Дверь открылась, и Гермиона, сидевшая, прислонившись спиной к каменой стене башни, подняла взгляд. К её удивлению, это был Хвост, а не Слизерин. Он закрыл за собой дверь и повернулся к ней, и Гермиона увидела, что он держал в руке резной серебряный кубок, в котором что-то дымилось.
Страх ледяной рукой сжал её сердце.
— Здравствуй, Гермиона, — услышала она.
— Чего тебе надо?
— Я не понимаю, — ответил он неприятным голосом, — как же такая умная девочка, как ты, не научилась манерам.
— А знаешь, что я не понимаю? Как Сириус и отец Гарри вообще могли когда-то быть с тобой друзьями! Ты омерзителен!
Ей показалось, хоть она и не была уверена, что он дрогнул. В следующий миг, однако, его улыбка стала шире и он сделал ещё пару шагов к ней навстречу. С нарастающим отчаянием она увидела, что вторая рука Хвоста сжимает палочку.
— Мой Хозяин позволил мне причинять тебе боль. Только дай мне повод — я им воспользуюсь.
Гермиона молчала.
— Молчишь теперь, а? — противно вымолвил он. — Горло пересохло? На вот, — он протянул ей кубок, — попей.
Она взглянула на хитроумно вырезанный кубок, в котором голубовато-красная жидкость бурлила, дымилась и пузырилась. У неё был сильный запах, и, в общем-то, запах этот был неплохим, даже довольно приятным — лимон, розы, свежевыпеченный хлеб.
— Я не хочу пить, — отрезала она.
Хвост ухмыльнулся.
— Дело твоё. — Он пожал плечами. — Можешь сама выпить, а можем наложить на тебя Круциатус и пытать, пока ты не перестанешь чувствовать руки и ноги. Потом я тебя всё равно заставлю выпить. Если хочешь быть глупой и храброй, я только за. Я очень хочу попытать тебя.
Гермиона чувствовала, как её сердце неровными, сдавленными ударами бьётся о грудную клетку. Она вспомнила, как Люциус наложил на неё Круциатус тогда, в особняке Малфоев, пытаясь выведать, где Гарри... вспомнила, как желала смерти. Такое обычно не забывается.
Она протянула руку и позволила Хвосту вложить в неё кубок. Подумывалось выплеснуть содержимое на пол, но Хвост пожирал её глазами с выражением, пугающе походившим на голод. Он изнывал от желания причинить ей боль. Она была уверена.
Она поднесла кубок ко рту и сделала глоток.
На вкус как палёный сахар, сладкий и жгучий. Она закашлялась, подняв взгляд на Хвоста, жадно глазевшего на неё, следившего, как она глотает.
Мир вокруг неё покачнулся. Где-то вдалеке Хвост принялся хихикать, но Гермиона едва слышала его. Кружащий голову жужжащий звук заполнил её слух; звучало так, будто тысяча пленённых бабочек пытается вырваться наружу из её головы. Она чувствовала, как зелье прожигает себе путь к её желудку, будто она проглотила пламя или чистый свет; она почти решила, что её кожа сейчас засияет, словно факел. Она чувствовала ужас, но в то же время — странное головокружительное и ослабляющее удовольствие, что было почти хуже.
— Это... — выдохнула она. — Это был яд?..
Хвост хрипло хохотнул.
— Вовсе нет. — Он наклонился вперёд и ловко выхватил кубок из её слабеющих пальцев. — Это зелье, дорогая моя, обычно называется любовным.
Её веки были тяжелы, словно камни, но она раскрыла их и посмотрела на Хвоста со смутно ощутимым ужасом.
— Любовные зелья... они не... настоящие... они... не работают...
— О нет, они существуют и работают. Это было одним из самых древних вариантов. Его использование, конечно, вне закона. Пожизненное в Азкабане. Но, — он пожал плечами, — какая разница.
— Я не могу... — выдохнула Гермиона, и мир вновь качнулся вокруг неё. — Не могу... оставаться... в сознании...
— Точно, — пропел Хвост. — Действие зелья начнётся через пару часов. Когда ты проснёшься, в первого, кого ты увидишь, ты будешь любить с того момента, влюбишься в него отчаянно, бесповоротно и навсегда. Тёмная магия. — Он улыбнулся, обнажив крысиные зубки. — Уникальная вещь. Сладких снов, милая девочка, — добавил он, и Гермиона обмякла, утопая в соломе. — Когда проснёшься, лицо Салазара Слизерина будет первым, что ты увидишь.