Дул теплый осенний ветер. Тони стоял на балконе пятого этажа, Питер стоял на земле и с улыбкой смотрел вверх. Вообще-то мужчина уже сбился во времени — это было то ли утро, то ли вечер. Да, странно, что за несколько лет жизни в этом городишке он не сумел запомнить, где солнце заходит, а где встает. Конечно, Питер бы ему сказал это, но зачем?
— Вы сбросите мне печенье?
Тони скрылся в тьме балкона. Через несколько мгновений он высунулся, шурша целлофановым пакетом, разрезая им, как свистом пули, тишину осенних сумерек. Вскоре, пакет с крошащимся содержимым полетел вниз.
— Поймай только в руки, а то будешь есть хлебобулочную расчленёнку.
Питер отошел в сторону, пакет падал по траектории, схожей с осенним листом, только намного быстрее, крутясь по спирали, как водоворот. Мальчишка поймал пакет двумя руками.
— Хочешь, сброшу тебе себя? — крикнул Тони с балкона.
Питер кивнул, откусывая печенье.
***
Под ногами убегал за спины этих двоих асфальт, как беговая дорожка. Мужчина двигал своими внушительными черными ботинками, а мальчик отталкивал чёрную ткань легкими серыми кедами. Командная работа и полное взаимопонимание.
— А что, если это все не то, что нужно? — Питер остановился и посмотрел своими карими, как карамель, глазами в глаза мужчины.
— Тогда, стало быть, я не могу сделать так? — Тони обхватил лёгкий стан юноши, поднял над землей и поцеловал в шею. Питер не сопротивлялся, но лицо его не переменилось; на нем, как и прежде, застыла задумчивость.
— Дурак вы, — сказал Питер, оказавшись снова на мокром осеннем асфальте.
— Еще какой.
— Зачем люди связывают себя какими-то ярлыками?
— Не знаю. Для того, чтобы регулировать отношения между друг другом.
— Я, вот, не знаю, кто есть кто. У меня есть друг, с которым я не вижусь месяцами — но он мне друг. А есть люди, с которыми общаюсь ежедневно, но ничего к ним не чувствую. Это парадоксально.
— Ни капли. Дружба не во времени измеряется, а в душевной близости. Ну, вот дорог тебе человек — и вообще все равно, близко или далеко он. Все равно останется дорогим. Даже за тридевять земель!
— Даже?
— Да. Важно только найти такого человека.
За поворотом стоял молчаливой преградой темно-серый дом со светящимися окнами. Эта допотопная конструкция была похожа на большую тыкву, в которой прорезали отверстия-окошки и поставили внутрь множество свечек. Некоторые догорали и гасли, некоторые зажигали вновь. Во дворе этого дома стояла новенькая детская площадка, созданная по великолепной инициативе великолепного мэра: качели, песочница и два турника. Здесь Тони и Питер остановились.
— Давайте сядем на этих качелях?
Мальчишка показал на качели-балансиры и быстро сел на один из их концов. Тони скинул рюкзак на шершавое покрытие площадки. Он сел — Питер подлетел.
— Эй! Давайте аккуратнее!
В тишине дворов, в мягком свете фонарей, среди опавшей листвы и мокрого асфальта, серых стен и людей, чьи имена мы никогда не узнаем, они качались на качелях, ели печенье и им было все равно, что вокруг. Они жили, и им было наплевать на окружающий их мир.
Просыпаясь на первом этаже хрущевки в однокомнатной квартире в захолустном городке или под крышей элитного корпуса на Нью-Йорской набережной, они бы находили счастье во всем. В долгих разговорах, в минутах беззаботной глупости и необдуманных поступках, в спонтанных прогулках и поездках, в совместном творчестве и, в конце концов, друг в друге.
