой, ответил он. – Я не сравниваю тебя ни с кем.
– Что мне делать, Том?
– Попробуй сосредоточиться на другом, на других эмоциях, – повторил он.
– Ты не позволяешь... – пробормотала я. – Ты всегда отталкиваешь.
Было лишь две эмоции внутри меня. Одинаково сильные и властные. Ненависть к себе. И любовь к нему.
– Чего ты хочешь, Марлена? – Его голос звучал напряженно.
– Нарисовать тебя, – отозвалась я и потянулась к краю его майки. – Я очень долгое время мечтала нарисовать тебя... без этого.
Он не пошевелился, продолжал пристально смотреть на меня.
– Том, пожалуйста, – шепотом попросила я. – Позволь мне потеряться в тебе.
Мольба в моем голосе сработала. Он коротко кивнул, и я не спеша потянула вверх белоснежную майку, оголяя крепкий торс. Я сглотнула, глядя на него.
– Ты совершенен, – на выдохе произнесла я и повела ладонью по твердой груди.
Он был так красив, словно античная статуя молодого греческого божества. Я пробежалась кончиками пальцев по ярко выраженным мышцам живота. Том сжал челюсти, напряжение так и витало в воздухе. Вязкое, наэлектризованное, оно окутало нас.
– Я хочу снять все, – глядя ему в глаза, прошептала я, и мои руки коснулись пряжки ремня.
– Это очень плохая идея, – предостерег он, голос его звучал низко.
Я оставила едва уловимый поцелуй на его татуировке. Мне так сильно эта пика. С его губ сорвалось тихое рычание.
– Все или ничего, – тяжело дыша, сказала я и медленно потянула за ремень, расстегивая его.
Дорогая кожа скользила в руке, пока я ослабляла затяжку. Том смотрел на меня из-под низких темных бровей, словно хищник наблюдал за каждым мимолетным движением.
– Тебе хватит смелости? – прищурив глаза, с вызовом спросил он.
Вместо ответа я села перед ним и потянула вниз черные джинсы с боксерами.
– Ты сомневался? – поинтересовалась я и, глядя на его возбуждение, нахально добавила: – Похоже, тебе все нравится.
– Не играй с огнем, – предупреждающе, глядя на меня прожигающим взглядом, сквозь зубы выплюнул он.
Я подняла руку и медленным движением погладила выпирающую мышцу бедра. Том сделал шумный вдох.
– Знаю-знаю, натурщиков трогать строго запрещено, – видя его реакцию, ехидно
заявила я.
– Ты доиграешься, Марлеша... рисуй уже. Пока я не передумал...
Ни капли не смущаясь, я пожала плечами.
– Облокотись о стенку и не шевелись, – скомандовала я и подошла к мольберту.
Я взяла в руки грифель и с опаской на него посмотрела. Неуверенность и тревога новой волной накрыли меня.
– Вот так? – подал голос Том, привлекая мое внимание.
Я подняла взгляд, и у меня пересохло во рту. Он облокотился о белоснежную стену, его загорелая кожа сверкала на ее фоне. В теле чувствовалась мужская сила.
– Идеально, – прошептала я.
Сколько лет я мечтала об этом моменте! Сколько раз фантазировала...
– Сосредоточься на мне, Марлеша. – Взгляд черных глаз проникал в самую душу. – На мне.
Любовь к нему... страсть и желание. Том был столь красив, что в горле пересохло. Он был прекрасен. Я подняла руку с угольком и сделала первую линию, затем вторую, а после потеряла счет. Его тело захватило меня. Сверкающая, эластичная кожа, перекатывание мужских мышц, дорожка темных волос внизу живота. Я упала в водоворот чувств к нему. Вдохновение волной окатило меня. Я не контролировала процесс. Из меня вытекало прекрасное и... пугающее. Линия за линией, штрих за штрихом. Картинка собиралась воедино. Я изобразила его полностью голым, а у его ног только что убитого оленя с окровавленной шеей и мертвым стеклянным взглядом. Том возвышался над ним, стоя в тени, символизируя собой силу, ужас и смерть.
Бесподобное.
Великолепное.
Чудовище.
Оно смотрело на меня с эскиза, и я не могла поверить, что создала нечто столь невероятное, цепляющее и живое.
Я опустила руки, не имея понятия, сколько прошло времени. Реальность медленно спускалась мне на плечи.
– Закончила, – хрипло произнесла я.
Он коротко кивнул и, подняв с пола джинсы, сразу же надел их.
– У тебя получилось? – не глядя на меня, спросил он.
– Да, – отозвалась я и вдохнула полную грудь воздуха, наслаждаясь собственным спокойствием.
– Отлично. – Не глянув на мою работу, Том направился к двери.
Спустя пять минут хлопнула входная дверь дома, а еще через две из гаража послышался шум двигателя. Он ушел...
Несколько минут я боялась пошевелиться. Мне казалось, что я сплю и все вокруг нереально: позирование Тома, набросок, сделанный моей рукой, – лишь часть фантазии. Вокруг было слишком тихо: помню, я ущипнула себя и зажмурила глаза в ожидании, когда проснусь. Но это был не сон, все произошло на самом деле. Я встала и оглядела студию. В этой крохотной комнате произошло два переломных момента в моей жизни. Первый – моя сестра уничтожила мою душу. Второй – Том позволил мне собрать ее по кусочкам. На полу рядом с местом, куда он сбросил свои вещи, валялись его телефон и бумажник. Экран загорелся, привлекая мое внимание. Я взяла в руки трубку.
«Так ты едешь или как? Или решил поработать нянькой?» – гласило сообщение от Аарона. «В клубе сегодня довольно жарко», – в ту же секунду последовало еще одно оповещение. Я хмуро бросила взгляд на время. 23:57 – самое время идти в клуб и повеселиться... оставив меня при этом одну. Воспоминания о том, как Том резко сорвался с места после того, как я сказала, что закончила, неприятно ужалили. Он словно ждал этого момента, чтобы оказаться как можно дальше от меня. Экран загорелся вновь, показывая входящий звонок от Аарона. Я ответила не подумав:
– Да.
На том конце меня встретило молчание.
– А где Каулитц? – наконец спросил он меня недружелюбным тоном, с нотками недовольства.
– Поехал к тебе, но забыл телефон, – ответила я.
– Бросил тебя и поехал ко мне? – уточнил Аарон, явно повеселев.
– Именно так, – резко отозвалась я.
– Бог ты мой, что ты ему сделала? – издевательски продолжил он.
Я проигнорировала его вопрос и уже хотела положить трубку, как вдруг он сказал:
– Хочешь – приходи, хотя тебе же нет 18 лет...
– Я совершеннолетняя, Аарон.
– Какая, к черту, разница, эта вечеринка все равно не для тебя, – нагло заявил он и сбросил вызов.
Я знала, что самые крутые вечеринки в городе проходят в их клубе «VIP room» на улице Риволи. Люди мечтали попасть туда. По всему Парижу ходили легенды про это место. «Лучшая ночь в моей жизни», – чаще всего именно так описывали его посещение. Многие утверждали, что в вентиляцию в клубе подбрасывают порошок, чтобы гости были счастливы и довольны. Я никогда там не была, но часто листала фотографии. Казалось, я знаю это место, изучила наизусть его роскошный интерьер. Слова Аарона разозлили; я понять не могла, почему он меня так терпеть не может, но слишком устала пытаться анализировать, что движет людьми, искать всем оправдания... Я швырнула телефон на стол и подняла бумажник Каулитца. Наличка... много налички. Не помню, чтобы мой папа носил с собой столько денег. Карты, визитки. Я вышла в коридор и, недолго думая, направилась к выходу из дома. «Эта вечеринка точно не для тебя», – звучало в моей голове, когда я вышла за ворота, вдыхая прохладный ночной воздух. Что ж, посмотрим: я подошла к остановке такси и нажала на кнопку вызова. Проверим, что там за вечеринки.