— Говори, — пробормотала я, держась за его рубашку.
— Что? — сдавленно спросил он. Чувствует, что легко не отделается.
— Лёгкая смерть или в муках, сволочь? — прошипела я очень тихо, чтобы слышал только Шэйн.
Нет, я ему очень благодарна, но дело в том, что...
— Меня совсем не видно! — возмутилась Карэн, глядя на снимок, «вылезший» из камеры.
Конечно, не видно! За моей-то тушей.
— Прости, Эшли, — расстроенно шепнула мне Ганриэтта. — Если бы не я...
— Всё нормально, — вздохнула я, доедая пятый судок с мороженым за десять минут (мой личный рекорд). Это всё нервы.
Но Ганриэтта понимала, что не «всё нормально», оглядываясь на надутого Шэйна, который оставил свои тщетные попытки прикрыть шею. Поэтому сейчас я могла с гордостью лицезреть по пять кровавых порезов с каждой стороны, оставленные моими ногтями. Теперь, думаю, он лично отведёт меня в салон на маникюр, чтобы избавиться от этих когтей.
— М-да, не очень хорошо получилось, — вздохнула Эмили. — Предлагаю повторить!
Я с радостью поддержала эту идею. А позорное фото я потом сожгу в тринадцатую пятницу.
Все встали обратно. На этот раз Шэйн не пытался встать поближе ко мне. Обиделся? Не-а. Просто пытается пробудить мою совесть. Фиг тебе! Она ради таких, как ты, даже голову от подушки не оторвёт! Второе фото вышло удачным, и Эмили пообещала сделать такое каждому из нас.
— Я хочу только с Эшли! — Карэн подняла руки вверх, обращая всеобщее внимание на себя.
— Ну, давай, — согласилась Эм, присаживаясь в своё кресло за столом и наводя камеру.
Я присела на корточки, Карэн обняла меня за шею, я — её за талию, и Эмили нас сфотографировала. Вот этот снимок мне нравится! Такой милый получился.
— А теперь десерт! — провозгласила мама.
Карэн принесла чистые тарелки, а я налила всем чая/кофе. Для каждого разные: Эмили — фруктовый, Маэри — чисто чёрный, Майку — исключительно чёрный кофе, Шэйну — латте, папе — чёрный чай с бергамотом и двумя ложками сахара, маме — зелёный с лимоном, Уолту — чёрный с молоком и ложкой сахара, Ганриэтте — зелёный чай (как сказал вездесущий жених, это полезно для ребёнка), Карэн — сок, ну, а мне, естественно — какао по моему личному способу приготовления и MacCoffee. Красиво жить не запретишь, особенно, когда у тебя теперь две большие кружки. Хихихи.
Я с восхищением и трепетом смотрела на них, дымящихся двумя самыми любимыми моими напитками, с детской улыбкой и невероятной радостью в глазах. Я понимаю, что выгляжу, как ребёнок, но, господи, это же пикачу! Смотреть на него спокойно просто невозможно! То ли от моего вида, то ли от того, что мама принесла помимо шоколадного пирога ещё и маффины, взгляд Шэйна потеплел, и он время от времени поглядывал на меня. А я, а что я? Я наслаждалась восхитительным вкусом и блаженно прикрывала глаза, когда пила. Всё-таки, это имеет значение — из какой чашки ты пьёшь. Я с наслаждением облизала пенку с губ, случайно встретившись взглядом с парнем. Мне сразу же стало неловко, и я показала ему язык. Шэйн ел в этот момент маффин и подавился, борясь со смехом. Чего так удивляешься? Сам же сказал, моя наглость не имеет границ.
— Мам, ты же не любишь маффины, — озвучил Уолт то, что крутилось у меня в голове.
— Да, — улыбнулась женщина. — Но вы же все их обожаете.
— А, то есть пользуйтесь моментом, дорогие детишки, больше такого может и не быть? — усмехнулась я.
По столу прошёл смех, а Карэн, которая, естественно, сидит рядом со мной, вдруг спросила:
— А почему брат говорит, что выкинет твоего мишку?
Я подавилась пирогом, вспоминая о том, что рядом с Эданами мне никогда не поесть спокойно. Все заинтересованно посмотрели на нас.
— Какого мишку? — сипло спросила я, откашливаясь.
— Того, которого я тебе подарила.
Я повернула голову, уставившись на парня испепеляющим взглядом.
— Шэйн?!.
— Что? — спокойно спросил он, но глаза нервно бегали.
— У тебя есть минута, чтобы всё объяснить, — зловеще сказала я.
— Что объяснить? — невинным голосом спросил он.
— В глаза смотреть! — я стукнула по столу.
— Этот твой косолапый доводит меня до бешенства! — вот, ей-богу, честно не понимаю, с каким чувством Шэйн это говорил, но глаза блестели, как у хищника, который не хочет делить добычу с другими. — Мне не нравится, что ты так носишься с этой плюшевой игрушкой, даже сейчас с собой притащила в сумке!
— Ты лазил в моей сумке?!
— Он выглядывает оттуда.
— Мишка — мой талисман! Мне с ним всегда везёт! Хоть сегодня в очереди! И он, в отличие от тебя, абсолютно безобидное милое создание.
У парня задёргалась бровь. Он бросил салфетку на стол.
— Что ж, посмотрим, как милейшее создание, — он перекривлял меня, — летает.
Я широко распахнула глаза. Он очень зол. Слишком зол.
— Что ты собираешься делать?
Но парень проигнорировал меня, выходя из зала. Я подскочила, решительно шагая за ним.
— Шэйн Эдан, — строго сказала я, — если ты тронешь это беззащитное существо...
Он всё также меня игнорировал. Все его движения стали резкими, как всегда, когда он в ярости: резко подошёл к сумке, висящей на крючке в прихожей, резко вытащил игрушку, резко вошёл на кухню.
— Что ты делаешь?! — воскликнула я.
Он посмотрел на меня, высовывая руку в открытое окно. Что-то мне это напоминает.
— Да разве настоящие мужчины так поступают?! Отбирают что-то дорогое для девушки и избавляются от этого у неё на глазах?! — я провела руками по лицу, пытаясь успокоиться. — Вы с матерью два сапога пара! Одна читает мне правила по уничтожению соперниц своего парня и бросает фотографию в огонь, откуда я её вытаскиваю, чудом невредимой; а второй забирает моего мишку и хочет выкинуть его в окно с пятого этажа! — я скрестила руки, напряженно глядя на него. — Но учти, если ты это сделаешь, я побегу за ним вниз, как некогда бросилась в огонь за снимком. И не веди себя, как ребёнок, который только так и может решать свои проблемы! — я указала руками на окно. — Если что-то не так, поговори со мной нормально, а не доводи до нервного срыва своими выходками! — я громко втянула воздух.
Шэйн хмыкнул, медленно убирая руку от окна, и небрежно бросил игрушку на стол.
— Я уже говорил, что каждый раз, когда мы ссоримся, я чувствую себя дерьмом? — он вздохнул и сунул руки в карманы, внимательно глядя на меня. — Но, ты права, проблема есть.
Я напряглась, сжимая пальцы.
— Ты неуравновешенный, да?
— С некоторых пор, — согласился он.
— Так иди и бей боксёрские груши, а не на мне срывайся!
— Я уже три груши испортил, — продолжая прожигать во мне дыру, ответил Шэйн.
— М-м-м... — я озадаченно смотрела на него. — Может к психиатру?
— Нет, не поможет, это не пройдёт, — на полном серьёзе. Что с ним? Я уже беспокоиться начинаю.
— А почему ты мне об этом...
— Может, всё-таки выйдешь за меня?
Неожиданно. Чего это он?
— Почему ты...
— Понимаешь, я думаю, если источник проблемы будет рядом, то я стану поспокойнее.
Он подошёл ближе, останавливаясь в шаге от меня.
— Я?! — мои брови взметнулись вверх, я тыкнула себя пальцем в грудь.
Или я чего-то не догоняю, или паренёк действительно того...
Он кивнул, устало вздыхая.
— Ты совсем не понимаешь?
Я помотала головой.
— Тем не менее, ты не ответила на вопрос о свадьбе.
— Я правда не понимаю...
— Ну, по крайней мере, ты не сказала «нет», — он облегчённо улыбнулся.
Я впала в ступор. Да, что такое?!
— Объясни человеческим языком! — потребовала я.
Он усмехнулся и наклонился к моему уху. Я услышала те слова, которых боялась всю жизнь, или может ждала?
— Сарангхэ.
В корейском языке есть несколько форм признания в любви. Сарангхэ — самое, грубо говоря, твёрдое; типа люблю-не могу, жениться-рожать! М-да, более «по-человечески» он объяснить не смог бы.
