твоë сердце будет разбито

Глава 26. Тлеет сердце, словно костëр

Я ушла домой – не стала настаивать на том, чтобы остаться. Я безумно хотела узнать, что снилось Диме, что случилось с его мамой, как так вышло, что отец не живет с ним, но понимала, что Дима не готов рассказать о своей боли так же, как и я о своей. Но, рассказывая о своём папе, я дала понять ему – о таком говорить можно. О таком говорить нужно.
Нельзя держать боль в себе целую вечность. Пусть лучше на душе останутся шрамы прошлого, чем однажды её разорвет этой болью.
Этому меня научила школьный психолог, к которой я ходила после гибели папы. На этом настояла моя классная, и, хотя сначала я сопротивлялась, то потом поняла – она была права. Да и школьный психолог оказалась понимающей и доброй. Без неё я бы не справилось, ведь тогда я осталась без поддержки мамы, которая ушла в депрессию.
Из квартиры мы вышли вместе, потому что Дима решил выгулять Лорда. Странно, но теперь он не казался мне страшным псом, который способен загрызть котёнка. Лорд был воспитанной и умной собакой, а это значит, что хозяин хорошо его воспитал.
Воспитал… Интересно, каким бы отцом был Дима? Как бы воспитывал своих детей. Подумав об этом, я тихо прыснула. В это время мы ехали в лифте, и парень сердито на меня взглянул.
– Что? – спросила я, невинно похлопав ресницами, а перед глазами стояла картинка – Барсиков и трое его малолетних детей. Один сидит на шее, второй на руках, а третий висит на ноге и плачет.
– Надо мной смеëшься? – Он обжёг меня взглядом.
– Нет… – хихикнула я.
– Ты видела, – глухо сказал он.
– Что видела? – не поняла я. Его голос был таким напряженным, что вся смешливость моментально испарилась из моей головы.
– Когда я спал. Слëзы. – Эти слова дались Барсу нелегко. Он произнёс их с отвращением – не ко мне, а к себе. Как будто стыдился их.
– Я ничего не видела, – солгала я. – Только слышала, как ты стонал.
– Это потому, что мне снилась ты без одежды, – ухмыльнулся он, натягивая знакомую мне маску дерзкого парня, которому море по колено. Кажется, он успокоился, поняв, что я не заметила слëз.
Почему мальчишки стесняются плакать?
Разве слëзы делают человека слабее?
Слабее делает другое – злость, зависть, ненависть. Но не слëзы. Плакать – значит быть живым, а не слабым.
– А я думала, что кошмар, – подняла я бровь.
– Это и был кошмар, – хмыкнул он и первым вышел из лифта, когда его створки распахнулись. Вот же Дуболомина!
Барс довёл меня до подъезда, и мы остановились под фонарём. Странно, но мне не хотелось прощаться с ним. И казалось, что ему со мной – тоже. Мы просто стояли и таращились друг на друга, пока Лорд не стал негодующе гавкать и тянуть Барса в кусты.
– Нам пора. А ты иди домой. И завтра… Завтра снова приди, – выдал он.
Это не звучало как приказ. Скорее, как просьба.
– Зачем? – усмехнулась я. Думала, что Барс скажет что-нибудь милое, например, что скучает, а он выдал:
– Полы мне вымоешь.
– Че-го? – по слогам произнесла я. Он что, с дерева рухнул?
– И пыль вытрешь. А, ещё окна, – добавил Барс.
– Я тебе, что, служанка? – рассердилась я.
– Ты делаешь всё, что я захочу, если ты забыла, – любезно напомнил он. – А я хочу, чтобы ты убралась в моей квартире.
– У тебя что, рук нет? – фыркнула я. – Сам убирайся!
– У нас договор, малышка.
– Когда ты называешь меня малышкой, мне хочется треснуть тебя по морде.
– А когда ты злишься, мне хочется тебя поцеловать, – вдруг сказал Барс. Кажется, он сам этого не ожидал и торопливо добавил: – Чтобы закрыть тебе рот.
– Ну давай, – дерзко сказала я, задрав подбородок. – Закрой.
Едва я только представила, как он поцелует меня – по-настоящему, крепко и глубоко – как сердце забилось быстрее.
Дима сглотнул – я видела, как дёрнулся его кадык. Но в это время Лорд со всей дури потянул его в сторону – он явно хотел в туалет. А неподалеку от нас остановилась машина отчима. Он же ещё недавно дома был? Куда ездил? Вот засада!
Андрей вышел, поставил авто на сигнализацию и приблизился к нам. Лицо его было спокойно, но я почувствовала исходящее от него раздражение. Он скользнул недобрым взглядом по Барсу, который вдруг подобрался, и Лорд глухо зарычал. Он словно чувствовал напряжение хозяина.
– Тихо, — велел ему Барс, и пёс замолчал, недобро глядя на Андрея.
Отчим ничего не сказал. Он повернулся ко мне и, доставая из портфеля ключи, кинул:
– Ты идëшь домой? Уже почти половина восьмого.
– Да, – ответила я тихо. – Пока, Дима.
Андрей открыл передо мной дверь, пропуская вперед, и я была вынуждена зайти в подъезд.
– Пока, Полина, – услышала я голос Барса, и по спине пробежали мурашки. То, как он произносил моё имя, было непривычно – мягко, с затаенной нежностью и грустью.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Будто бы он действительно был моим парнем.
Дверь захлопнулась, и я с понурым видом пошла к лифту.
– Кто это? – спросил отчим, снова пропуская меня вперёд – будто был моим конвоиром.
– Одноклассник. Тот, который мне помог, когда я упала, – как можно более безразлично ответила я. – Живёт в доме напротив.
– То есть, взять себя в руки и сосредоточиться на учебе ты не можешь, – констатировал он. – Шляешься по мальчикам.
Как же обидно это звучало! Будто я шалава какая-то!
– Да мы просто встретились! – выкрикнула я. – Он же мой одноклассник!
– Не общайся с ним вне школы. Он из маргиналов, – поморщился Андрей. – Впереди или тюрьма, или алкоголь, или наркота. Третьего не дано. Мать пила, и он недалеко уйдёт.
– Но он не такой! – воскликнула я, ненавидя отчима всей душой.
– Ты не слышишь? Я сказал – не общайся с ним. Если не хочешь проблем, разумеется.
– Ты мне их, что ли, устроишь? – вырвалось у меня.
Дурочка, ну зачем?! Зачем я вообще разговариваю с Андреем? Все равно окажусь виноватой.
Он повернулся ко мне, и в его глазах блеснуло раздражение. Кажется, отчим был не в духе, а тут еще я…
Я не сразу поняла, что лифт остановился – Андрей нажал на кнопку «стоп».
– Полина, – вкрадчиво произнёс он, и мне стало не по себе. – Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Такое ощущение, что ты меня не уважаешь. А я, вообще-то, твой отец. Отцов полагается слушать. Ты так не думаешь?
Зачем?.. Зачем он сказал мне эти слова? Меня будто насквозь пронзило током.
Он.
Мне.
Не.
Отец.
И я сказала ему это вслух. Глядя в глаза и сжимая кулаки.
– Ты мне не отец. У тебя свои дети есть. Только ты на них забил. Может быть, ты лучше их воспитывать будешь, чем меня?
Я сказала правду в порыве гнева и тут же пожалела об этом.
Он дал мне пощёчину.
Мои родители никогда не били меня. Никогда.
Я шарахнулась от него в сторону и вжалась в угол кабины, держась ладонью за горящую щеку.
Это было ещё унизительнее, чем получать побои от сверстниц. Потому что я заведомо проигрывала отчиму.
– Не истери, – прошипел Андрей и больно схватил меня за волосы. – Терпеть не могу истерики. И когда говорят о моих детях. Думаешь, я плохой отец? – Он сжал мои волосы так, что я вскрикнула. – Не смей при мне характер показывать. Я забочусь о тебе, дура. Трачу на тебя свои деньги и своё время. И что получаю вместо благодарности? Я тебе не отец, значит? Не уважаешь меня, значит? Идиотом считаешь?
Он силой поднял мою голову и ударил еще раз, только по другой щеке. Бил в полсилы, не наотмашь, но всё равно больно.
– Никогда не разговаривай со мной так, поняла? Отвечай, если спрашиваю!
– Иначе что? – прошептала я с ненавистью. Не знаю, куда исчез страх. Андрею хотелось расцарапать лицо. – Что ты мне сделаешь? Что?
На его каменном лице появилась неприятная улыбочка.
– Я же сказал – отправлю тебя учиться в закрытое учреждение. Чтобы дурь из головы выбили. И запомни – меня следует уважать. Живёшь со мной – всё делаешь так, как я говорю. Поверь, мне тоже приходится тебя терпеть. Я делаю это ради твоей матери. Поняла? Отвечай, если спрашиваю.
– Поняла, – процедила я сквозь зубы.
– Вот и умница.
Он, наконец, отпустил мои волосы и брезгливо оттряхнул ладони друг о друга. Будто какого-то мусора касался, а не меня. Повторно нажал на кнопку «стоп», и лифт тронулся с места.
Мои щëки продолжали гореть, меня трясло от унижения. И больше всего хотелось выскочить из лифта и броситься к маме. Чтобы она защитила меня от Андрея. Чтобы увезла меня домой. И чтобы всё стало как прежде…
Створки лифта распахнулись. На этот раз Андрей вышел первым, но не дал выйти мне.
– Матери скажешь – выкину и тебя, и её на улицу, – совершенно спокойным голосом сказал отчим. – Будешь виновата в том, что её второй брак не сложился.
– А маму-то за что? – вырвалось у меня. Какой же он отвратительный!
– Она встанет на твою сторону. А я слишком сильно её люблю, чтобы видеть, как она меня ненавидит. Жду дома через час, не раньше. Считай, что это твоя награда. Комендантский час по пятницам продлевается.
С этими словами отчим нажал на кнопку первого этажа и направился к двери квартиры. Я не стала выбегать из лифта. Закрыла горящее лицо руками и доехала до первого этажа. Бездумно вышла на улицу и глотнула свежий воздух, пытаясь прийти в себя.
Какого черта, а?
После слов Андрея о том, что он выкинет маму, меня накрыло страхом – будто опутало липкой паутиной. А что, если он действительно так поступит? Что будет с мамой? Она только пришла в себя после гибели папы. Она любит этого урода всем сердцем. И не перенесет расставания, тем более такого жестокого. А если с ней что-нибудь случиться? Тогда виноватой буду я.
А может быть, Андрей мне соврал? Наверняка он пытается манипулировать мной. Наверное, всë-таки стоит вернуться прямо сейчас и рассказать маме?
Я замерла.
Но если она не поверит? Андрей ведь дал мне пощёчину, а не ударил до крови или до синяка. Он наверняка скажет, что ничего такого не делал, а я не смогу доказать свою правоту, ведь в лифте до сих пор не могут установить камеры.
Что же делать?
Так, для начала нужно прийти в себя. Просто прийти в себя, набраться сил, вернуться и сказать маме, что отчим ударил меня, а ещё – угрожал. Так будет правильнее.
Если честно, я искала глазами Барса, но его нигде не было. Наверное, он уже далеко ушёл с Лордом. Но ничего, я и сама справлюсь. Просто нужно прийти в себя.
Я бездумно пошла вперёд, на автомате перешла дорогу, добралась до магазина, купила воды, потому что сушило губы. Решила вернуться, всё так же не зная, как поступить.
Остановилась на светофоре, который сиял красным светом. Рядом стояла светловолосая хрупкая девушка в светло-бежевом тренче. У неё было красивое лицо и большие оленьи глаза, в которых плескалась боль.
Почему-то мне стало жаль её – видимо, у девушки что-то произошло. Она выглядела так, что вот-вот заплачет.
Мимо нас быстро пролетела какая-то дорогая тачка, а следом загорелся зелёный. И девушка первой ступила на дорогу.
Две машины остановились у пешеходного перехода, пропуская нас. Зато откуда ни возьмись появилась третья – гремящая музыкой дорогая заниженная иномарка. Она неслась прямо на девушку с оленьими глазами, а та вместо того, чтобы бежать, вдруг замерла. Стояла и ждала, пока её собьют.
Всё произошло за долю секунды.
За одно короткое дыхание.
За один удар сердца.
Не понимая, что делаю, я подбежала к девушке, схватила её за руку и с силой дёрнула на себя – так, что мы обе упали на асфальт и откатились в сторону.
Там, где девушка только что стояла, пронеслась иномарка, едва ли не высекая искры днищем. Нас оглушило музыкой, что доносилась из её открытых окон. Мы лежали на холодном грязном асфальте и смотрели друг на друга. Только сейчас я почувствовала страх. Я же могла умереть! И она – тоже!
Пытаясь совладать с собой, я встала и протянула девушке руку, а она безжизненно смотрела на меня, и её ресницы дрожали от слëз, стоящих в глазах. Кажется, она была в шоке.
Из остановившихся машин выбежали мужчины – один молодой, другой в возрасте, седовласый и в очках. Их лица были испуганными.
– Девочки, вы как?! Вы в порядке?! – бросились они к нам. Молодой помог подняться девушке, а пожилой стал осматривать меня – оказалось, он врач. Но ни у меня, ни у незнакомки, которую я спасла, серьезных ран не было. Лишь царапины. А ещё – всепоглощающий парализующий страх. Такой всегда появляется, когда мимо проходит смерть.
Я не сразу пришла в себя – понадобилось немного времени, чтобы начать нормально дышать и говорить. А девушка с оленьими глазами стояла рядом и дрожала всем телом, будто от холода.
– Вот черти, гоняют, как ненормальные! На красный едут! Права у таких отбирать надо! – негодующе воскликнул пожилой водитель и погрозил кулаком в воздух.
– Эти уроды в гонки играют, – поморщился молодой. – Видели, сначала «Ауди» мимо пронеслась по левой полосе? На «зеленый» проскочить успела. А эти на «БМВ» с пневмоподвеской отставали. Вот и тормозить не стали. Козлы. В последнее время их всё больше. Говорят, так богатенькие развлекаются. Ставки делают. А кто-то сверху их покрывает.
– В полицию надо заявление написать! – подхватил пожилой. – Пусть наказывают таких!
Мы с девушкой переглянулись – нам обеим не хотелось связываться с полицией. Мы просто хотели убраться отсюда куда-нибудь подальше.
Ещё раз уточнив, всё ли у нас в порядке, мужчины уехали, а мы, с опаской перейдя дорогу, сели на лавочку в небольшом сквере. Девушку всё ещё трясло, и я предложила ей свою воду, чтобы она успокоилась. Мне тоже было страшно, но я взяла себя в руки. Мы не должны расклеиваться. Ведь всё хорошо.
– Меня Полина зовут, – дружелюбно сказала я. – А тебя?
– Саша, – тихо ответила девушка, плотнее запихивая тренч. Он был грязный, как и моя школьная форма, только на ней грязи не было видно.
– Спасибо тебе, Полина. Большое… Ты меня спасла… Если бы не ты… Не знаю, что было бы.
Я лишь улыбнулась.
– Ты точно в порядке? Не ударилась?
– Нет, всё хорошо. А ты? – спросила Саша.
– Пустяки, пара царапин, – отмахнулась я. Этот сентябрь какой-то травматичный для меня. Может быть, сейчас Меркурий ретроградный? Или что-нибудь ещё ретроградное? Например, люди.
Меркурий ретроградный несколько раз в году, а люди – круглый год.
– Я так испугалась, – призналась Саша. – Видела, что машина на меня едет, но ни шагу сделать не могла. Как будто перестала управлять телом. Такая дура.
Она закрыла лицо ладонями – они у неё были красивыми, «музыкальными», как принято говорить. Длинные пальцы с геометрическими кольцами, выпирающие костяшки, миндалевидные ногти, покрытые матовым черным лаком. У меня кисть была другой – тонкой, маленькой, какой-то детской, как мне всегда казалось. На пальцах ни маникюра, ни колец.
– Зачем? – вдруг спросила Саша.
– Что зачем? – не поняла я.
– Зачем ты меня спасла? Это ведь было опасно. Ты сама могла пострадать.
Я не сразу нашла, что ответить.
– Не знаю, папа так учил, – сказала я задумчиво. – Если можешь – помоги.
– Мой папа учил меня иначе, – вдруг усмехнулась Саша. – Твою помощь никто не оценит. Живи для себя, а не для других. Так он всегда говорил раньше, – тихо добавила она.
– А теперь что говорит?
– Ничего не говорит. Он нас бросил. Стал изменять маме и нашёл другую. Мы с братом ему больше не нужны. – В голосе Саши послышались слëзы, и я вздохнула. Каково это, когда тебя бросает живой отец?
Я вспомнила об Андрее, который тоже не уделял внимания детям. Даже родную дочь не пригласил в квартиру!
– Зато у тебя есть брат, – неуверенно улыбнулась я. – Я всегда мечтала о брате, который будет меня защищать.
– Он такой, – вдруг улыбнулась Саша. – Всегда поможет и защитит. Хотя характер у него плохой. Но в глубине души брат хороший человек.
– А у меня никого нет, – вздохнула я. – Так что тебе повезло!
– Может быть…
Мы болтали с ней почти полчаса и попрощались, обменявшись телефонами. Саша вызвала такси – оказалось, живёт она неблизко.
– Спасибо, Полина, – ещё раз поблагодарила меня она. – Ты моя спасительница! Я никогда этого не забуду!
В порыве чувств Саша обняла меня, и мне пришлось обнять её в ответ.
– Может быть, и тебе такси вызвать? Холодно так!
– Нет, спасибо, я живу неподалеку, – ответила я.
– Тогда напиши обязательно, как добралась. Ладно?
– Ладно.
Саша помахала мне на прощание и села в машину, а я пошла в место, которое приходилось называть своим домом.
Произошедшее отвлекло меня от дурных мыслей об Андрее, но теперь они вновь вернулись. Я чувствовала дикую усталость, и чем ближе подходила к дому, тем меньше во мне оставалось решимости рассказывать что-либо маме. Щëки уже не горели – тлело сердце.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но я должна сказать, должна!
На ватных ногах я зашла в квартиру, разулась, сняла грязный пиджак и бесшумно пошла по коридору, который вёл в гостиную. В квартире стояла полутьма – лишь работал телевизор, и его синеватое сияние озаряло комнату. Мама и отчим сидели на диване, ели фрукты и смотрели какой-то смешной фильм. Мама смеялась и вообще выглядела такой счастливой, что я невольно замерла на месте.
Андрей тоже улыбался и казался отличным человеком. Почему-то когда люди улыбаются, они всегда кажутся хорошими.
Они будто меня и не ждали. Будто им хорошо было вдвоём.
Мама не сразу заметила меня, а заметив, встала, включила свет, подошла и обняла.
– Ты сегодня поздно, – весело заметила она.
– Гуляла с друзьями, – зачем-то соврала я.
– Знаю, Андрей сказал, что разрешил тебе задержаться на час, – улыбнулась мама. – Смотри, какую прелесть он мне подарил!
И она коснулась рукой шеи – я заметила в её ушах новые серьги. Золотые, с каким-то камнем, очень красивые.
– Классные, да? – спросила она с восторгом. – Но у него и для тебя кое-что есть!
– Не разбираюсь в украшениях, но продавцы в магазине сказали, что это модно, – с дивана сказал Андрей. Его голос был совершенно нейтральным, словно в лифте ничего не было.
Он взял с журнального столика коробочку и протянул мне. Я застыла, как статуя. Это ещё что?
– Подойди и возьми подарок, – в шутку толкнула меня в бок мама. – Полинкин! Ну давай! Стесняешься, что ли?
Отчим сам встал и подошёл ко мне. Протянул бархатную багровую коробочку, и мне пришлось её взять.
Я открыла её – в ней лежал красивый серебряный браслет. Дорогой, из фирменного магазина.
– Красотища, да? – непонятно чему радовалась мама. – Полинкин, что нужно сказать-то?
– Спасибо, – процедила я сквозь зубы, глядя Андрею в лицо. И подумала – если сейчас я скажу маме, что он ударил меня, она не поверит. Точно не поверит. Чёртов манипулятор!
– Носи с удовольствием, – улыбнулся он.
Пошёл ты к черту, ублюдок. Ты мне этот браслет даришь, чтобы заткнуть.
Но я ничего не сказала. Молча взяла коробочку и ушла в свою комнату, а мама звонко смеялась – она была счастлива. Я читала это по её глазам. Ей казалось, что наша семья вновь стала такой, какой была прежде. Видела ли она в Андрея папу, я не знала. Но точно знала другое – в нём она видит человека, без которого не представляет жизнь.
Я закрылась в своей спальне. Кинула ненавистный подарок на кровать и стояла с выключенным светом, прислонившись спиной к стене, твердя про себя: «Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо». Мне снова хотелось плакать, кричать, бить кулаком по стене, но я не могла этого позволить.
Саша не могла пошевелиться перед несущейся на неё машиной. Оцепенела и просто ждала, когда та собьет её. А я не смогла сказать что-либо отчиму. Застыла и молчала.
Только Сашу спасла я. А кто… кто спасёт меня?
Я сама сделаю это.
Стерев со щеки слезу, я переоделась в домашнюю одежду, и открыла шторы, почему-то точно зная, что Барс сейчас на балконе. Он действительно был там – несмотря на прохладу, стоял обнаженный по пояс.
Увидев меня, он помахал мне рукой, в которой был зажат телефон, словно говоря «посмотри».
Я вытащила мобильник и увидела от него несколько сообщений.
«Новенькая»
«Ты где?»
«Почему не отвечаешь?»
«Обиделась?»
«Мне жаль, что с твоим отцом так случилось. Серьёзно. Я не знал, что ты тоже теряла близкого».
Я грустно улыбнулась и написала:
«Всё в порядке, Барсик».
«Почему ты зовёшь меня Барсиком?»
«Потому что я так хочу».
Мы переписывались пару часов, прежде чем оба уснули. Это была глупая переписка ни о чëм. Мы кидали друг другу смешные картинки и ролики из тик-тока, и болтали об ерунде, стараясь подколоть друг друга. Эта переписка отвлекла меня от всего плохого, что произошло сегодня. Странно, но я начала улыбаться.
Перед сном Дима прислал мне своё фото – сидел на диване, а Обед залез к нему на обнаженное плечо и спал. Фото было безумно милым, и я, не удержавшись, переслала его Диларе, с которой переписывалась параллельно.
«А он горячий парень, да?» – зачем-то приписала я, зная, что подруге будет интересно взглянуть на такое фото с Барсом.
Я не сразу поняла, что ошиблась. Переслала фотографию не Диларе, а самому Барсу. И, конечно же, он в одно мгновение всё прочитал. Я похолодела от ужаса, видя, как он печатает ответ. И залилась краской, когда увидела, как его сообщения появляются одно за другим:
«Да, я, очень горячий».
«Уже влюбилась?»
«Я тебя завожу?»
«Может быть, тебе какие-нибудь особые фото надо сделать? Ты скажи, я не буду стесняться»
И целый табор идиотских хохочущих стикеров следом.
«ИДИОТ!» – напечатала я дрожащими пальцами. Ну надо же так лопухнуться, а?!
«Ты на меня слюни пускаешь, а я идиот, лол. Твоя логика пробила дно».
«Ты же мой парень, я должна создавать видимость, что мы пара», – выкрутилась я, и он поверил. Диларе я его фото всё равно переслала, а она в ответ переслала мне селфи Лëхи – тоже без футболки. Он был дома, лежал на кровати и снимал себя. Кроме лица, были видны широкие, тронутые загаром плечи. Как и у Барса, фигура у него была ничего.
«Классный, да?» – спросила Дилара, и я нажала на «ответить». По крайней мере, мне так показалось, потому что меня отвлекло какое-то левое уведомление.
«Офигенный», – напечатала я и отправила подруге. По крайне мере, мне так показалось. На самом же деле, я отправила сообщение и фото не ей, а Барсу.
Дима прочитал и не отвечал пару минут. А затем записал голосовое:
«Мне уже начинать ревновать? С кем ты там обсуждаешь моего друга? Кстати, бицуха у Лëхи хуже, чем у меня».
Его голос в записи звучал несколько иначе, чем в жизни – был более грубоватым, но при этом имел царапающие хриплые нотки. Красивые.
«Я обсуждаю твоего друга с Диларой, – записала я ответное голосовое. – Ей нравится Лëха. Так что можешь не ревновать. Хотя если очень хочешь – разрешаю».
«Мне твоё разрешение не нужно!»
«Ну конечно, тебе нужна я».
Прежде чем лечь спать, мы ещё немного перекидывались голосовыми сообщениями, стоя у окна – каждый у своего.
Последнее, что Дима мне записал, было:
«Спокойной ночи, Полина».
«Спокойной ночи, Дима», – тихо ответила я, несколько раз переслушав его голос, от которого плавилось сердце.
Уже лёжа в кровати, я поймала себя на мысли, что всё чаще называю его по имени. Привыкаю к этому человеку. Только нужна ли я ему?