Когда Юнги понимает, что протёк, он готов вскрыть себе вены тут же, потому что это самое хуёвое, что могло случиться с ним. Когда Юнги скручивает спазм, он мысленно молится, чтобы никто не почувствовал, как во все стороны разит корицей.
Быть омегой — ужасно. Парень тысячу раз за свою короткую жизнь пожалел о том, что кто-то сверху решил над ним поиздеваться, сделал чёртовым слабым омегой с милой мордашкой, чтобы альфы точно учуяли. Кто-то сверху решил, что он будет неплохо пахнуть корицей, чтоб этот запах через все стены пробивался и собирал жаждущих толкнуть свой член в чьё-то тело.
У Юнги паника. Он быстро идёт домой, проклинает цикл, который сбивается постоянно, проклинает блокаторы, которые снова не действуют, проклинает себя и длинную дорогу до дома. Омега чувствует, что за ним уже идут.
Чувствует и молится.
Потому что быть выебанным в подворотне всё равно что умереть. Только хуже.
Юнги почти бежит, но спазмы заставляют замирать, жмурится, прижимать руки к животу и скулить, прикусив губы. Его организм требует альфу, его сознание требует бежать, закрыться дома и быть в безопасности. Его сознание кричит и мечется во все стороны, потому что чьи-то шаги, кажется, со всех сторон.
Страх, он противный, забивается в глотку, чтобы не дать закричать в нужный момент. Он сковывает мышцы цепями, даёт пять организму, который поддаётся.
Спазм. Омега просто оседает на землю, упираясь руками.
— Какой хороший мальчик, — преследователь подаёт голос. Юнги не хватает сил, чтобы обернуться, но это делают за него — разворачивают, хватая за плечо и толкают к стене. Альфа, альфы, их двое, стоят напротив и грязно ухмыляются, прикрывая порой глаза и втягивая носом воздух. От каждого их вдоха бугор на ширинке увеличивается, а вместе с ним - паника омеги, пока он пытается отползти.
— Не надо, пожалуйста, — Юнги молит, мотает головой из стороны в сторону и отчаянно пытается натянуть кофты ниже, скулит тихо, потому что грёбанная омежья сущность требует члена. Потому что с сущностью в схватку вступает разум и требует бежать. Требует, умоляет, просит. Юнги, альф, кого угодно.
— Отпустите, пожалуйста.
Не отпустят. Это по сверкающим глазам видно и рукам, которые к омеге тянутся, хватают за ноги и тянут на себя. Парни смеются, они не реагируют на попытки Юнги отбиться, только сильнее сжимают его запястья, держат, тянут, лапают под одеждой. В них говорят звери, эти звери не поддаются уговорам и не дрессируются. Зверям нужна кровь, желание и сцепка, вцепиться зубами в плечо, спрятанное под кофтой плачущего и пытающегося кричать парня, извивающегося змеёй.
Юнги брыкается, а ему наступают на лодыжку. Он пытается царапаться, ищет руками что-нибудь, чем ударить, но ему заламывают руки, когда резко переворачивают на живот и ставят на колени.
Воздух холодит кожу ног, когда стягивают пропитанные смазкой джинсы. В Юнги всё сжимается, когда чужие руки лапают его ягодицы.
— Эй!
Тупой звук удара и упавшего тела. Ещё один такой же, после которого наступает тишина. И омега сжимается, потому что наверняка это ещё один альфа, только сильнее, с ним точно не справится, хотя и с теми не получилось. Юнги почти плачет, но только чувствует, как его одевают, и кто-то помогает подняться.
— Ты в порядке? — в глазах напротив странная решимость и испуг, девушка, помогающая привести себя в порядок, воинственное сжимает лом и кидает взгляды на лежащих в отключке альф, морщась, — Вот уёбки, только бы хуй свой куда-нибудь всунуть. Ненавижу.
И плюёт прямо на тела, заставляя Юнги растерянно хлопать глазами.
— Ты кто?
Девушка склоняет голову к плечу, на другое кладя лом в каком-то слишком опасном движении. Она выглядит не как альфа, для омеги, кажется, слишком решимая и не пахнет ничем. Может, бета, но Юнги думать больше об этом не хочет. Только домой, в безопасность.
— Я Т/И, и тоже омега, а то зассышь со мной идти. Пойдём, провожу до дома, пока альфы не набежали на твой запах. Ты пиздец как воняешь корицей.
— Зачем ты это делаешь?
Т/И усмехается.
— Мы, омеги, должны держаться вместе.
