Вампиры и оборотни идут по моему следу

1

Все началось с того, что я умерла.
Шла себе по улице, в ушах – вакуумные наушники, во рту скользкая арбузная жвачка, твердая, как камешек, на ногах – новенькие кеды, а за спиной полупустой рюкзак. Рожа радостная, а в душе, будто помойка с набором котов разной степени голосистости и когтей. Злые учителя в школе, очередное избиение великой меня, да еще и придурок один кинул, как первоклассницу. Так что я топала по мокрому асфальту, который почему-то вонял жженой резиной, чихала и радовалась чему-то, задыхаясь во влажном, горячем от солнца осеннем воздухе.
К счастью, долго эта идиллия длиться не стала – что-то оглушительно скрипнуло, я споткнулась, а потом, как в сказке – тело отдельно, душа отдельно, на теле драматичная улыбка и кровь. Много крови, и еще что-то, я долго эту пакость разглядывала. Думала, сплю.
Да, конечно.
Сплю. Под машиной.
Мое тело долго таскали по моргам, потом хоронили, а я порхала следом, пялилась на это и все ждала, когда мама прокричит петушиным криком, чтобы разбудить меня. Но вместо того, чтобы кукарекать, мама стояла у могилки, в черном платочке на поседевших волосах, тихо плакала, и я рядом с ней, в двух экземплярах. Одна в могилке, а вторая – призрак. Ужасно и страшно, мне уже совсем не нравился этот сон.
Я вообще-то ненавижу тематику мрачного гнета и самоубийц, и смерть для меня не кажется тем событием, которое нужно силой тянуть на себя за уши и руки. Вот, честно, когда думаю про самоубийц, представляю себе сцену, которую видела однажды в супермаркете – горланистая полноватая блондинка, окрашенная в каштаново-золотистый загар (как шкурка курицы-гриль) в коротком ультра-розовом топе, с кольцом в пупке и коротких шортиках повисла на шее высокого бледного парня в темно-бордовой футболке и черных джинсах. Повисла на нем, лапы когтистые сцепила у него на шее и орет, как сирена – «ОЙ, ВА-А-А-АНЬ, ЗАБЕРИ МЕНЯ, ВАНЬ, МНЕ ТУТ ПЛОХО, ОЙ ВА-А-АНЬКА-А-А-А!». Ну, парня-то жаль, очень даже. И смерть тоже жалко – виснут у нее на шее всякие эти…
Я бродила за мамой еще какое-то время, уже и не помню, сколько. Даже ревела, было дело. Мама спит одна на широкой кровати в нашей однокомнатной квартирке, седина пробилась, а я рядышком валяюсь и рыдаю, ровно там, где раньше спала. Грустная история, очень грустная.
Однажды, когда я снова развлекала свою бренную душу походами за мамой, меня вдруг дернуло что-то в сторону. Я испугалась, ясно дело – теперь-то меня никто ни коснуться, ни увидеть не может, и ветер сквозь меня дует, а тут что-то дергает. Как будто на крючок насадили и тянут, тянут отсюда. И, главное, вцепиться не во что – я же бестелесная. Ну, я взвыла, а мама так вздрогнула и посмотрела сквозь меня, как будто услышала. Я обрадовалась, закричала громче, а мама смотрит сквозь меня, и глаза у нее грустные-грустные, и слезы в них стоят пеленой. Меня потянуло сильнее, я уже у окна самого пытаюсь стоять, и плачу, и зову маму, а она не слышит.
Меня протащило через несколько домов, улиц, кварталов, вытащило за городскую черту, и я уже решила, что все, теперь будет меня так везде мотать. И вдруг остановилась, все, не тянет меня больше никуда. Я в чаще леса, на крошечном пятачке полупустой земли, вокруг бурелом, темнота, ночь, духота. И тихо, слышно, как шелестит трава, и все, больше ничего. Мне стало страшно – я вообще-то редко когда выезжала из города, а если и выезжала, то обязательно в компании, чтоб кто-то шумел. Даже ночью. Храпом. Мне хватает, я вообще непривередливая и скромная. Могу даже целый день кушать одни бутерброды. Точнее, раньше могла, сейчас могу даже и не есть.
Вот я и стояла посреди этого леса, напуганная, поглупевшая от страха, на гриб похожая, пока на полянку не пришла собака. Милая такая собачка, тонконогая, пушистая, едва мне до середины бедра достает.Я раньше, пока была жива, часто встречала волкодавов, у мамы профессия к этому обязывала, она была ветеринаром, а я рядом сидела, даже на операциях, училась. Иногда даже заменяла маму. Так что собака не показалась мне крупной, наоборот, очень маленькой, на секунду у меня была мысль, что я могу взять эту собаку в ладошки, как чихуахуа.
К счастью, делать этого я не стала, да и не могла. Взгляд у собаки был такой дикий, и столько свободы было в ней, что меня бы разорвало, будь я такой же. До этого момента я наивно полагала, что в любом человеке может поместиться весь мир, а теперь у меня мурашки ползли по спине, столько миров я увидела в глазах лесной псины. По крайней мере, свободы там бы хватило на несколько дюжин таких же планет, как наша и еще парочку. Та прошла мимо меня, даже не заметив, и от сквозняка, поднятого ее тонкими стройными лапами, меня снова потянуло в сторону, за ней. Я покорно поплыла за собакой по воздуху, ведь сопротивляться не умела, да и не хотела.
Бока у собаки были как-то странно округлены, и, присмотревшись, я мысленно решила, что она беременна. Точно так же выглядели собаки и кошки в маминой клинике, и глупо было бы полагать, что дикие собаки чем-то отличаются от них.
А моя собака тем временем добрела до своей норы и заползла туда, затихла. Я попробовала отлететь, но меня будто посадили на поводок, как овчарку. Я нарезала круги вокруг норы, пока внезапно из ниоткуда не возникла девушка.
Красивая, мне она сразу приглянулась – отчетливые скулы, крупные глаза с озорными искорками, аккуратные тонкие губы, которые даже в спокойном состоянии чуть приподнимались вверх, как от улыбки, округлый подбородочек с ямкой. Прямые волосы модно выркашены – у корней темные, а так блондинистые, цвета масла. Острый длинноватый носик, не кнопка и не картошка, самый прекрасный тонкий нос! И очень тонкие запястья. Завидую тем, у кого запястья тоненькие, помещаются в кольцо из пальцев, потому что у меня они категорически не вмещаются даже в лапу нашего громилы Егорика. Эх, как он там, бедненький, без моих-то конспектов?
Я откровенно уставилась на девушку, потому что красивых людей люблю и готова даже прощать им их скверный характер. Она тоже на меня смотрела, но далеко не так восторженно, как я сама на нее. Я сконфузилась и отвела взгляд. А потом меня вдруг как треснуло: она меня увидела! Я снова на нее уставилась, глаза пошире распахнула.
- Ты меня видишь? – сразу ввернула я.
- Вижу. И слышу. И ты меня тоже? – спросила она. Я тут же растаяла – тембр ее голоса напомнил мне голос моей любимой блоггерши, и улыбка у девушки стала явной. Млею я с приятных людей, хоть что вы со мной делайте!
- Еще как! Ты хорошая, - я округлила глаза, - а ты умерла?
- Да. Меня столкнули с крыши, - девушка дернула плечиком и снова изогнула губы в улыбке, - нормальный диалог нормальных людей, правда?
- Самый нормальный, - заверила я ее, с трудом удерживая писк восторга. Мой живой идеал, моя мечта-подруга! – а меня сбила машина.
- Ужас какой! – ахнула девушка, и мне сразу же стало так стыдно, что я почти упала духом.
- У тебя тоже смерть не самая приятная, - проблеяла я, - а кто хоть?
- Я не знаю. Не видела, - пожал плечами мой идеал. Мне стало совсем неловко.
- А как тебя зовут?
- Ирина. Афанасьева Ирка.
- Меня… э… - я смешалась. Как же меня зовут-то? Ужас ледяной змейкой прополз у меня по вискам, обвил шею и щекотнул локти.
- Не помнишь? – обеспокоенно спросила меня Ира. Я замотала головой, прижав ладони к голове.- Я вспомню. Попозже.
- Завтра-завтра, не сегодня, так лентяи говорят, - веселый мальчишечий голос прозвучал неожиданно, так что я вздрогнула и шарахнулась к норе. Наверное, я это зря. Меня снова подхватил невидимый поток, затягивая в нору. Там, кроме волчицы, возились крошечные комочки, это единственное, что мне удалось увидеть перед абсолютной чернотой, которая, на мою радость, продлилась всего пару секунд.
- Ну, тише, тише, маленькая, все хорошо, я тебя не буду обижать, - мягкий бархатистый голос звучал не то чтобы близко, но и не на другом конце комнаты. Большой, очень светлой комнаты, похожей на мамину операционную. Пришлось ненадолго зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Мальчишка с очень светлыми волосами, даже светлее, чем у блондинки-Иры, выглядывал из-за перевернутого стола, обращенного столешницей ко мне.- Меня впервые обещают не обидеть, - вяло хихикнула я.
- Ты уже понимаешь, что я говорю? – в голосе беловолосого мальчишки звучал такой искренний восторг, что я снова захихикала. А потом вдруг резко перестала смеяться, рывком села и уставилась на него:
- Ты кто?
- Я Костя, - он широко улыбнулся и поднялся из-за своей импровизированной баррикады. Высокий, худой мальчишка оказался, парень даже, точно старше меня, значит, лет восемнадцать-двадцать. В самых обычных джинсах, в самой обычной серой футболке с непонятным крупным рисунком на груди. Он быстро перемахнул через стол, и от резкого движения у меня вдруг потемнело перед глазами, я сжалась и тихо заурчала, как злой кот. Глупые люди думают, что коты урчат только когда им приятно, а настоящие кошатники знают, что коты могут и рычать, как собаки.
- Тихо-тихо. Все хорошо, маленькая, - снова замурлыкал блондин своим неземным бархатным голоском. И, что странно, мне стало спокойнее. Я слегка расслабилась, перевернулась с бока на живот, но от пола отрываться не спешила. Очень уж удобно у меня были уперты ноги, можно было сделать в случае чего прыжок.
- Не надо злиться, маленькая, я не сделаю ничего плохого, - повторял он, как заведенный и осторожными, медленными шагами приближался ко мне, почти крался по полу. Я за ним следила с таким азартом, будто бы от этого зависела моя жизнь. Впрочем, может и зависела.
- Вот, хорошо, отлично, ты умница, - Костя положил свою широкую ладонь мне на макушку с той осторожностью, с которой переносят бабушкин хрусталь на огромном тяжелом подносе. У меня снова потемнело перед глазами, запылали щеки, и голова потяжелела от прихлынувшей крови. Я была зла, невероятно зла и напугана, но даже сквозь кипяток кровавой пелены перед глазами слышала крики и чей-то топот, а потом вдруг снова увидела ту же белую комнату, перевернутый стол, на столешнице которого появились крупные царапины и дырки. Сейчас мне было стыдно, стыдно и страшно перед огромным волком пепельно-серого цвета. Его хищные желтые глаза буквально прижали меня к полу, и из мой груди вырвалось жалобный скулеж забитого щенка. Я поджала под себя и руки и ноги, втиснулась в пол и с мольбой смотрела на волка снизу вверх, дрожа от ужаса.
- Константин, твоя очередь, - неразборчиво прорычал волк в сторону стола. Из-за него вынырнул беловолосый мальчишка, плавно проскользнул по полу ко мне, снова осторожно водрузил свою ладонь на мой лоб и осторожно провел ею по направлению к затылку. Я боднула его руку головой, и резко села на полу, уперев ладони в холодный пол. На мгновение мне померещились тонкие лапы вместо ладошек, однако видение сгинуло, едва я попыталась сфокусировать взгляд.
- Отлично, - глухой бас зарокотал в груди огромного матерого волчары, - проведешь ее в комнату и спускайся в мастерскую. Есть разговор.
- Накинь, - Костя требовательно пихал мне огромный ворох очень мягкой шоколадной ткани. Я с трудом взяла это в руки – они дрожали и были слабыми, как лапки птички. Растерянно уперев непонимающий взгляд в ткань, я зависла. Совсем. Я никак не могла взять в толк, откуда этот волк, куда делся лес и Ирка, что за Костя со мной возится и почему я, леший их всех побери, материальна?!
- Давай помогу, - беловолосый незнакомец по имени Костя перехватил непонятную одежду, перевернул ее и развернул, получилась толстовка, - подними руки вверх.
Я послушно вскинула руки вверх, тугие рукава тесной футболки впились в плечи. Нежная мягкая ткань приятным теплом обволокла меня, как теплое одеяло после мороза. Изо рта сами по себе прозвучали слова благодарности.