/включить музыку/
/the rose- like we used to/
Пушистые хлопья тихо кружат в танце, пока ты лежишь на земле в одной лишь тонкой куртке, раскинув руки по сторонам. Смотришь широко распахнутыми глазами вверх, как ребёнок, потому что небо сегодня слишком красивое. Успокаивающее, мирное и спокойное. И почему-то только здесь, в поле около твоего дома ты можешь сполна насмотреться на него и надышаться воздухом, пропитанным россыпью звёзд и дневной усталостью. Послушать, как вдали шумит город, готовясь уснуть.
Это место стало словно новым домом для тебя. Сюда можно было приходить когда угодно, зная, что никто не прогонит. Наоборот, акварельный закат примет в свои объятия, послушает, как прошёл день, а тебе большего и не надо.
Здесь не существовало понятия «время». Может, поэтому ты не замечала, как частенько засиживалась допоздна, всматриваясь в далёкую высь. Тебе было всё равно на то, что дома ждут дела, обязанности и прочее, ведь ты на некоторое время просто забывала об этом. Уходить отсюда не хотелось.
— Так и знал, что ты снова здесь, — звонкий голос, такой знакомый, заставил нехотя повернуть голову в его сторону. Хосок стоял неподалёку, скрестив руки на груди и буравя тебя меланхоличным взглядом, — чего тебе дома не сидится, объясни?
— Дома совсем по-другому. — усмехаешься, видя непонятливое выражение лица лучшего друга, — иди сюда. Покажу тебе кое-что.
Парень нехотя следует твоей просьбе, неспешно приближается, готовясь прослушать очередную твою теорию о серости жизни.
— Ложись. Давай-давай, не умрёшь, — легонько стучишь ладошкой по холодной земле возле тебя, что уже успела припорошиться тонким слоем снега. Хосок лишь закатывает глаза на твою идею, пока ты заговорщически улыбаешься и ждёшь, пока он уляжется рядом.
—Ну и? В чём секрет? Тебе и правда нравится вот так валяться в снегу? Т/и-я, ты просто невероятная, — парень смотрит на тебя, как на седьмое чудо света, пока ты возвращаешь взгляд вверх к сотням крохотных снежинок, по-прежнему ниспадающих с высоты.
— Хосок, ты совсем не замечаешь, какая красота окружает тебя. Давай кое-что сделаем, — приподнимаешься на локтях, уверенно смотря на друга и одновременно прокручивая в голове маленькую затею.
— Закрой глаза. Полностью, давай. Не открывай, пока я не скажу. И ляг на спину, как я, — нетерпеливо ждёшь, пока Хосок сделает всё, как ты велела, и возвращаешься в былое положение, раскинув попутно чужие руки, скованно лежавшие вдоль тела, — Всё. Теперь забудь обо всём, что с тобой случилось за сегодняшний день. Всё до последнего. И выкинь из головы все-все мысли. Забудь обо всём. Просто слушай, как здесь тихо.
— Хорошо, — тихо шепчет парень, которому всё это с каждой секундой перестаёт казаться чем-то странным, межгалактическим. Ты украдкой смотришь на него, чтобы не нарушить хрупкое состояние спокойствия. Знаешь, что он тоже человек, требующий хоть иногда просто побыть в тишине, отвлечься от всего вокруг и ничего не делать. В конце концов, каждому это нужно. Хосоку тоже.
А ты просто случайно поняла, как это можно сделать.
— Открывай глаза, — легонько касаешься холодной руки рядом с твоей, словно нажимая на кнопку пуска, и слышишь прерывистый вдох. Уголками губ улыбаешься, понимая, что всё получилось.
— Видишь?
— Да, — парень протяжно шепчет спустя несколько секунд, завороженно смотря на белые крупицы. Взгляд такой жаждущий, кажется, всю вселенную охватить сможет, только покажи.
Хосоку начинает казаться, что он всё время пропускал что-то важное в своей жизни. Что-то такое, чего ему явно не хватало. Наверняка, это изменило бы его, сделало бы жизнь чуть ярче. Кроме чёрного, серого и джинсово-голубого цветов появились бы и другие — ночной синий с переливами пурпурного, снежно-белый и зелёный, как не исчезнувшие ещё стебельки травы. А ещё миллионы оттенков крайоловых и пастельных — как дома, которые видно отсюда.
Хосок понимает, что не хочет уходить.
— Мы всё время ищем красоту в дорогих игрушках, элитных вещах, совершенно не замечая, что она совсем рядышком. Быть счастливым от того, что ты смог увидеть что-то особенное в обычном, казалось бы, предмете — лучшее чувство, которое только можно испытывать. Кто-то скажет, что это глупость, посмеётся или сочтёт ненормальным, да. Но когда ты просто смотришь на что-то чудесное, то словно второе дыхание открывается. Становится интересно, есть ли ещё что-то такое? Хочется увидеть больше таких вещей, больше закатов и рассветов, уютных улиц и высотных домов. Ради этого и стоит жить, понимаешь, Хосок?
— Знаешь, можешь смеяться, но, кажется, тебе удалось меня убедить в этом. И я не шучу сейчас, — парень смотрит на тебя, будто провинившийся ребёнок, — это правда что-то невероятное.
— Я и не думаю смеяться. Я просто рада за тебя, — чувствуешь, как на душе становится до колик тепло и хорошо, видя улыбающиеся уголки Хосоковых глаз. И улыбка эта отнюдь не фальшивая.
Заводишь руки за голову, радуясь от того, что смогла помочь открыть глаза лучшему другу. Теперь он сможет любоваться всеми красками этого не такого уж и скучного на самом деле мира. Сможет находить что-то новое вокруг, что будет принадлежать лишь ему. И видеть то, чего не смогут увидеть другие.
Он сможет видеть, как настоящая красота скрывается во всём вокруг.
И в глазах напротив тоже.
В твоих глазах.
