Парадоксы

Глава 27. Парадокс сомнений

Когда тебя любят, не сомневаешься ни в чём. Когда любишь сам, во всём сомневаешься.

Габриэль Сидони Колетт

— Credo quia absurdum, — портрет с Полной Дамой отошёл в сторону, давая проход в гриффиндорскую гостиную. — Как для меня пароль писан, — проворчала Гермиона, переступая высокий порог.

После разговора с директором она ещё долго бродила по тёмным коридорам Хогвартса, пытаясь найти ответы на бесконечную череду невысказанных вопросов. Снейп ясно дал ей понять, что ожидает от неё взвешенного обдуманного решения и дальнейших действий, но вот что конкретно он требует, для Гермионы осталось загадкой.

Да, теперь она чётко понимала, чего, а, точнее, кого хочет Тёмный Лорд, но уже само это осознание заставляло её сжиматься от страха. Гермионе куда легче было быть ему врагом, нежели пребывать на нейтральной полосе в качестве буфера между враждующими сторонами. Она была готова отдать за свои убеждения жизнь, но жертвовать судьбой не желала.

В конечном итоге после полуторачасового променада по школе Гермиона пришла к выводу, что оставляет за собой право на борьбу, и, приободрённая данным решением, направилась в родную гостиную.

Время близилось к полуночи, и в гостиной Гриффиндора оставались лишь Гарри и Джинни, обнимающиеся на дальнем кресле возле камина, да Невилл с Роном, которые негромко переговаривались, сидя на диване.

— Где ты была? — требовательно полюбопытствовал Гарри, едва увидев её. — Тут такое творится!

— Что ещё случилось? — спросила Гермиона, с замиранием сердца замечая, что с её появлением внезапно стало очень тихо.

— Час назад был бой в Азкабане. Этим подонкам удалось отбить своих.

— Кому? — поинтересовалась она, чувствуя до безумия странный синтез облегчения и возрастающей тревоги.

— Пожирателям Смерти! Гермиона, что с тобой? — Гарри внимательно посмотрел на подругу. — Тебе нехорошо?

Она помотала головой, действительно ощущая дурноту. Новость обрушилась как снег на голову, стремительно и беспощадно уничтожив все её прежние выводы и теории. Гермиона корила себя за беспечность и расслабленность, чувство вины, ненадолго исчезнувшее, вернулось, казалось, усиленное в десятки раз.