Fallout Equesrtia

Глава 45. Добродетель Литлпип

«Но лишь в конце пути Обитательница Стойла постигла истинный смысл величайшей из добродетелей - самопожертвования.»
Самопожертвование.
Пустошь будет стараться сломить вас, превратить в монстра и лишить желания бороться. Пустошь... и в меньшей степени сама жизнь. Каждый день - сражение с силами, одна сделка с совестью за другой уничтожающими хорошее в вашем сердце. Конечно, хорошо иметь мотивы, цель, но я повидала и многих, кто, будучи верны лишь им одним, в итоге серьёзно сбивались с пути. У каждого есть добродетель, понимают они это или нет. И именно ваша добродетель и ваши друзья - ваша самая лучшая защита.
Рейдеры - это те, кто не смог выдержать разрушающее влияние Пустоши. Вельвет Ремеди была не права: у них есть причина существовать. Эта причина - Пустошь.
Я наконец нашла свою добродетель. Я должна была понять это ещё тогда, когда заглянула в зеркало души. Но я была слишком поражена тем, что увидела - истекающую кровью умирающую рейдершу - чтобы понять, что зеркало на самом деле показывало мне: мой первый раз, когда я являлась истинным воплощением духа самопожертвования. Когда я, лишённая шанса выжить, встала между беспомощным караваном и пегасом-рейдером, как я верила, задумавшим вырезать его.
Тем "рейдером" был Каламити. И тот момент ознаменовался первой и самой близкой дружбой, которую я знала. Я должна была узреть правду в зеркале, и лишь Пинки Пай помогла мне в этом, научив правильно смотреть, чтобы увидеть.
Ты просто неправильно смотришь, сказала она мне, указывая на зеркало, но не на моё отражение. Указывая на приближающийся караван и семью, на защиту которых я встала. Посмотри, что позади тебя.
Моя добродетель - это самопожертвование.
Я верю в Пинки Пай, свет и радуги. Но я думаю, что из всех Кобылиц Министерств я чувствовала самую большую связь не с Пинки Пай, а с Рэрити, кобылицей, чьим последним жестом было спасение её самого дорогого друга. Той, что покромсала свою душу ради тех, кого любила.
В моих чувствах нет ничего удивительного, ведь самопожертвование и щедрость тесно связаны между собой. Но щедрость - более великая добродетель. Я не щедра. Я никогда ничего не предлагала, кроме самой себя. И, если подумать, моя жертва часто была эгоистична, была средством защиты тех, кого я люблю, от вреда, даже если на встречу с оным у них было полное право. Мои промахи в Филлидельфии - возможно, самый жестокий пример этого.
После последней беседы с Красным Глазом я начала понимать, что похожа на сверхзаботливую мать, не дающую вырасти тем, кого люблю. И только сейчас, наконец, я научилась отпускать. И тем не менее, это было самым тяжёлым и болезненным, что я сделала. Послала друзей в сражение против Анклава, а сама осталась... отправила Дитзи Ду - дух смеха и одну из самых прекрасных душ Эквестрийской Пустоши - на линию фронта... Моё сердце просто разрывалось на куски, ведь я не только позволила другим жертвовать собой, я их попросила об этом!
Нет, я не была по-настоящему щедра. Я не Рэрити и даже не Красный Глаз.
Не была я и Эплснэком. Самопожертвование находится где-то между щедростью и упорством - между желанием отдавать, дабы это не пришлось делать другим, и стремлением никогда не сдаваться, несмотря на опасность и риск.
Я не в силах выразить всю благодарность моим друзьям. Они направляли меня, защищали и позволили моей добродетели стать тем, что могло, хоть и в небольшой степени, но спасти Эквестрию. Без моих друзей...
Добродетели могли быть запятнаны, превращены в исковерканные тени самих себя. Это правда, которую я видела в других и в самой себе. Без поддержки дружбы самопожертвование становится саморазрушающей ложной добродетелью, заставившей меня слепо покинуть Стойло Два, даже если часть меня полагала, что всё, что я найду за дверью - это забвение. Я содрогаюсь от мысли, что стало бы со мной и кем бы я стала, не встреть я Каламити.
Без духа дружбы, способного осветить путь, легко потеряться. Я наблюдала подобное, а также была свидетелем и гораздо худшего.
Монтерей Джек покончил с собой. Это было не самопожертвованием, ни даже его запятнанным проявлением, а его эгоистичным абсолютным отсутствием. Монтерей Джек отринул всё, даже собственных детей, потому что не мог принести даже самую простую из жертв: жить.
Эгоизм постоянно твердит нам, что в жизни гораздо важнее иметь что-то, получать что-то новое и при этом не страдать именно нам, а не кому-то другому. Просто потому, что своя шёрстка ближе к телу. Что же касается щедрости... это не иммунитет к таким порывам, нет. Но это возможность противостоять им, давать что-то другим, зная, что при этом потеряешь то, что принадлежит тебе.
Пожертвовать - значит рискнуть тем, что ты ценишь больше всего. Даже, если кто-то готов отдать это вместо тебя. И особенно в этом случае, дабы никому больше не пришлось принести эту жертву.
Я шагнула в огонь не ради себя, а ради шанса спасти жизни, устранить причину следствий войны, дать пони Эквестрийской Пустоши что-то ценное, жизненно важное, украденное у них.
Я надеялась, что могла подарить им всем лучший мир. И в тоже время я не могла не задаться вопросом: был ли это мир, в котором нашлось бы место мне?
Зеркало показало мне мою добродетель, но я не заметила её, отвлекшись образом того, кем я стала. Все жизни, которые я спасла, не могут смыть кровь с моих копыт или остановить кошмары, порождённые всеми теми ужасами, что я видела. Когда Смотрительница пригласила меня назад в Стойло Два, я отказалась. Я знала правду. В тот день я вкусила добродетель самопожертвования и узнала её такой, какая она есть.
Но я не думаю, что в полной мере понимала смысл самопожертвования до этого дня. Дня, когда я умерла.
* * *
Я умерла.
Я вспоминаю, где я впервые увидела Вельвет Ремеди. Супружеская пара, живущая напротив моей матери и меня, отправилась посмотреть шоу "Лучших Молодых Талантов" в Атриуме, оставив своего маленького жеребёнка с няней.
По словам няни, она отвлеклась лишь на мгновение, но за это время малыш поскользнулся в ванной, ударился головой и наглотался воды. Она вызвала экстренную помощь; клинику от этого места отделяло несколько залов, смежных с Атриумом, и медпони прибыли менее чем за минуту. Минуты через четыре здесь была уже чуть ли не половина Стойла, включая Вельвет Ремеди, которая пела в тот момент, когда распространилась новость. Она оборвала свою песню, устремившись вместе с родителями и зеваками к жеребёнку, чтобы увидеть, будет ли он спасён.
Жеребёнка откачали. Мать рассказывала (каждому, кто хотел послушать, и не раз), что малыш пребывал в состоянии "клинической смерти" в течение двух минут. Я вспоминаю, как думала, до чего же была красива Вельвет Ремеди, когда попыталась последовать за медпони, забравшими того жеребёнка в Клинику, и была выпровожена вон. Если подумать, то моя влюблённость, послужившая толчком ко всему, зародилась именно в тот вечер.
Я умерла. И я вернулась.
Вера не требует от вас намеренно закрывать глаза на факты или быть догматически глупым. Я знала, что, шагнув в пламя, я почувствую боль куда большую, чем испытала за всю свою жизнь, и почти наверняка умру. Но я знала, что есть шанс, всего лишь шанс, что смерть можно... пережить. И Пинки Пай обещала мне солнце и радуги. Вера требует того, чтобы вы рискнули. Иногда, чтобы рискнули всем.
Я сказала, что сожгу, объясняла Рэрити Эплджек, когда последняя поинтересовалась, почему Чёрная Книга всё ещё у её подруги. И я пыталась... Я даже просила Спайка сжечь её. Добилась лишь того, что она отослалась принцессе Селестии.
Чёрная Книга. Сосуд Души, связанный с живой душой. Если она смогла пережить перемещение, не повредив душу, тогда был шанс, всего лишь шанс, что и я смогу.
Возвращение к жизни после того, как тебя испепелили, надо признаться, было гораздо болезненнее, чем когда я утонула. А уж отращивание ноги заново точно не шло с этим ни в какое сравнение.
Я вернулась.
Так ведь?
Меня окружала тьма, как небытие за дверью Стойла, которого я когда-то боялась. Тьма была холодной. Я не ощущала боли. Но чувствовала, что могла дышать. Чувствовала биение своего сердца. Осязала одежду и чувствовала вес седельных сумок.
Кроме того я ощущала холод полированного камня под копытами.
Я узрела комнату, в которой находилась, в тот же момент, когда, осознав, что мои глаза закрыты, инстинктивно открыла их. Я покачнулась под напором охватившего меня облегчения, которое затем уступило место странному чувству эйфории (даже какой-то детской радости).
Я была, как я поняла, в приёмной. Я решила, что нахожусь в центральном узле Проекта Одного Пегаса. Так как, если бы это был рай, то он оставлял желать лучшего. А если это был ад, то он был каким-то неубедительным.
Я была в огромной круглой комнате. Её пол, над поверхностью которого плавала туманная дымка, был выложен мрамором, а меж белоснежных колонн виднелись небесно-голубого оттенка стены. Подняв глаза вверх, я увидела значительных размеров синевато-серый купол, который был также заполнен облачной дымкой. Стены комнаты были покрыты росписями в форме снежинок, в центре каждой из которых виднелся прекрасный, кристальной чистоты, самоцвет. Целый бриллиантопад.
Всё в этом помещении, начиная от перил и заканчивая причудливой, резной мебелью, было покрыто сияющим слоем инея. Тут было прохладно, но этот холод не обжигал. Похоже, что иней был зачарованным и именно он поддерживал в помещении такую температуру. Со временем распространяясь по помещению, за эти годы он занял большую часть поверхности колонн и укрыл почти все стены и потолок. Ещё через пятьдесят лет он покрыл бы всю комнату.
Из этой комнаты было два выхода. Позади меня располагались огромные двустворчатые серебряные двери с остроконечным верхом, которые я видела, будучи ещё снаружи. Выход же напротив этих грандиозных дверей был намного скромнее. Обычная, маленькая, ничем не приметная дверца, которая, должно быть, вела во внутренние помещения базы.
Причудливый металлический каркас, покрытый сосульками и льдом, растянулся между двумя колоннами, которые были ближе всех к той маленькой дверце. На этот каркас были подвешены три монитора, каждый из которых был едва ли не больше среднего пони. Экраны их были серы и безжизненны.
Похожая штука виднелась между двумя другими колоннами, которые располагались ближе к серебряным дверям. Сосульки на ней складывались в надпись: «Зимний Холл».
Но, запротестовала маленькая пони в моей голове, сейчас же лето!
Около дальней стены я заметила несколько довоенных торговых автоматов, один из которых продавал Рассветную Сарсапарель. Бутылка сарсапарели стояла на подлокотнике одного из кресел, всего в нескольких сантиметрах от того места, где лежали кости чьей-то передней ноги. Магический мороз превратил жидкость в бутылке в кусок льда.
Вокруг меня были беспорядочно разбросаны скелеты пони. Кости виднелись и на мебели, и на полу. Они возвышались, словно маленькие островки, над туманной дымкой. Всего их было, наверное, около дюжины.
Я аккуратно прошла мимо них. Если мои предположения были верны, то один из скелетов принадлежал Богине Селестии.
Я вздрогнула, наступив копытом на металлический зажим от папки-планшета для бумаг. Взглянув на него, я ощутила, как меня захлёстывает волной ностальгических воспоминаний о том, как Каламити со СтилХувзом шутили про упрямий. Улыбнувшись, я вновь сосредоточилась на своём деле.
Спайк, как я знала, ничего и никому, кроме как Принцессе Селестии, никогда не отсылал. У меня была лишь вера в слова Пинки Пай, что на этот раз его огонь принесёт меня именно туда, куда нужно, чтобы вернуть в Эквестрию солнце и радуги. Я не могла отрицать возможность того, что последнее пристанище Селестии и центральный узел П.О.П. могут быть одним и тем же местом.
Щит, окружающий П.О.П., был спроектирован так, чтобы через него могла пройти любая из двух принцесс. А я так и не нашла тогда костей Селестии в Кантерлоте. Я думаю, что если бы она умерла вместе со своей сестрой, то Прозревающая Тьму носила бы кости обеих. Хотя, возможно и нет. Вполне вероятно, если брать в расчёт имя аликорницы, что у неё просто была некая привязанность к Принцессе Ночи.
Недалеко от серебряной двери лежало тело кобылы. Не скелет, как другие, а именно тело. Её глаза, распахнутые в ужасе, смотрели в никуда. Температура в «Зимнем Холле» была недостаточно низкой, чтобы совсем заморозить тело, но тем не менее она была способна очень сильно замедлить процесс разложения. И всё же я подозревала, что она пролежала тут не больше пары недель (а также меня здорово встревожил тот факт, что я стала настолько хорошо разбираться в трупах, что смогла прикинуть, сколько дней назад умерла эта пони).
На её теле не было каких-либо отметин, не было ран или следов травм. Так же, как и я, она не сгорела. Она была просто мёртвой и лежала с широко распахнутыми, как в смертельном ужасе, глазами. Возможно, она умерла от шока? Когда меня обдало пламенем дракона, я была готова к этому, но я не сомневаюсь, что для неё это было абсолютной неожиданностью.
Протянув копыто, намереваясь осторожно опустить её веки, я вдруг задумалась, о чём же она думала в последние мгновения своей жизни? И моё копыто застыло буквально в паре сантиметров от её лица, когда я вдруг осознала, что мне были знакомы эти глаза. Несмотря на то, что недели медленного разложения их не пощадили, можно было почти с уверенностью сказать, что это была та самая кобыла Анклава. Из числа тех, что вторглись тогда в пещеру Спайка. Та, которую он убил.
Я... я не понимаю.
Почему она была здесь? И если дыхание Спайка перенесло её сюда, то почему же комната не была заполнена всем тем, на что дракон когда-либо дышал?
Я в запутанной тревоге уставилась на разлагающееся тело кобылы. Я предалась огню дракона, основываясь на вере, призрачных догадках и ужасно отчаянной нехватке вариантов. Если она попала сюда тем же путём, то что-то, должно быть, делало её особенной, как это "что-то" делало и меня. Но её не вёл вещий голос из прошлого. Она не была Дарительницей Света. Она даже не являлась посланием.
...А вдруг и являлась, в каком-то извращённом смысле? Спайк определённо пытался "послать сообщение" Анклаву. Тупая боль начала сковывать мой разум, пока я думала об этом.
Неужели такие силы, как судьба, воля и стремление, играют роль в магии дракона? Если и играют, то явно не таким образом, как это представляют себе пони. Возможно, куда более таинственным и туманно экзистенциальным способом.. Я сомневаюсь, что Спайк намеревался куда-нибудь послать эту кобылу... так же как и Чёрную Книгу.
Я почувствовала внезапную слабость в коленях, когда поняла, сколь многого я ещё не знала. Как будто бы я совершила свой прыжок веры, не взяв в расчёт даже силу притяжения.
Мороз комнаты потихоньку начинал пробирать меня, пока я стояла над трупом кобылы Анклава, погружённая в мысли. Я вспомнила часть истории, которую нам когда-то поведал Спайк: случайно икнув, он отправил Селестии целую гору свитков, обрушившуюся затем прямо на её божественную голову. Но это были свитки, их предназначением было передавать сообщения. А Чёрная Книга... возможно, она сама желала расширить сферу своего влияния?
Или, возможно, эта мёртвая кобыла не была той, кем я полагала, и я просто бессмысленно наворачивала круги в голове.
Как же она входит и выходит? - спросила я Лаенхарта, глядя на розовый стеклянный шар, который был сделан столетия назад для чьего-то маленького питомца.
Драконья магия.
Я вздрогнула, ощущая неприятную боль в задней части мозга. Драконья магия. Ещё одна вещь, которую нужно добавить в список Вещей, От Которых У Меня Болит Голова. Аккурат между политическим строем Анклава и выращиванием камней.
Но всё же ниже пониприводных двигателей поездов.
Я опустила веки кобылы, пряча её пристальный безжизненный взгляд. Затем, дрожа чуть сильнее, чем тому способствовал холод, я развернулась и двинулась к маленькой дверце.
Даже через всю комнату я смогла разглядеть, что у меня серьёзные проблемы. На двери был облачный замок. Если он был заперт (а когда вообще было легко?), то я не могла открыть его. Заклинание хождения по облакам, благодаря которому я забралась так далеко, не влияло ни на мои инструменты, ни на мой телекинез, которые не могли взаимодействовать с облаками.
Моя рысь упала до медленного шага, когда до меня начало доходить, что я, пройдя весь этот путь, полный смертельных опасностей, могла навсегда застрять в этой холодной, заброшенной комнате.
Три экрана ожили.
Надо мной была чёрная аликорница, и она глядела на меня с выражением холодной, злой ярости. Её огромные чёрные крылья заполнили левый и правый экраны. А с центрального монитора из-под шлема, выкованного из голубоватого металла, на меня смотрели бирюзовые драконьи глаза.
- Ты ворвалась в святилище Найтмэр Мун! - сказала она ледяным голосом. - Даю тебе единственный шанс. Уходи. Так быстро, как тебя могут унести твои маленькие ножки.
Шокированная, я начала пятиться назад, пока не наступила копытом на грудную клетку одного из скелетов. Споткнувшись о него и кувыркнувшись назад через голову, я неуклюже приземлилась прямо напротив гниющего трупа неизвестного пегаса.
Найтмэр Мун.
Или, как я быстро сообразила, охранная система, спроектированная для её имитации.
Рэйнбоу Дэш создала Шэдоуболтов. Логично предположить, что она могла придерживаться схожих принципов и при создании внутренней охранной системы для величайшего проекта своего Министерства.
Я поднялась на копыта и, твёрдо стоя на холодном полу, с вызовом посмотрела на экраны, заполненные Найтмэр Мун.
- Я... я не собираюсь уходить, - объявила я.
- Ты не пройдёшь! - настаивала Найтмэр Мун. - И я убью тебя, если ты попытаешься. Возвращайся сейчас же, пока я ещё настолько щедра, чтобы дать тебе шанс!
И как именно я должна была это сделать? Она собиралась убрать щит, чтобы выпустить меня?
По левому экрану пробежали помехи, искажая правое крыло Найтмэр Мун.
Это не имело значения.
Я отвернулась от трёх экранов, осматривая комнату пристальным взглядом. Я не могла вскрыть облачный замок. Но возможно, мне и не нужно было делать это. Ведь ключ от него мог находиться где-то в комнате.
- Что ты делаешь? - требовательно спросила Найтмэр Мун.
Игнорирую тебя, подумала маленькая пони у меня в голове, когда я начала обыскивать комнату. Облачный замок, вероятно, подразумевал наличие облачного ключа. Мне нужно было найти его, пока сохраняется заклинание и пока я могу поднять его копытами или зубами.
На обледеневшем потолке, скользнув в стороны, открылись панели. Потолочные турели выдвинулись вниз, угрожая, но пока не целясь в меня.
- Прекрати это! - воскликнул образ Найтмэр Мун. - Другого пути внутрь нет. Не трать своё время.
Я ничего не могла с собой поделать. Моя мордочка расплылась в улыбке.
- Э, нет, он здесь, - ответила я. - Знаешь, почему я так уверена? Потому что это заставляет тебя нервничать.
Изображение на правом экране на миг исказилось помехами.
Минутку. Охранные программы не могут нервничать.
Я обернулась к экранам с широко распахнутыми глазами.
- Последний шанс, - предупредило меня лицо Найтмэр Мун, полное праведного гнева. - Уходи!
- Нет. Я останусь, - вызывающе ответила я. - Потому что под угрозой жизни хороших пони. Потому что зло, атакующее невинных, должно быть остановлено. Потому что Эквестрия заслуживает солнца...
Я шагнула к экранам, наблюдая, как волна искажения деформирует изображение Найтмэр Мун.
- Я остаюсь, потому что это моя судьба.
Я топнула ногой, хладнокровно глядя на мерцающую злобную чёрную аликорницу. Заглядывая в эти драконьи глаза, словно пытаясь проникнуть взглядом за экраны, увидеть, что скрывается за фасадом.
Я набрала полную грудь воздуха и выпалила:
- И потому что ты не Найтмэр Мун.
Экраны мигнули, и изображение Найтмэр Мун исчезло, сменившись гораздо более добрым образом.
- Судьба - это то, что создаешь ты сама, - поведала мне Селестия.
Я сказала себе, что это всего лишь ещё одна подпрограмма охранной системы. Это не могла быть настоящая Селестия. Добрая Богиня преодолела смерть, вознесясь на небеса. Даже сейчас Она смотрела сверху на всех пони Эквестрии. Слушала наши молитвы. Она не могла быть... этим.
Это было не то, во что я верила.
- Прекрати эти игры, - я сплюнула в раздражении.
- Убирайся! - велел мне образ Селестии, расправив белые пернатые крылья на левый и правый экраны как демонстрацию королевского величия. - Это место не для тебя.
Я покачала головой.
- Как?
- Так же, как пришла.
Я открыла рот от удивления. Она... не знала?
- Ты разве не заметила? - До чего же бестолковая система безопасности. - Спайк прислал меня сюда. Извини, конечно, но у меня нету ещё одного дракона с собой.
Селестия на экране выглядела очень удивлённой, её губы беззвучно прошептали имя Спайка.
- Ты сожгла себя заживо? - мягким голосом спросила аликорница. Большие, лавандового цвета глаза уставились на меня с экрана.
- Кроме того, он всё равно бы послал меня... - Стоп, что?
Медленно, нехотя, я спросила:
- Вы и вправду принцесса Селестия, да?
- Да, моя маленькая пони, - ответило величавое изображение аликорницы. Полоска помех поползла по центральному экрану. - А кто... - Аликорница прервалась, чтобы в первый раз нормально осмотреть меня. - Постой. Я, кажется, знаю тебя.
- Знаете меня? - повторила я с чувством, будто земля стала уходить из-под копыт. - С чего это вы должны знать меня?
- Я наблюдаю... за столькими пони, - призналось изображение Селестии. - Это единственное, чем я могу заняться, сидя в этой тюрьме. Но лишь до тех пор, пока это не становится совсем невыносимым...
Тюрьме? Это... О Богини.
Верила ли я вообще в происходящее? В то, что говорила с Самой Селестией? В то, что Богиня... Принцесса... была как-то заперта здесь? Почему ещё она должна была относиться к этому как к тюрьме? Но это значило...
- ...но я помню, как наблюдала за тобой, - прервала мои размышления Селестия. Её слова звучали нежно, по-матерински, но в то же время тон её голоса давал понять, что я говорю с принцессой. - Ты Литлпип, королева красочных ругательств. Я права?
Чего?.. УУУууууууу! Селестия знала меня... и знала ЗА ЭТО?! Мне захотелось спрятаться. Но во всей вселенной не хватило бы места, чтобы зарыться достаточно глубоко.
- Та пони на радио говорила много хорошего о тебе, - продолжила Селестия. Упоминание о моих приукрашенных подвигах только ещё больше смутило меня.
Ну конечно же она слышала всё, что говорила Хомэйдж, да и все диджеи Пон3 до неё. Они, в конце концов, пользовались башнями П.О.П. для трансляции. Как минимум, использовали экстренную линию передач Твайлайт Спаркл. Это единственное, чем я могу заняться, сидя в этой тюрьме.
- Ты не такая, как те пони, что стремились пробиться сквозь щит до тебя. Ты не совершала тех ужасных поступков, которые совершали они, пытаясь попасть сюда...
Я вздрогнула, сердечко маленькой пони в моей голове сжалось, когда я представила, что чувствовала Селестия, видя аликорницу, которая носила на своей шее череп Её Сестры, подобно какому-то талисману.
- Теперь Луна покоится с миром, - быстро сказала я, желая поскорее забыть неприятные воспоминания. - Я сожгла её останки и убила монстра, который осквернил их.
Из моих уст эти слова звучали просто жалко, но во взгляде Селестии была видна благодарность, которую я не заслужила. Я поклонилась ей, только чтобы не смотреть прямо в эти лавандовые глаза.
- Поднимись, моя маленькая пони, - мягко сказала Селестия. - Я не заслуживаю такого уважения. - Меня потрясли её слова, полные печали. - На моей совести столько смертей, что никто не должен оказывать мне таких почестей. Скорее, это я должна склониться пред тобой.
- Что? Это не так! - Я вскочила рывком. Я была удивлена, и, как ни странно, рассержена. - Всё произошедшее - это не ваша вина! Война, мегазаклинания... все те ужасы, что постигли нас в ваше отсутствие... Это не ваша вина!
Селестия взглянула на меня с грустью. В её прекрасном голосе теперь были слышны слёзы, которые она уже не могла скрыть.
- Но это так, моя маленькая пони, - мягко настояла она. - Именно я выбрала место для школы Луны. Из трёх участков земли, в равной степени пригодных для постройки этой школы, я выбрала именно Каньон Полумесяца. Просто потому, что сочла название забавным и мне захотелось увидеть лицо своей сестры, когда она услышит о том, что я собираюсь отправить её студентов на луну...
И теперь я увидела слёзы в глазах Селестии, искажённые помехами на центральном мониторе.
- Те дети оказались там и погибли из-за моей шутки!
Я... Я и представить не могла...
Мои нервы покрыло льдом. Мои глаза горели. Я чувствовала тепло слёз, струйкой текущих по моей правой щеке. Я плакала о моей богине.
- И это ещё не всё, - продолжила Селестия. - Когда зебры начали атаковать, мы с Луной вместе держали щит, давая нашим подданным время, чтобы спрятаться в Стойлах, в то время как Облако убивало нас. Нам пришлось работать посменно - сперва одна держала щит, а другая пыталась хоть как-то подлечить первую, а затем, когда другая просто отдыхала...
Самопожертвование.
- Но моя сестра, - голос Селестии уже дрожал, - была моложе. Слабее. И что бы я ни делала, я не смогла уберечь её от смерти прямо в моих объятьях. - Слёзы текли с её дрожащих лавандовых глаз. - Я держала Луну до тех пор, пока её тело не стало остывать...
О Богини... Богиня. Луна, сжалься над своей Сестрой.
- И затем, убитая горем, я улетела. Я покинула мёртвый Кантерлот, позволила щиту пасть, тем самым дав отравленной Облаком воде затопить нижние города.
Я горестно вспомнила, что Эплснэк погиб в следующие за этим секунды. Он не заметил, как улетела Селестия, но его можно понять, ведь тогда на него мчалась огромная розовая волна.
И как будто её признания были недостаточно ужасны, Селестия продолжила:
- Я... Я была ослеплена горем, поражена смертью своей сестры. Но когда я пролетала над Белохвостым лесом, я увидела мегазаклинания зебр, три ракеты, нацеленные на Кантерлот. Зебрам было недостаточно просто убить Луну, они хотели уничтожить город, который стал её могилой. Сровнять всю гору с землёй. Стереть мою сестру даже из памяти.
Я вспомнила слова Стилхувза: Уже после апокалипсиса до меня дошли слухи о том, что после падения щита зебры произвели запуск мегазаклинаний, дабы окончательно разрушить город. Но даже если это и правда, то те ракеты своей цели не достигли.
Белохвостый лес.
Кейдж называл его самым отравленным местом в Эквестрии.
- И что же вы сделали? - робко пропищала я.
- Я уничтожила их, - произнесла Селестия срывающимся голосом. - Моё горе превратилось в ярость, и я буквально разорвала их на кусочки. Стёрла в порошок, пролетая мимо.
Неплохо, неплохо, отозвалась маленькая пони в моей голове, яростно топая.
Теперь в её голосе слышалось только сожаление.
- Ветра развеяли токсины и радиацию, которые содержались в том в оружии, по всему Белохвостому лесу. Они превратили некогда прекрасный лес в ужасное место, отравили все водоёмы и деревья на своём пути. До самого Понивилля.
Слушая Селестию, я вспомнила свои первые минуты на Пустоши. Вспомнила ферму «Сладкое яблоко». Там всё было заражено настолько, что, казалось, сама земля заставляла мой ПипБак щёлкать.
- Когда моя ярость... - простонала Селестия. - Когда она покинула меня, я почувствовала себя так, будто с меня живьём содрали мою плоть, вырвали моё сердце. Моя душа была истерзана. И... мне было страшно. - Выражение на лице Селестии нельзя было передать словами. - Я умирала и была ужасно напугана.
Мне захотелось обнять её. Уткнуться мордочкой в её королевскую белоснежную шёрстку и разрыдаться. За неё. За Луну. За всё.
- Мне нужно было тогда умереть, - произнесла Селестия. - По крайней мере, я была бы вместе с Луной сейчас. Но я выжила. Я была эгоистичной и жила так долго, что смерть стала казаться мне чем-то неестественным, пугающим. Став жертвой своего малодушия, я оказалась заперта здесь...
Здесь. Проект Одного Пегаса.
- Это не малодушие, - ответила я серьёзным тоном. - Это... нормально. - Мысль о том, что Богиня может быть так близка к обычным пони, вызвала во мне бурю противоречивых эмоций. - Смерть страшит всех нас. Это совершенно естественно, это неотъемлемая часть бытия пони. - Потом, подумав секунду, добавила: - Это неотъемлемая часть вообще жизни.
Селестия, похоже, была благодарна мне за эту попытку.
- ...и в качестве награды я получила пожизненное заключение здесь. Это место стало моей тюрьмой, моим чистилищем. Отсюда я могла лишь наблюдать за жертвами моих грехов, но не могла ничего сделать, чтобы помочь им. - Она перевела взгляд на кости, которые лежали позади меня. - Я сделала всё, что могла, чтобы никто из живущих пони не стал мной. И чтобы не пустить сюда тех, кто обосновался здесь поблизости.
Я открыла рот. Попыталась что-нибудь сказать, возразить, найти способ утешить Её. Она слушала меня лишь мгновение, прежде чем вежливо прервать меня. Зимний вестибюль заполнил голос, который я услышала месяцы назад.
"Алло? Есть тут кто-нибудь?" - спросил давно умерший жеребец голосом, тяжёлым от смирения. Он уже не ждал помощи, которой, как я знала, он никогда так и не получил. - "Нам нужна помощь! Я вёл свою семью к Стойлу около «Сладкого яблока», когда на нас напали рейдеры. Выжили только я и мой сын. Мы добрались до Стойла, но оно по-прежнему закрыто. Внутрь не попасть. Мой сын съел одно из яблок с тех чёртовых яблонь рядом со Стойлом, и теперь сильно болен. Так болен, что даже не может двигаться. Мы забрались в цистерну рядом со старым памятником. У нас кончаются медикаменты и еда. Пожалуйста, если кто-нибудь слышит нас, помогите... Повторяю."
Я была поражена призраком того осознания, которое испытала, когда впервые услышала это. Безымянный отец, к моменту записи сообщения он уже потерял всякую надежду; он делал это просто потому, что должен был.
Селестия слушала это сообщение, вещавшее о смерти жеребёнка от ядов, которые она же и распространила над Белохвостым лесом, повторяющееся снова и снова, кто знает сколько лет. Пока я не пришла и не выключила передатчик.
Я заплакала.
И Селестия вместе со мной.
- Ты не чета тем, что снаружи, - повторила она, когда моё решение закончить мою миссию отвергло горе и я наконец-то начала вытирать слёзы.
Я поняла, что она имеет в виду Анклав. Мне показалось немного странным, что она не узнала меня сначала. И было похоже, что принцесса не знала ни о битве, бушующей снаружи, ни о цели моего появления.
Это единственное, чем я могу заняться, сидя в этой тюрьме. Но лишь до тех пор, пока это не становится совсем невыносимым.
- Селестия, - вежливо спросила я. - Когда вы перестали наблюдать?
Её ответ не должен был меня удивить.
Город Дружбы.
Это был самый мрачный час Эквестрийской Пустоши. Если бы я наблюдала без возможности помочь, наверняка я тоже перестала бы смотреть.
Пару минут ушло на рассказ о том, что же Селестия пропустила.
- Но что... произошло с вами? - осторожно спросила я, пытаясь подготовить себя к любому ответу, каким бы он ни был. Мне нужно было это знать, хотя я уже не была уверена, смогу ли вынести ещё больше той боли, которую причиняли мне её слова. - Как вы оказались тут?
Моим первым предположением было, что Селестия сама заняла капсулу центрального узла. Но если так, то почему за всё то время, которое она провела в нём, она не сделала то, что намеревалась сделать я? И почему тогда системы Министерства Крутости сообщили о том, что Центральный Узел был пуст?
- Я сама пришла сюда, - сказала мне Селестия. - Моё тело умирало, но я знала, что мэйнфрейм «Крестоносец» сможет продлить мою жизнь. Поэтому я пришла сюда. - Она выглядела так, словно сама не одобряла свой поступок. - Я надеялась, что, взяв под контроль это место, я смогу помочь моим маленьким пони и загладить этим хотя бы часть своей вины. Но когда я загрузила себя в Мэйнфрейм, я поняла, что оказалась в ловушке. Беспомощная. Под моим контролем оказались лишь несколько систем безопасности и всё. Я могла только слушать и наблюдать.
Загрузила?
Я прикоснулась копытами к щекам, ахнув.
Только безо всякой ерунды типа "скачать-свой-мозг", - объясняла Рэйнбоу Дэш когда-то Луне. - Я всё это отключила. Я хочу, чтобы над погодой Эквестрии трудился живой пони, а не какая-то машина, думающая, что она пони.
- Рэйнбоу Дэш... Эплблум... - еле выговорила я. - Селестия... они отключили систему загрузки разума от управления. Так было спроектировано. - Я знала это, но считала, что они полностью убрали эту функцию из мэйнфрейма «Крестоносец», а не оставили рабочей, но неполной.
Спайк однажды спросил меня: Ты когда-нибудь слышала старую поговорку - "Дорога в ад устлана благими намерениями"? Если у их истории была бы мораль, то именно так она бы и звучала.
- Я уже знаю, - мрачно сказала Селестия. Она совершила ошибку. Простую ошибку с ошеломляюще трагичными последствиями, которую, однако, можно понять.
Это была история падения Эквестрии в миниатюре. В моей голове вспыли слова диджея Пон3: Великая истина Пустоши заключается в том, что здесь нет пони без греха, что каждый совершил что-то, о чём теперь сожалеет.
Во мне заговорила моя разумная часть. Если это произошло на самом деле, то я говорила не с самой Селестией. Это была лишь программа, иллюзия воспоминаний. Загружая себя в мэйнфрейм «Крестоносец», ты не помещаешь самого себя в компьютер. Он просто делает слепок твоих мозгов. Если только не...
Я вспомнила Старейшину Творога с его дьявольскими намерениями. Он действительно собирался жить вечно, не только загрузив своё сознание в мэйнфрейм, но ещё и перенеся свою душу в саму машину, тем самым сделав её сосудом души.
Я посмотрела на Селестию, и от осознания ужасности произошедшего с ней мои глаза округлились, а в голове прозвучали слова Рэрити:
Я даже просила Спайка сжечь её. Добилась лишь того, что она отослалась принцессе Селестии.
Принцесса Селестия была, пусть и недолго, под влиянием Чёрной Книги.
- Вы... - я уставилась на неё с глазами, полными ужаса.
- Да, - с сожалением подтвердила Селестия, которой и так был понятен вопрос. - Заклинания были настолько простыми для изучения, что я выучила их, едва открыв страницы. Не могла же я даже глазком в книгу не заглянуть?
Я почувствовала озноб.
- Когда живешь целую вечность, скука становится недругом, - объясняла она. - По-своему таким же опасным для меня, как и Дискорд. Особенно когда я была одна.
Селестия вздохнула.
- В течение последующих столетий после того, как я изгнала Найтмэр Мун, я начала изучать всё о загадочных, секретных и запретных вещах, что только могла. Я даже познала некоторые любопытные аспекты алхимии зебр и магии драконов - пара фокусов, которые пони вроде Меня может исполнить. Позднее я даже основала школу, в которой обучали всему тому, что я узнала и что было безопасно.
Магия драконов? Уж не ей ли Она пользовалась, чтобы отсылать свитки обратно Спайку? Я не удержалась и спросила.
- Да, - ответила она мне, одарив при этом ностальгической улыбкой. - Я узнала её от драконицы, которую ты сейчас знаешь как Мышь. - Она продолжила: - Тайны Чёрной Книги были соблазном, сыгравшем на многовековой привычке.
Не удивительно, что щит центрального узла П.О.П. был таким неуязвимым. Не удивительно, что он простоял так долго. Его поддерживала душа Селестии.
И тут мне в голову пришла ещё одна мысль: выходит, что всё, конец. Обратной дороги не будет, и из П.О.П. мне уже не выбраться. Не то чтобы я это вообще планировала, ведь я всё равно не могла уйти, пока ещё существовала угроза со стороны Анклава. Нет смысла в конце войны, если завтра она разгорится вновь. Тем не менее, свыкнуться с тем, что я буду навсегда заключена внутри комплекса, было очень сложно.
Но всё-таки я была готова к этому. Пусть я больше не увижу своих друзей, пусть пегасы заклеймят меня врагом рода пегасьего, это того стоило. Вернуть солнце в Эквестрию... Остановить Анклав...
...блин, да это бы уже стоило того, если бы помогло Сильвер Белл увидеть настоящую радугу.
Я устремилась в сторону маленькой двери. Единственным, о чём я сейчас сожалела, было то, что я больше не увижу Хомэйдж, не смогу обнять её в последний раз.
Я остановилась, оглянувшись на экраны.
- Я могу увидеть их? - спросила я. - Моих друзей? Отсюда?
- Конечно, моя маленькая пони.
Мое сердце ёкнуло, а маленькая пони в моей голове запрыгала на месте в нетерпении. Мои первым порывом было спросить о Хомэйдж. Но у меня был друг, о чьей судьбе я беспокоилась намного сильнее.
- Селестия, умоляю, - взмолилась я. - Покажите мне Дитзи Ду. Покажите, что случилось с ней. Я должна знать, что с ней всё хорошо.
Принцесса Селестия исчезла с экранов, Её изображение сменилось сценами битвы за Филлидельфию. Каждый монитор показывал то, что записывалось башнями П.О.П., причём на двух из них демонстрировалась запись недавних событий, а на третьем велась трансляция в реальном времени.
Я наблюдала, как Дитзи Ду, подобно золотисто-зелёному огоньку надежды, вылетела из Филлидельфийского Кратера и поднялась ввысь, скрываясь в облаках. Одновременно я наблюдала, как она вернулась, расчищая своим сверхзвуковым радиоактивным ударом небо над Филлидельфией, чтобы лучи Селестии Один могли ударить по ней. Я наблюдала, как она падала. И я была вне себя от счастья, когда Лаенхарт поймал её.
А на центральном экране я могла видеть Дитзи Ду, прямо сейчас стоящую на перевёрнутой колеснице и взирающую своими чудными глазами на море восставших пони-рабов со своей доской в зубах, на которой было начертано:
Путь к свободе и маффинам.
Позади неё в стене зиял огромный провал, обломки этой же стены создавали подобие моста через токсичный ров. Возле этого импровизированного прохода к свободе стоял Лаенхарт, окружённый десятком мёртвых, изувеченных Розовым Облаком, монстроподобных обитателей рва, рядом с его копытами сидела весьма довольная собою белая полевая мышь.
- Хвала Селестии! - сказала я не подумав.
Затем, краснея, я попросила:
- Покажите мне Ксенит.
Изображение на экранах сменилось. Я наблюдала проникновение моей подруги-зебры в Филлидельфию до самой её встречи со Стерн. Я видела бой, начавшийся на крыше Министерства Морали и закончившийся на остроконечной крыше на дальнем конце города.
Я смотрела, как прямо сейчас окровавленная и почти без сознания Ксенит лежала в пещере, образовавшейся из обломков, а её дочь, доктор Глифмарка, занималась её ранами. Позади них небо вдруг озарилось ярким светом, и концентрированный солнечный луч ударил с небес, испепеляя анклавовский бомбардировщик.
Селестия Один работала! Это дало мне надежду на то, что все мои друзья живы и здоровы.
- Не могли бы вы показать мне Реджи, пожалуйста? И Лайфблума?
Экраны стали показывать сцену расчистки грифонами Гауды неба над Тенпони, изредка перемежая их сценами с занятым Обществом Сумерек. (Селестия даже как-то могла показать саму камеру мегазаклинаний!) Экран по левое копыто показывал Гауду и Реджи, летевших к крыше Тенпони и поддерживавших между собой раненую Блэквинг.
- Если я стану Арбитром Нового Кантерлота, - произнесла Гауда, обращаясь к раненой грифине, - я сочту за честь сделать тебя своим советником.
- А ты не думала, что тебе стоит выбрать пони на эту должность? - отозвалась Блэквинг. - А то создастся впечатление, будто Эквестрией одни грифоны правят.
Тут я поняла, что там кое-кого не хватает.
Повернувшись к остальным мониторам, я стала просматривать битву с самого начала. С острой болью в сердце я наблюдала за Бучер, понимая, что той не суждено выжить. И ахнула, когда Реджи, получив удар хвостом, устремилась камнем вниз, но когда несколькими минутами позже она взмыла ввысь, по пути испепелив нескольких бойцов Анклава, я издала радостный клич.
- Хм. А кого ты предлагаешь? - спросила Гауда на левом мониторе, когда тройка выживших приблизилась к верхушке башни. Какой-то пони выбежал на крышу, чтобы поприветствовать их.
Я услышала голос Реджины:
- Лайфблума?
- Достаточно, - махнув копытом, сказала я. Пережившие битву поправятся, но всё же мы понесли потери. Я заранее знала, что без смертей с нашей стороны не обойдётся, но от этого было не легче. Нам просто повезло, что всё прошло относительно гладко. - Покажите мне Вельвет Ремеди.
На центральном экране показалась прекрасная угольно-чёрная единорожица, которая пела в микрофон, прикреплённый к наушникам на её голове. Сейчас она находилась под щитом, который удерживали несколько аликорнов. Под этим куполом были аккуратно расположены раненые солдаты Анклава. Вельвет помогала всем, кто нуждался в лечении. И не важно, враг это был ей, или друг. Я наблюдала, как фиолетовая аликорница телепортировалась под щит, неся на себе ещё одного сражённого пегаса. Единорожица вновь, прервав песню, ринулась на помощь раненому бойцу.
Боковые мониторы теперь показали, что Вельвет Ремеди добралась до центра вещания, не ранив и не убив при этом ни одного пони.
Я никогда не чувствовала такой гордости. И радости.
Но до сих пор мои колени дрожали, а нервы, казалось, были напряжены до предела. Пересилив себя, я робко попросила:
- Селестия, пожалуйста... покажите мне Хомэйдж.
В этот раз, когда загорелся экран, я не увидела ничего, кроме пустоши. А затем на соседних мониторах появилась Селестия. В её взгляде была нежность.
Я увидела лишь чёрный дым, поднимающийся от земли. Камера увеличила изображение. Среди скал я заметила небольшую пещеру, едва ли больше обычного грота. Но всё же я смогла разглядеть внутри неё ветхие опорные балки и беспорядочно разбросанную мебель, которая была как будто сделана для очень маленьких пони. Недалеко от входа в пещеру была прибита деревянная табличка с надписью, явно сделанной жеребёнком.
КАМНЕГРАД.
Кобылкам вход воспрещён!
Через почти прямоугольное окно я увидела очень грязную, очень измождённую Хомэйдж с грязной, спутавшейся гривой, свернувшуюся калачиком среди нескольких пустых банок двухсотлетней томатной пасты. Она пряталась.
Я не могла пошевелиться. Не могла даже вздохнуть.
Затем, невозможно, но Хомэйдж пошевелилась. Она посмотрела на меня. Прямо в камеру, которая была высоко на башне так далеко, что она просто не могла видеть её.
Её рот приоткрылся, и она произнесла одними губами: "Я люблю тебя, Литлпип".
Я разрыдалась вновь.
- Хомэйдж пользовалась этими башнями очень долго, - объяснила мне Селестия. - Она знает их как никто другой. - И каким-то чудесный образом моя Хомэйдж... кобыла, которая видела призраков, находила космические бластеры и даже водила знакомство со странными пони, живущими в синих будках... могла чувствовать, когда кто-то за ней наблюдает.
Мой рог засветился, и, поднеся себя к монитору, я коснулась его копытами в обречённой на провал попытке стать хотя бы чуточку ближе к Хомэйдж.
- Я добралась, - сказала я ей. - Я сожгла себя заживо, но я в порядке.
- Она тебя не слышит, - напомнила мне Селестия.
Я опустила копыта, всё ещё паря напротив экрана, упиваясь видом кобылы, которую любила.
Глядя на это, Селестия произнесла:
- Я могу отправить тебя назад.
Портал из драконьего пламени осветил комнату позади меня изумрудно-зелёным светом.
- Назад к Спайку. Ты сможешь провести эту ночь с ней.
- Что? - Я с глухим стуком шлёпнулась на пол. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Зелёный огонь за моей спиной, как объяснила Селестия, был подобен тому, который она использовала, чтобы отправлять письма Спайку. Стоит мне ещё раз сгореть заживо, и Спайк буквально изрыгнёт меня живой и невредимой. Это было бы неописуемо больно, но... эффективно. И немного тошнотворно.
- Теперь, когда ты знаешь, как попасть сюда через огонь дракона, ты можешь вернуться к своим друзьям и любимой, - предложила мне Селестия. - Ты можешь уйти, чтобы помочь им в их борьбе, и прислать кого-нибудь другого вместо себя. Ты сделала достаточно.
Изображение Хомэйдж смигнуло, уступая место образу Селестии, взирающей на меня своим добрым и заботливым взглядом.
- Ты заслуживаешь счастья.
Я оказалась перед нелёгким выбором: маленькая дверь, ведущая вглубь П.О.П., или ещё одна смерть в пламени дракона, которая единственная могла воссоединить меня с друзьями.
Это было почти чересчур для меня.
- Я не могу! - почти плача сказала я ей. - Мы никогда не сможем добраться сюда снова. Анклав слишком силён. Они перегруппируются... и если мы не победим сегодня, они не дадут нам второго шанса.
- Магия пламени Спайка не имеет границ, Литлпип, - ответила Селестия. - Тебе не нужно будет проделывать этот путь снова.
Я покачалась на своих копытах. Это было правдой. А я так желала снова быть с Хомэйдж. С моими друзьями. Мне не хотелось, чтобы та жизнь, которую я успела полюбить, несмотря на всю боль и ужас, окончилась здесь.
Это естественно, вторила моим мыслям моя маленькая пони.
Я вспомнила свой разговор с Вельвет Ремеди двумя днями ранее. Как я могла просить кого-либо другого пожертвовать тем, чем я не могла бы пожертвовать сама?
Особенно, добавила моя маленькая пони, если нужно будет попросить умереть вместо тебя. Пусть даже временно.
- Все, кого я знаю... - по крайней мере из тех, кому я могла доверить подобное, - ...все они тоже заслуживают счастья. Так же, как и я, или даже больше.
Я посмотрела на монитор, на котором Хомэйдж шептала мне слова любви, и задумалась, а что бы сказала она по этому поводу. Я не смогла сдержать смех, когда представила, что она, вероятно, поинтересовалась бы, не пялилась ли я на попку Селестии.
Селестия удивлённо подняла бровь, когда я начала хихикать.
Я сдавленно смеялась, потому что знала, что именно сказала бы Хомэйдж, если бы могла видеть меня сейчас. Она бы не стала умолять меня шагнуть в этот огонь, не просила бы вернуться к ней, пожертвовав кем-то другим.
Но и уговаривать меня остаться здесь она не почувствовала бы необходимости. Всё, что она хотела сказать мне по этому поводу, она уже сказала прошлой ночью. Она доверила мне принятие правильного решения. Не было необходимости возвращаться к этому вопросу снова.
- Ты смеёшься?
Я кивнула, не в состоянии подавить хихикание.
- Просто я знаю, что, будь Хомэйдж здесь, она, вероятно, сказала бы мне: "Не делай с Богиней ничего особо неприличного, пока я не пойму, как сделать это втроём".
Селестия сделала большие глаза. Когда до меня дошло, ЧТО я только что сказала и КОМУ, моё лицо буквально взорвалось пламенным румянцем. Но у Селестии было такое выражение лица, что я не смогла сдержаться и захохотала в голос.
- У тебя очень... занятная подруга, - только и смогла сказать Селестия.
Ушла пара секунд на то, чтобы прийти в себя и вытереть слёзы уже совсем иного рода. Я знала, что я должна была сделать. Там, по другую сторону щита, Спайк всё ещё думал, что убил меня. Я просто не могла себе представить, каково ему может быть сейчас или что ему придётся сказать моим друзьям, когда те к нему вернутся. И я не могла это так оставить.
Сконцентрировавшись, я подняла планшет и стала искать чернила. Не нашла. Тогда я разбила копытом бутылку из-под Сарсапарели и порезалась её осколком, чтобы добыть толику крови (немного больно, но с сожжением заживо ни в какое сравнение не шло), и стала писать им письмо:
Дорогой Спайк,
Я жива.
Я внутри с Селестией.
Спасибо тебе. Мне очень, очень, очень жаль. Пожалуйста, прости меня когда-нибудь.
Литлпип
P.S: Это ОЧЕНЬ больно.
Не сказав ни слова, я отправила письмо обратно через портал.
Селестия молча наблюдала за мной. Когда я закончила, она улыбнулась мне.
- Я горжусь тобой, Литлпип. Но всё ещё оставляю для тебя огонь.
- Зачем? Почему?
- Потому что я поняла, где я тебя видела. Последнее, что сделала Твайлайт Спаркл - спасла тебя, - сообщила мне Селестия. - И для чего? Чтобы ты вновь отказалась от своей жизни всего через неделю?
Та, которую я почитала как Богиню, пыталась отговорить меня от моей миссии. И не потому, что я была недостойна, а потому, что была слишком ценна?
- Жизнь - это дар, - ответила я ей. - Я не настолько эгоистична, чтобы просить кого-нибудь отдать её вместо меня.
- Жизнь, - грустно промолвила Селестия, - не всегда дар. А смерть неизбежна. Или, по крайней мере, должна быть. Даже моя Сестра умерла. - Тоска в её голосе была невыносимой. - В этом и есть истинное зло Чёрной Книги. Она изменяет этот порядок вещей. Она похищает у тебя смерть и называет это даром. Она лжива. Я так долго жила в одиночестве, наблюдая за тем, как умирают пони. Я видела больше, чем ты можешь себе представить. Так что поверь мне, пони, которых ты спасёшь, пожертвовав собой, всё равно скоро умрут.
Я не верила своим ушам. Это была не та Селестия, пред которой я преклонялась.
- Что вы сказали?
- Я сказала... не лучше ли если дар чуть более продолжительной жизни окажется у того, кто его на самом деле заслужил, кто достоин его больше всех? Не лучше ли держаться тех, кого ты любишь?
Как бы ни было больно слышать эти слова от Той, кого я считала своей ласковой и любящей Богиней, но в чём-то она была и права.
- А что, если война, которой я позволю продолжиться сегодня, завтра убьёт Хомэйдж? - спросила я. - Или пони, дорогую кому-то другому, чью-то ещё Хомэйдж? Как я смогу жить с этим? И как бы я осталась достойной ещё одного дня? Как вы могли даже спросить подобное?
- Я... - Я услышала в голосе Селестии неподдельную боль. - Наверное, у меня всегда были любимчики.
Я подумала о её любимой ученице.
- А... что бы сделала Твайлайт Спаркл, если бы перед ней стоял подобный выбор? - Я почувствовала вспышку угрызений совести, когда произнесла имя Твайлайт, представляя, какую боль это должно было причинить Ей. Какое я имела право? Особенно после того, что я сделала?
Селестия погрузилась в молчание. Я представила, как далеко от меня она сейчас находилась (настолько "далеко", насколько позволяла ей эта её тюрьма).
- Когда Твайлайт Спаркл была моложе, она попыталась сделать то же самое, что сейчас делаешь ты. Она собиралась в одиночку бросить вызов Вечнодикому лесу. Чтобы не рисковать жизнями других пони, - наконец произнесла Селестия. - Её друзья не позволили ей этого. Поступила бы она так позже? Я не уверена. Мне бы хотелось верить, что она осталась бы со своими друзьями и они прошли бы через всё это вместе. Но...
Но появились Министерства.
Я почувствовала, как её слова будят во мне гнев. Селестия хотела сказать, что мои друзья отказались от меня? Или, может, я просто неверно поняла смысл её слов?
- Но её друзья, - уточнила я, - были готовы отступить, чтобы позволить ей сделать то, что она должна была. Даже если это означало оставить её в тот момент уязвимой.
- И ты знаешь, чем всё закончилось, - мягко ответила Селестия. - Вдали от друзей Твайлайт всегда была намного слабее. И ты тоже будешь.
Я чувствовала присутствие статуэток в моих седельных сумках. Вместе они были сильнее. Лучше.
Ох! Оооох! О Богини... или Богиня, раз уж на то пошло.
Я начала понимать. Не только то, что сказала Селестия, но и то, почему она это сказала. И мне становилось ясно, почему Селестия стала настолько отличаться от той Богини, которой я возносила свои молитвы.
- Селестия, - начала я осторожно, - как давно у тебя нет друзей? Как давно ты одна?
И снова Селестия промолчала. Затем, после долгой и мрачной паузы, она ответила:
- Дольше, чем я нахожусь здесь.
- Ты больше не будешь одинока.
- Литлпип... - глаза аликорницы на экранах широко распахнулись.
- Ни одна пони не должна быть одинока, Селестия. - Тем более такая, как ты. - Пони нуждаются в друзьях. Они нуждаются... В магии дружбы. Без этого... - Я сорвалась. Пони потеряли своё солнце не единожды. Но я могла это изменить. - Я здесь. И больше тебя не оставлю.
Селестия не ответила ничего.
Зелёное пламя рассеялось.
Запор на двери открылся, и она отворилась, представив взгляду небольшой длины коридор, ведший к другой двери. Посреди коридора была небольшая ниша с устройством для загрузки. Шлем из металла, усеянный лампами и самоцветами, лежал подле длиннорогого черепа, принадлежавшего большому крылатому скелету пони.
Скелету Селестии.
Я сделала несколько шагов вперёд и остановилась. Сосредоточившись, я обернула останки принцессы Селестии магией левитации и отнесла их в Зимний холл.
- Пожалуйста, - попросила Селестия. - То же, что ты сделала для моей сестры.
Поиск способа поджечь кости отнял немного времени, но в конечном счёте погребальное пламя затрещало. Я понимала, что перед тем, как отправиться в капсулу управления, нужно будет предать огню останки и других пони в этом зале. Но их можно было сжечь все вместе, а вот Селестия заслуживала честь собственного пламени.
Сидя под мониторами, я глядела на погребальное пламя. Селестия глядела вместе со мной.
Меня застал врасплох внезапно раздавшийся где-то в Центральном Узле гул механизмов, когда скрытые вентиляторы начали вытягивать из зала дым, заново наполняя Зимний холл свежим летним воздухом. Магический иней не выдержал натиска огня и тёплого воздуха и начал таять, туман у пола постепенно рассеялся.
Наконец я снова поднялась на ноги. Время пришло.
Когда я шла по коридору, Селестия открыла последнюю дверь.
Мэйнфрейм Проекта Одного Пегаса напомнил мне дерево. Огромный центральный ствол посверкивал трассами мистической энергии. В загадочных последовательностях мерцали огоньки на раскинувшихся от ствола ветвях, тянувшихся к компьютерам поменьше, что выстроились вдоль стен. Металлический овал капсулы угнездился среди скопления кабелей-корней. Меня поразило его одновременное сходство с яйцом, выпавшим из гнезда и треснувшим, и с кроличьей норой под деревом, ведущей в места неизведанные.
Также согласно сторонам света здесь располагались и три другие двери. Надписи над каждой из них утверждали, что ведут они в Весенний, Летний и Осенний холлы.
И вдруг случайное воспоминание вспорхнуло в глубине моего разума, словно заблудшая бабочка.
Окей, вот ещё одна, - говорил Спайк, рассказывая нам истории о Кобылицах Министерств, его давно ушедших друзьях. - Эта история про первую Зимнюю Уборку Твайлайт Спаркл.
А чё такое - эта Зимняя Уборка? - спросил тогда Каламити, как раз перед тем как взболтанная Спаркл~Кола, которую я передала, забрызгала его.
Я усмехнулась, вспоминая выражение его лица.
Впоследствии Спайк объяснил, что сезоны в Эквестрии обычно сменялись отчасти и при помощи магии. Позднее я слышала, как Рэйнбоу Дэш жаловалась на необходимость раз в год демобилизоваться для помощи с Зимней Уборкой.
Каким-то образом я умудрилась забыть, насколько широко было назначение Проекта Одного Пегаса.
Одной из составляющих Зимней Уборки, той, которой всегда заведовала Эплджек, была высадка семян на следующий год. И даже это, как я поняла, должно было осуществляться под управлением Проекта. И это было частью того, над чем Анклав взял контроль, модифицировав под свои нужды. Засеивание облаков.
Это будет большой ответственностью.
Я открыла лаз в капсулу управления и стала осматривать свой новый будущий дом. Внутри было мягко и удобно. Будто там было облако, только упругое. Думаю, так было сделано на случай, если оператор окажется не пегасом. И, вероятно, благодаря предусмотрительности Эплблум.
Шлем до ужаса походил на тот, что был в коридоре. Но и отличий было достаточно. Нет мигающих лампочек. Чуть больше самоцветов.
Я сосредоточилась и магией отстегнула сумки, которые сразу же упали на пол. Снимая броню, я в последний раз открыла их и стала доставать немногочисленные памятные подарки, прихваченные с собой. Сокровища, полные души и воспоминаний.
Шляпа Каламити. Шар памяти Флаттершай от Вельвет Ремеди. Рисунок Сильвер Белл. Подарки моих друзей.
Один за другим я расположила их кругом на внутреннем выступе капсулы. Пусть они будут рядом, пока я буду "спать".
Малый Макинтош. Статуэтки Кобылиц Министерств.
Так и не узнали, что же сталось с Рэйнбоу Дэш, - подумала моя маленькая внутренняя пони. - Наверное, так даже и лучше. Хорошо, что какие-то тайны ещё остались.
Прах кобылки из города Дружбы.
И, наконец, шар памяти №8.
Его я положила рядом со шлемом. Последнее, что я сделаю перед тем, как закрыть люк и погрузиться в контролируемую кому - это посмотрю его. Знаю, это займёт драгоценное время, но вообще никогда не посмотреть тот шар было бы для меня жертвой, на которую я не готова была пойти.
Я же, всё-таки, не абсолютный идеал своей добродетели.
Взгляд упал на шляпу Каламити. Воспоминание о первом нашем визите в пещеру Спайка напомнило мне, что на кое-кого я до сих пор так и не посмотрела.
- Селестия, пожалуйста, если можно, - попросила я, вернувшись в Зимний холл, - покажи мне Каламити.
На экране появились сцены яростной битвы. На одном экране Каламити уходил от погони, попутно пытаясь заминировать Массив Солнечных Батарей Новой Надежды. На другом он лицом к лицу с офицером Анклава на каком-то складе. На третьем...
Через весь экран пролетел Спайк, и камера принялась следить за ним. Меж двух когтей он сжимал планшет.
Я услышала взрывные отзвуки выстрелов Грома Спитфайр. Каламити привязался верёвками на спину Спайка вместе с Баркин Соу. Крыло моего друга-пегаса было неумело обёрнуто лечебными повязками - он перенапряг ещё не восстановившуюся конечность, и теперь та вовсе перестала работать.
Каламити на пару с псом-снайпером сбивали ракеты, прежде чем те могли попасть в дракона.
- Раз с Пип всё в порядке, так давайте подхватим Вельвет и свалим отседова! - прокричал Каламити, пытаясь перезарядиться. - Отступаем сами знаете куда.
Из дыры на месте разбитого глаза Спайка сочилась кровь. Болезненная гримаса исказила его окровавленное лицо.
- Анклав меня знает, - уныло буркнул он. - И знает, где я живу. Они, как только услышат, явятся отомстить. - Каламити понял всю суровость интонаций Спайка, когда тот добавил: - Они ударят по пещере. Со всей доступной им мощью.
Моё сердце ёкнуло. Сады Эквестрии!
- Ага, - мрачно отозвался Каламити. - Именно поэтому мы стянем туда все наши силы. Организуем линию обороны. - Спайк увернулся от очереди заградительного огня, каждый выстрел плазмы побольше пони. Каламити едва удалось удержать свою винтовку. - Нам бы тольк продержаться, пока Лил'пип небо не расчистит. А уж потом мы из Селестюхи сможем жахнуть!
Я ощутила приступ паники и тут же прибила его. Путь до пещеры Спайка займёт часы. А на перегруппировку Анклав потратит ещё больше. Однако ощущение срочности, каким-то образом мной упущенное, приобрело теперь полную силу.
- Селестия, - спросила я, понимая, сколь многое предстоит сделать. - Вы поможете мне?
- Конечно, Литлпип.
Вернувшись из Зимнего холла в коридор, я задержалась у ниши с загрузчиком.
- Меня не поймут, - сказала я, осознавая это уже не первый раз. - Особенно пегасы. Они не поймут почему, - не то чтобы это имело значение. Я пыталась сделать хорошо для всех пони, вообще для всех, и делала это единственным известным мне способом.
Я слышала голос Скуталу в моих воспоминаниях:
Это больше не наша Эквестрия! Это не счастливый, безопасный, милый мир, в котором мы выросли. Я не понимаю, как он мог таким стать. К-как... он м-м-мог стать таким плохим! Кто-то должен в этом разобраться! И всё исправить! И... и... и...
И если мне придётся стать главным злодеем, чтобы сделать это... то я им стану!
Я была Скуталу. Частично, по крайней мере.
- Я ведь буду наблюдать за всем, так? - спросила я. - Смогу я поговорить с ними? Или хотя бы послать сообщение?
Селестия мгновение помолчала, затем продолжила:
- Вряд ли, с текущим состоянием системы, - информировала она меня. - Иначе я бы уже давно это сделала. Но с хорошей ремонтницей тостеров починить её будет несложно.
Мои уши слегка загорелись, но маленькая пони в моей голове радостно запрыгала.
Я посмотрела на загрузочное устройство. Значит, оно может скопировать все мысли, всю жизнь пони за пару часов. А сколько тогда у него уйдёт на простую копию пары месяцев?
- Я хочу отправить сообщение, - сказала я Селестии, окутывая шлем своей магией и включая загрузочную станцию. - Я хочу рассказать им, что произошло на самом деле. Объяснить. Даже если они никогда мне не поверят. Я просто обязана.
Я вновь спросила:
- Вы поможете мне?
И мне вновь ответили:
- Конечно, моя маленькая пони.
Два месяца. Процесс копирования займёт буквально пару минут. Добавим час на редактирование и дополнение размышлениями...
Я позволила шлему скользнуть на голову и запустила техномагическое устройство. Пока машина синхронизировалась с моим мозгом, меня не покидало странное чувство ментального "давления" и ощущение странного вкуса, напоминавшего маффины. Я глубоко вдохнула, пытаясь сообразить, с чего же начать...
Затем я начала, думая:
Если я и хочу рассказать вам о приключении всей моей жизни - объяснить, как я попала сюда с этими типами и почему сделала именно то, что я сейчас собираюсь сделать - мне, пожалуй, следует начать с небольшого объяснения, что такое ПипБак...