#good_morning
Он зажимает тлеющую сигарету меж длинных пальцев, затягивается, вдыхая глубже сигаретный дым и выдыхает его куда-то в потолок, наслаждаясь картинами, что он рисует. Внутри кроме пустоты и непонятного, необузданного, почти дикого желания нет ничего и он им наслаждается, как и сигаретами, делает новую затяжку, а затем вновь выдыхает, вот только не в потолок, а в приоткрытые губы напротив, которые послушно, до конца принимают ядовитый дым, а затем выдыхают куда-то в сторону, растягиваясь в странноватой усмешке, от которой у Чонгука идёт кругом голова. Юноша вторит за тобой, так же расстёгивает губы в ухмылке и вновь повторяет свои действия, делит белый дым сигарет на двоих, с ума сходя от того, насколько твои губы выглядят красивыми вот так, в тумане, созданном сигаретным дымом, он ими любуется, а затем, избавившись от докуренной сигареты, льнет к ним, касаясь их совсем не аккуратно. Чонгук кусается, выбивает из твоих лёгких к чертям весь кислород, языком обводит десна, зубы, сплетается им с твоим в негласной борьбе, в которой заведомо проиграл и умирает от этого горького вкуса табака, смешанного с твоим, приторно-сладким. Юноша целуется мокро, глубоко, прикрывая глаза в удовольствии и обводя каждый изгиб подрагивающего тела, забывая совсем обо всем, он словно к живительному источнику припадает, пьёт – не насыщается и отстраняться совсем не хочется, наоборот, ближе льнет, обнаженное тело поглаживает, ласкает и целует так, будто завтра никогда не настанет, яростно, горячо, до состояния, когда губы немеют и разум отключается, укладывает дрожащее тело на холодные простыни, нависая с верху и, черт возьми, на миллиарды кусочков распадается, наслаждаясь твоим телом.
Он рядом с тобой себя чувствует подростком–девственником, который не может сдержать своих порывов и утихомирить собственные гормоны, плывет, и от одного твоего аромата с ума сходит, целует глубже пересохшие губы, деля собственную слюну на двоих. Руки давно бесстыдно гуляют на чужом теле, каждый кусочек трогают, запоминают, каждую твою дрожь чувствуют, словно успокаивают и доводят до исступления, заставляя тебя томиться в ожидании, мечась по постели и комкая простынь в своих ладошках. И вроде бы вы совсем недавно закончили удовлетворять собственные сексуальные потребности, но тело все равно горит, хочет и требует Чонгука, который словно твои мысли читает, льнет ближе и сразу, без подготовки и долгих прелюдий проникает внутрь влажного лона, наблюдая за тем, как первые лучи солнца, пробиваясь сквозь шторы, падают на твоё тело, украшая его. И внутри так легко, будто нет никаких проблем, будто нет никого, кроме вас двоих.
Ты с ума сходишь от каждого касания юноши к твоему телу, стонешь негромко, потому что горло уже саднит от громких стонов, которые Чонгук умело выуживал из твоей груди ночью, но юноше все равно нравится, он их готов вечно слушать, потому что для него нет ничего, красивее них. Он смотрит, внимательно наблюдает за тем, как ты гнёшься ему навстречу, краснеешь и приоткрываешь алые губы, заламывая густые брови, и только от этого зрелища кончить готов, потому что ты – произведение искусства, от которого у Чонгука кровь закипает и словно смешивается с алкоголем. Он любуется и каждый твой стон своими губами ловит, топит их опухшими от долгих поцелуев устами и двигается внутри тебя медленно, неторопливо, проникая до самого основания, от чего у тебя искры перед глазами. Юноша локтями упирается в мягкий матрас, нависает над тобой и каждый кусочек горячего тела выцеловывает, плавно погружаясь в истекающее природной смазкой лоно, позволяет тебе в удовольствии сжимать чужие плечи и обхватить ногами собственный торс, чуть шипит от того, что невозможно сдерживаться, но держится, продолжая двигаться медленно, от чего крыша окончательно едет. Ты в этом удовольствии, что юноша тебе дарит, тонешь, каждый его ленивый поцелуй запоминаешь, все ещё ощущая на языке горечь табака и сама бёдрами навстречу ему подаёшься, выгибаясь спине до хруста позвонков, в попытке стать ещё ближе, пока юноша двигается также медленно, дуреет от узости чужого тела и с трудом сдерживает в себе зверя, каждый засос, каждый синяк, что ночью на твоём теле оставил, зализывая тщательно. Он твои руки, что в его плечи впились, отстраняет, длинные пальцы со своими переплетает и вдавливает в матрас, убеждая себя, что так легче не сорваться, старается быть нежным, знает, что ты чертовски устала после вашего ночного марафона и вновь поддаётся бёдрами вперёд, а затем назад, проезжаясь членом по самым чувствительным точкам внутри.
Чонгук сейчас, тебя пробуя, вновь целуя и языком твои десна обводя, понимает, насколько тобой болен, он каждый твой стон в себя впитывает, каждый тихий вздох ловит и подрагивающее тельце сильнее в матрас своим телом вжимает, пока ты от медленных, ленивых толчков млеешь, дрожишь вся в предверии оргазма и глаза жмуришь, чувствуя себя сейчас просто прекрасно. Ты кончаешь после очередного толчка, глуша собственные стоны в чужих губах, гнёшься юноше на встречу, касаясь возбужденными сосками подкачанной груди и чувствуешь, как оргазм вязкими выделениями стекает по подрагивающему внутри тебя члену, юноша кончает следом, стонет хрипло и тихо в твои губы, закатывая глаза в удовольствии, что сладким вином разливается по венам и сильнее к себе прижимает измазанное в собственном семени тело, наплевав на гигиену.
Ты не знаешь, как докатилась до такого, не помнишь, когда потерялась в сигаретном дыму и парне напротив, не знаешь, когда бутылка виски и презервативы стали твоими лучшими друзьями и не совсем понимаешь, как смогла так низко пасть, но плюешь на все с высокой колокольни, потому что с Чонгуком рядом слишком хорошо и ты бы все отдала, чтобы каждое утро начиналось именно так.
