Утром мы с Шэйном поссорились. Крепко так. Громко. А главное — на ровном месте. Но это я СЕЙЧАС понимаю, а тогда, стоя на кухне в воинственной позе, находила такие доводы, что сейчас даже стыдно немного.
Уже вечер. Небо приобретает тёмный оттенок, людей на улице всё меньше. Закончив обработку текста нового романа Верити, я отправила готовый вариант Джеку (со дня свадьбы я работаю на дому, и в редакции появляюсь раз десять в месяц). Издательство не хотело терять сотрудника в моём лице, поэтому пошло на уступки. А я с самого начала знала, что корейские родственнички попортят мне кровушку по поводу того, что достойная невестка работать не должна — она находится дома и ведёт хозяйство. Ага, и сжигает фотографии бывших возлюбленных своих мужей, конечно. Я и не знала, что такая злопамятная.
Я подошла к окну и посмотрела на улицу. В доме так непривычно тихо. После школы Шэйн заберёт десятилетнего Майка и семилетних двойняшек Мисти и Сару и отвезёт их к бабушкам и дедушкам (они захотели поехать на все выходные на пикник с внуками). Конечно, с ними отправится и Ник — сын Уолта. За своего племянника я, как говорится, глотку перегрызу, но мне не очень нравится этот мальчик (он взял характер Ганриэтты, при чём тот самый — из периода её беременности). Не знаю, может Шэйн меня просто разбаловал, но Ник ни по каким рамкам не вписывался в моё представление идеального мужчины.
Не проходит и дня, что бы Карэн мне не позвонила. Вот и сейчас звук входящего звонка в Skype разрушил тишину. Я заправила волосы, выбившиеся из хвоста, за уши и приняла вызов.
На экране появилась белокурая красивая девушка. Сколько ей лет? Девятнадцать, кажется. Да, скоро двадцать будет! Но улыбается она мне, как и десять лет назад — искренней, наивной, детской улыбкой. К слову сказать, так она улыбается далеко не каждому.
— Привет!
— Привет, — улыбнулась я, — как дела?
— Нормально! — весело отозвалась Карэн. — Вот только что своих племяшей отвезла к родителям.
— Ты отвезла? — удивилась я.
— Ага. Шэйн позвонил и попросил. Он был такой злю-ю-ющий, — понизила голос девушка. — Вы поссорились, что ли?
— С чего ты взяла?
— А он злится только, когда с тобой погрызётся. К остальному относится так, словно ему наплевать.
— Да уж. И за что мне такая исключительность? — усмехнулась я.
— За любовь, — тяжело вздохнула Карэн. — Меня вот, сегодня родители пилили за Питера. А что такого? Я уже выросла, и не могу в Кенов играть. Меня настоящие мальчики привлекают!
— А сколько твоему Питеру?
— Двадцать шесть, — улыбнулась Карэн. — Он просто суперский! Слушай, а вы с братом разводиться не будете? Больно мрачный он был. Раз уж даже в школу в таком состоянии решил не ехать, то...
— Что, хочешь от меня избавиться поскорее? — с сарказмом спросила я, шутливо прищурившись.
— Та! Ты что! Это я раньше об этом не задумывалась — малая была, а сейчас понимаю, что ты — лучшее, что случилось с нашей семьёй.
Приятно было слышать это, но я слушала её вполуха, думая о том, что произойдёт, когда Шэйн вернётся домой. Злой, мрачный... Я не боюсь своего мужа — я боюсь, что мы снова поссоримся.
— Ты бы видела, как учительницы пялятся на Шэйна! Уууу! — негодующе пробурчала Карэн. — Но я сегодня показала им фотку. Ту самую, — девушка мне заговорщически подмигнула.
Я шумно выдохнула, прикрыв глаза рукой в жесте «мне за тебя совестно». Карэн рассмеялась.
«Та самая фотография» — это мой стыд и смущение. Я не знаю, как самой младшей из Эданов удалось заснять ТАКОЙ кадр, но то, что она его часто суёт всем и каждому — это факт (и неважно родственникам или вот таким вот «липучкам»). Учителя, блин. Чему они детей научат? Отбивать мужей?
Вообще, ничего постыдного на снимке нет, но мои вечные спутницы — застенчивость и нежелание распространяться о своей личной жизни — делают своё дело. Каждый раз, видя снимок, я начинаю краснеть и неловко отворачиваюсь. Когда-то Шэйн, увидев мою реакцию (он стоял рядом и тоже смотрел на картинку, но, в отличие от меня, широко улыбался), обнял и с вопросом «что такое?» прилюдно поцеловал, да так, что ноги подкосились. И в итоге мне стало совсем неловко. Козёл.
— Опять стесняешься! Смотри-смотри! — Карэн выставила на экран фотографию. Я закатила глаза.
Снимок был сделан на вечеринке по поводу двадцатипятилетия Эмилии. Сама девушка была занята приёмом гостей и выпивкой (а-ля «я уже взрослая, имею право»), бедный Брендон, с которым она встречалась, выпил даже меньше неё, потому что следил, чтобы Эм не грохнулась где-нибудь. Так что фотокамеру официально вручили Карэн с напутствием сделать как можно больше снимков. Конечно, ответственный и ОЧЕНЬ любопытный подросток выполнял поручение качественно. Даже чересчур.
Дети побежали на импровизированный танцпол. Пока они «отжигали», путаясь под ногами у взрослых, я решила поесть.
Вот сижу я такая на длинной лавочке за длинным столом (отмечали в загородном доме моих родителей), на небе — звёздочки сияют, на деревьях — фонарики блестят, музыка в метрах десяти играет (так что до меня доходит приглушённо), романтика! И тут пришёл мой муж.
Я подавилась (да, есть вещи, которые никогда не меняются). Шэйн улыбнулся, наблюдая за моими муками.
— Изверг, — просипела, откашлявшись.
— Кушаем? — как ни в чём не бывало, спросил он.
— Это я кушаю, а ты — голодай!
— Почему?
— Потому что в целях экономии хотя бы один из нас должен голодать, — буркнула что первое в голову пришло и проглотила ложку какой-то вкусной кремообразной белой штуки. Надо будет название спросить.
— А почему именно я? — продолжил Шэйн спокойным голосом. А в глазах ТАКИЕ чертики пляшут! Вот гадёныш.
— Потому что мне худеть нельзя.
— Почему?
— Да что ты заладил со своими «почему»?! Потому что Я так сказала! — не выдержала я, нахмурившись.
Так устала за день. Набегалась. А тут ещё и этот...
— Врач сказал, чтобы ты ела оливки, — неожиданно напомнил муж. Я сделала вид, что не заметила эту фразу и продолжила наблюдать за танцующими, но не тут-то было. — Почему не ешь оливки?
Я вздохнула. Конечно, я помню, что мне в лечебных целях посоветовали есть оливки, апельсины и крыжовник. Но вот с первым проблема.
— Я не люблю оливки. Они не вкусные и противные.
— Ты, как ребёнок, — усмехнулся Шэйн.
Я посмотрела на него. Он потянулся к фарфоровой вазочке и закинул в рот оливку, очищенную от косточки. Как это у него получается? Я, например, терпеть их не могу. Отвернувшись от него, я стала тыкать ложечку в кремообразную массу. Чувствую себя какой-то ущербной. Обидно. Настроение поддерживалось на средней отметке, несмотря на то, что постоянно норовило скатиться вниз. Я начала бурчать себе под нос.
— Ну и подумаешь... Ну и наплевать... Кому они нужны, эти оливки... Подумаешь... Лучше танцевать пойду...
Мою шею словно обожгло: она была холодной, а рука Шэйна — горячей. От неожиданности я открыла рот, и он воспользовался этим, накрывая мои губы своими (и да, в этот момент Карэн нас сфоткала). За то, что муж сделал в следующий момент, я до сих пор грожусь убить его! Он протолкнул оливку мне в рот! Сказать честно, это была самая вкусная оливка в моей жизни... Но, конечно же, я громко возмутилась, оттолкнула парня и осуждающе на него посмотрела. А что сделал он?! У-лыб-нул-ся! Подлец. Я даже наорать на него как следует не смогла. Зло уставившись на своё кушанье, я набрала побольше белой субстанции и проглотила её. Я почувствовала осторожный толчок и повернула голову.
— А меня покормить? — а вот ни фига! Ни разу, понял?!
Я стервозно хмыкнула, стараясь не обращать внимания на эти красивые ласковые глазки, и отвернулась.
— Ну, Эшли...
Шэйн шутливо стукнулся лбом о моё плечо. Я закатила глаза: что за детский сад? Скептично изогнув бровь, я искоса посмотрела на него и смилостивилась (по крайней мере, я предпочитаю именно эту трактовку, потому что вариант «я не могла сопротивляться этим глазам» меня не устраивает). Я набрала полную ложку и протянула ему. Шэйн взял ложку в рот, опасливо глядя на меня и едва сдерживая самодовольную ухмылку (и...ещё один кадр!).
Третий и заключительный снимок исподтишка с нашим участием Карэн сделала минут через тридцать. Уже совсем потемнело, даже луна за тучами скрылась. Но торжество, естественно, продолжалось! Мы же все кролики-энерджайзеры, чтоб их! Ладно, кролики ни при чём, просто я очень устала. Дети ушли спать, а мы продолжали сидеть за столом. Вдвоём. Ну, как сидеть... Я-то сидела, а вот Шэйн в какой-то момент уткнулся носом мне в шею, а потом и вовсе зарылся лицом в распущенные волосы. Да-да-да, именно в тот момент, когда он начал ЭТО делать, Карэн нас подловила. Отпечаталось всё. И моё удивлённое лицо, глядящее на Шэйна, и парень, обнимающий меня. Ну и, конечно, как потом сказала Эмили — «эротичная атмосфера». Именно это фото стало впоследствии «тем самым», и по сей день заставляло меня краснеть.
Но мне, наверное, ещё повезло. Ведь Карэн снимала не только нас. Ей удалось сфотографировать Маэри и Майка, который, лёжа на краю постели (его притащили в комнату в очень пьяном состоянии), самым что ни на есть собственническим жестом опрокидывает жену на себя. А следующий снимок, последовавший незамедлительно, вообще можно назвать самым компрометирующим за весь вечер. Помнится, Маэри была в шоке, увидев это.
— Ты знаешь, — отвлекла меня от воспоминаний Карэн. — Если мне скажут, что возьмут репортёром, если дам им компромат на брата, я, пожалуй, воспользуюсь этим фото.
— Карэн!
— Да ладно-ладно, шучу, — рассмеялась девушка. — В конце концов, журналист — это благородная профессия, так что попасть в неё необходимо только нормальными способами.
Я облегчённо вздохнула. От неё можно ожидать чего угодно. Было легче, когда она была маленькой.
— Ой, ну ладно, Эшли. Тут Питер идёт, — засуетилась Карэн. — Пока-пока! И...это... Помирись с братом. А то на нём лица нет.
Изображение исчезло. А чего, собственно, я должна мириться? Он тоже много всего наговорил! Неожиданно вспыхнувшее негодование заполнило меня всю. Шэйн тот ещё фрукт! Он мужик — пусть и мирится первый!
Я — сторонник выражения: «Как бы вы с мужем не ссорились — дома его всегда должен ждать ужин.» Поэтому ужин был готов, и в шесть часов уже стоял на плите. Моим планам по пафосному примирению не суждено было сбыться. Во-первых, я заснула, а, во-вторых, проснулась из-за дождя. Холодные капли стучали по стеклу, оставляя мокрые дорожки. Я встала с постели и подошла к окну, обнимая себя руками. Мне казалось, что на улице сейчас очень холодно. А мой муж, судя по часам, вернётся только через двадцать минут! Бедненький, намокнет. Может, к тому моменту как он вылезет из машины, дождь прекратится?
Но не тут-то было. В скором времени дождь превратился в ливень. Стена из сплошных струй воды не давала возможности увидеть даже двор, поэтому я заранее открыла входную дверь, после чего вернулась к окну.
Интересно, как там детвора? Погода не испортила им отдых? Можно позвонить, конечно, но что-то не хочется. Юное поколение и так возмущается, что мы слишком их опекаем. Чушь какая.
А ливень всё не прекращался. Я поставила ужин на разогрев (блюдо было тёплым), и в этот момент входная дверь закрылась с характерным стуком.
Я вышла в коридор и, подойдя к Шэйну, прикрыла рот рукой (даже не знаю, как он отреагирует на эту улыбку, ведь смеюсь я над ним!).
— Что ж ты такой мокрый, солнышко моё? — не сдержалась я.
Верх рубашки был тёмным от влаги, а волосы вообще можно выжимать. Боже, нельзя быть таким милым! Нет, нельзя быть такой влюблённой. Шэйн посмотрел на меня, и так мы стояли несколько секунд: я — улыбаясь глупой радостной улыбкой, в серых носках, лосинах, футболке и кардигане, с заколотыми волосами; он — заинтересованно вглядываясь в мои глаза, в тёмных брюках, мокрой рубашке и туфлях. Чувствую себя лилипутом и дело не только в том, что парень выше меня на голову. Странное чувство, так зависеть от него: от одного взгляда, мимолётного жеста, брошенного невзначай слова... Так странно, но уже привычно. Мы вместе так долго, что я своей жизни без него представить не могу. А он?
Шэйн поднял руки и резко притянул меня к себе. Так неожиданно, что я, вместо того, чтобы сделать несколько шагов, преодолевая расстояние между нами, просто рухнула в его объятия. Одна рука прижала мою голову к тёплой груди, а вторая — обхватила талию. Я не могла пошевелиться. Теперь я точно лилипут. Шэйн поставил подбородок на мою макушку, а я затаила дыхание. Чего это он?
— Я скучал.
Я вздохнула. А как я-то скучала!
— Эшли, — тихо сказал он, уткнувшись в мои волосы и глубоко вздыхая, — запомни одну вещь: сколько бы мы не ссорились, как бы сильно не ругались, я всегда знаю, что вернусь к тебе, и ты будешь меня ждать. Я тебя нашёл и больше не отпущу.
Капелька скатилась с его волос и упала на мою шею.
— Мокро, — приглушённо выдохнула я, сильнее вжимаясь в его рубашку, чтобы спрятать пылающее лицо на мужской груди.
