Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце.

35

«Ближе к ночи», обещанное Чонгом, слишком затянулось. Самое время усомниться в том, приедет ли он вообще. Но Чон всегда выполняет свои обещания, и сегодня на суде в очередной раз доказал это.
Если он задерживается специально, в надежде, что я не дождусь, то у меня для него неприятный сюрприз. Потому что даже после нескольких утомительных часов купания и укладывания малышек, с песнями, разговорами и сказками, я сама так и не смогла уснуть. Сердце мечется в груди, как раненый зверь в клетке, голова взрывается от мыслей, а по телу носится табун мурашек, подгоняемый вечерней прохладой и волнением.
Кутаюсь в плед, забираясь с ногами на твердую скамейку у дома. Оставляю кружку с остывшим чаем на ее противоположном краю, а сама забиваюсь в угол. Подтягиваю колени к груди и устремляю взгляд в ночное небо. Пытаюсь определить, который час, а может, втайне надеюсь поймать сорвавшуюся звезду и успеть загадать желание. Одно на всех….
- Глупости, - шепчу себе под нос, удивляясь, когда успела стать такой сентиментальной.
Машинально взметаю ладонь к лицу, прикрываясь от яркого света фар. С прищуром наблюдаю, как во двор въезжает черный автомобиль. Медленно и бесшумно пересекает территорию, аккуратно паркуется за домом, чтобы не потревожить его обитателей. Слабый писк сигнализации мгновенно обрывается. В повисшей тишине слышится лишь шорох шагов по гравию.
Окутанная сумраком фигура уверенно и стремительно движется крыльцу, пролетает мимо темного угла, где я притаилась, заносит ладонь над ручкой двери.
И застывает…
- Ждала, - Чонгук не спрашивает, а выносит вердикт. В хрипловатом голосе прослеживаются виновато-довольные нотки.
- Собирался избежать разговора? – отвечаю с вызовом и сажусь ровнее, опуская ноги. Плед сползает с плеч, и я позволяю ему упасть на скамейку. Мне больше не холодно.
Повернув только голову, Чонгук смотрит на меня так, будто ставит диагноз.
Неизлечимо больна. Им…
- Моя бы воля, я бы лично увез бы тебя из зала суда, а не отпускал бы скрепя сердце с засранцем Кимом, - чеканит строго и отчетливо, а каждое слово сопровождается стуком его подошв об пол, пока он подходит ко мне. - Но, к сожалению, я не мог. Да и оставались некоторые дела в городе…
Останавливается в метре от меня, смотрит сверху вниз, темной скалой нависая надо мной.
- Тоже секретные, о которых глупым истеричным бабам знать необязательно? – касаюсь босыми ступнями сырого, безжизненного бетона и импульсивно поджимаю пальчики. Наощупь пытаюсь найти небрежно сброшенные босоножки.
- Да, ты права, с бабами я бы на такие серьезные темы никогда не разговаривал, - оставив портфель на скамейке, Чонгук невозмутимо опускается передо мной на корточки. - Но с тобой все иначе, поэтому скажу... Я был в клинике. Узнавал по поводу лапочек, - протягивает руку под скамейку, нащупывает обувь и двигает ее к моим ногам. Касается левой ступни, проводит пальцами по лодыжке, запуская волну импульсов под кожу.
- Все-таки прислушался ко мне и решил найти их мать? – спрашиваю как можно ровнее и спокойнее, но голос сипнет и срывается. То ли от жара ладоней, по-хозяйски блуждающим по моим ногам, надевая босоножки. То ли от осознания того, что теперь у малышек появится настоящая мама, а у меня – серьезная конкурентка. Точнее, я им вообще буду не нужна. Автоматически выбываю из игры. Хоть разумом я понимаю, что это правильно и хорошо для девочек, но раненое сердце, где уже прочно обосновались рыжульки, бунтует и рвется от боли.
- Уже нашел… - застегнув нехитрые ремешки на лодыжках, Чонгук задерживается буквально на доли секунды, но потом убирает руки. Оставляет меня наедине с внезапно накатившим пронизывающим холодом.
- Признаешься ей? – не узнаю собственного голоса. Тяжело сглатываю в ожидании его решающего слова. Я на суде так не переживала, как сейчас! Будто от этого зависит моя судьба.
- Сложно сказать. Я не знаю, как…
Чонгук поднимает на меня усталый взгляд. На дне темных зрачков – растерянность и не озвученный вопрос. Словно он ждет моего совета. Молчит, сидя у моих ног, как преданный пес, и уронив руку на колено.
- Как есть, - пожимаю плечами и только сейчас обращаю внимание на сбитые костяшки. – А это что? – перехватываю его ладонь, подношу тыльной стороной к тусклому свету.
- Да так, провел неформальную встречу без галстуков со своим клиентом Ан, - усмехнувшись, забирает руку, не давая мне возможности осмотреть ссадины, и рывком поднимается, оттряхивая брюки.
- Отправил Минхека в реанимацию? – недовольно отчитываю его. - Или сразу в морг?
- Хотелось бы, но нет, - отходит к деревянному ограждению и опирается плечом о столб. - Всего лишь немного ринопластики. Ему не помешает, а то от лжи нос, как у Пиноккио.
- Дурак, у тебя будут проблемы, - укоризненно шепчу, массируя ноющие виски.
- Он решил, что я сорвался и отомстил за свою поруганную репутацию. Еще и сам извинился, - отмахивается так легко, будто ничего не произошло. Но напрягается, когда задает терзающий его вопрос: - Ты готова вынести мне приговор?
- Даже не попытаешься оправдаться? – встаю, чтобы быть с ним на одном уровне. - Взять последнее слово? – наступаю, сокращая расстояние между нами. Изучаю настороженное лицо, считываю каждый проблеск эмоций, впитываю его противоречивые чувства.
Еще шаг - и оказываюсь к нему вплотную.
- Ты лично все видела и слышала, Лиса, и достаточно умна, чтобы разобраться, что произошло. Так что я весь в твоем распоряжении, - он демонстративно разводит руками, открываясь и показывая себя во всей красе, мол, принимай или добей. – Вот такой, как есть. Делай со мной, что пожелаешь.
- Не знаю, Чонгук, - признаюсь честно, качая головой. - С одной стороны, хочется обнять тебя за спасенное кафе, а с другой – дать по твоей ехидной морде за ложь, - выдаю непривычно грубо, но не могу больше держать эмоции в узде.
Его густые брови ползут вверх от удивления, лоб покрывается морщинками, а уголки губ нервно дергаются.
- Ни в чем себе не отказывай, - нагло ухмыляется Чонгук, пряча под показной бравадой свой страх. - Морда стерпит.
- Почему сразу не сказал, что это ты – адвокат моего бывшего мужа? – озвучиваю свои обиды и сама же злюсь. - Что ты нас разводил, - не выдержав, тычу пальцем в его стальную грудь, но он ловит мою руку и заключает в крепкий капкан. - Ты забрал у меня кафе…
- Я хотел лично разобраться в этом деле – и все исправить, - резко перебивает меня, распаляясь. Говорит таким строгим тоном, будто я несправедлива к нему. - Не признался, так как элементарно боялся, что ты помешаешь мне своей гордостью. Откажешься от помощи, потому что не захочешь ничего общего иметь с «жуликом и говнюком».
Каждая фраза звучит все громче. Хлестко бьет по мне, как оплеуха. А моя рука горит в его жесткой хватке, которую он не ослабляет ни на секунду. Разомкнув губы, я ни слова не могу вставить поперек. Чонгук четко дает понять, что сейчас его очередь выступать. А второй стороне лучше заткнуться и слушать.
– И что скажешь? Разве я был не прав? Ты бы скорее с голой задницей осталась, чем согласилась бы работать с тем, кого заочно ненавидела и обвиняла во всех грехах. Сожалею ли я? Нет, я убежден, что все сделал правильно. Результат меня более чем устраивает. И я не собираюсь извиняться за то, что помог тебе, рискнув всем. На хрен! – летит мне в лицо вместе с яростным, горячим дыханием, которое соединяется с моим, не менее жарким и гневным.
Выдергиваю запястье из его плена. И не понимаю, как моя ладонь, взлетев вверх, вдруг опускается на грубую, шершавую щеку, с характерным хлопком мажет по щетине – и сжимается в кулак. Эта пощечина отрезвляет нас обоих.
Некоторое время мы просто стоим, не двигаясь, и пристально смотрим друг другу в глаза. Дышим тяжело и шумно, сгораем дотла и восстаем из пепла, но стойко выдерживаем нашу зрительную схватку. Среди лидеров не бывает побежденных. И в этом наша проблема.
- Прости, - отступаю первая, одним тихим словом погасив разгоревшийся между нами пожар.
- Заслужил, - хмыкает Чонгук, тоже капитулируя, и скептически кривится, почесывая пострадавшую щеку. Будто не верит, что я его ударила. Для меня это тоже дикость. – Ну что, тебе стало легче? – уточняет теплым, добрым шепотом. Непривычно слышать такой тон после его хамства и криков.
Чона будто подменили, как по щелчку пальцев. Точнее, по взмаху руки. Моей руки. Черт! Неловко получилось.
- Не стало. Ни капли, - прячу горящую ладонь за спину.
- Попробуем другой вариант? – улыбнувшись, он намекает на объятия в благодарность за кафе.
В ответ я нервно смеюсь. Сквозь проступившие слезы, что, на спрашивая разрешения, прокладывают тонкие дорожки по моим щекам.
- Сумасшедший день выдался, - выдыхаю с обреченным стоном. И опускаю влажные ресницы, прикрывая глаза. Не осталось сил ругаться и сопротивляться. Поэтому мое ослабленное, безвольное тело легко оказывается в мощных мужских руках.
– Ну, тише, не время расклеиваться, - нашептывает Чонгук мне в макушку, пока я прижимаюсь щекой к его груди, вслушиваясь в хаотичное биение сердца. - Еще повоюем, - он гладит меня по спине, усмиряя, как дикую кошку.
- Друг с другом? – парирую я, сдавленно фыркнув, и запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо. Чуть сгорбившись, он наклоняется так, что мы соприкасаемся лбами.
- В том числе, - ведет носом по моему, скользит к скуле. Невесомо целует. – Я думал, чокнусь, когда ты в зал суда ворвалась, фурия. Не поверишь, но на твоем грозном личике читался весь не озвученный тобой отборный мат, - смеясь, обдает пламенным дыханием висок, прижимается к нему губами.
- М-м-м, но я держалась, - мычу в свое оправдание и цепляюсь онемевшими руками за массивные плечи, как за спасательный круг. Открываюсь навстречу поцелуям, порывистым, но нежным. Хочу утонуть в них.
Чонгук совершенно не умеет извиняться словами, поэтому делает это ласками. Обману, если скажу, что мне не нравится такой способ примирения. Растворяюсь в нем, отпуская обиды.
- Я видел. Ты умница, - опаляет мое ушко, раздувая волнистые рыжие пряди. Невольно вздрагиваю, сильнее врезаясь пальцами в его железные мышцы. – Однако было чертовки сложно. Мало того, что ты взглядом сжигала меня, как святая инквизиция ведьм, так еще этот урод подбрасывал дровишек в костер, - впивается губами в шею, оставляет след на коже, будто наказывает меня за Минхека. - Я готов был убить его прямо там. Меня останавливал только срок за уголовку. Долго сидеть пришлось бы. Я не мог оставить своих девочек.
Последняя фраза заставляет меня крепче обнять его, хотя я и понимаю, что адресована она исключительно лапочкам. Однако в ней столько нежности и любви, что я не узнаю прежнего Чона. Плавлюсь вместе с ним, на миг представляя себя полноценным членом их семьи.
Забывшись, подаюсь вперед и послушно распахиваю губы, стоит лишь Чонгуку подцепить пальцами и приподнять мой подбородок. Охотно принимаю обрушившийся на меня поцелуй. Отчаянный и жадный. Будто последний перед концом света. Но пока мы не устроили друг другу очередной апокалипсис, я наслаждаюсь каждой секундой тепла и тягучей страсти.
Разум, как всегда, включается не вовремя. Что-то щелкает в мозгу – и я отклоняюсь от разгоряченного мужчины.
- Чонгук, я сомневаюсь… - начинаю говорить, но он опять затыкает меня поцелуем.
- Меньше думай, рыженькая, - сбивчиво рычит мне в рот и тут же запечатывает его. – Чувствуй, - терзает мои губы, а меня сжимает в объятиях так, что мне остро не хватает кислорода.
Обнаглев, забирается ладонями под майку, устремляется к груди, накрывая полушария и согревая сквозь тонкое белье. Мигом догадываюсь о его намерениях, но не уверена, что это лучший вариант сейчас, когда мы толком не обсудили все, что произошло. Чонгук будто специально усыпляет мою бдительность. Интриган и искусный манипулятор.
Собравшись с духом, все-таки прерываю поцелуй. Сбрасываю с себя его руки, упираюсь ладонями в бурно вздымающуюся грудь. Пытаюсь остыть. Не хочу, чтобы все повторилось, как тогда на кухне. Сумбурно, на эмоциях и с горьким послевкусием.
- Крепкие отношения не построить на одном физическом влечении, - стучусь, как в закрытую дверь. - А у нас с тобой даже секс как борьба за сферу влияния. Что говорить о повседневной жизни под одной крышей.
- Так перестань бороться, - поднимает руку к моей щеке, бережно смахивает непослушные кудряшки с лица. - Сдайся мне?
- Почему не ты? – упрямо вскидываю подбородок.
- А что я, по-твоему, делаю? – издает хриплый смешок, накручивая мой локон на палец.
- Манипулируешь мной и врешь. Я чувствую, что даже сейчас ты мне что-то недоговариваешь. Не зря же отвлекаешь поцелуями, - смело выпаливаю и замечаю, как он меняется в лице и прячет взгляд. - Возможно, это вовсе не интуиция, а мои обыкновенные тараканы. Я не исключаю своей вины. Мы с тобой оба не умеем доверять.
- Научимся в процессе, - отпускает меня и, убрав руки в карманы брюк, задумчиво поглядывает исподлобья. - Лиса, мы толком и не начинали строить отношения…
- Да просто мы не готовы к ним, Гук. Ни ты, ни я, - делаю паузу, предоставляя ему слово. Но он подозрительно молчит. Мне приходится решать за нас обоих, и я выношу вердикт: - Я очень благодарна тебе за кафе. Несмотря на твои методы, все равно спасибо. Но, мне кажется, об отношениях говорить рано. Ты пока разберись с матерью лапочек, а я займусь кондитерской. Дальше время покажет.
Пытаюсь поймать его реакцию на мою фразу о маме двойняшек, но он будто воздвигает вокруг себя крепостные стены. Врезаюсь в них с разбега. Чувства разбиваются о камни, душа болезненно ноет, прощаясь с чужими малышками, которые стали для меня родными, будто они - частички меня. Разум принимает неизбежное.
Рвано кивнув самой себе и получив молчаливое согласие Чона, я разворачиваюсь, чтобы вернуться в дом.
- Ты не можешь уйти, Лиса, потому что ты – мать моих детей, - неожиданно раздается позади.
Чуть не спотыкаюсь на пороге и, восстановив равновесие, оглядываюсь на Чонгука. Кажется, в этот момент я ненавижу его всеми фибрами души. Он слишком далеко зашел в своей игре.
- Боже, Чон, это самый идиотский способ остановить женщину, с которым я когда-либо сталкивалась, - срываюсь в хохот, балансируя на грани истерики. - У нормальных людей происходит наоборот: мужчину привязывают детьми. А у нас все идет не по шаблону, - всхлипнув, посылаю ему жалобный взгляд. - Что ты делаешь со мной, Чонгук? Зачем?
- Говорю тебе правду, как ты и просила, - выцеживает из себя, и желваки ходят ходуном на его скулах. – Они твои. Наши…
- Хватит, Чонгук, просто заткнись, - выставляю ладони перед собой, но не могу остановить мясорубку, которая орудует у меня внутри, превращая органы в фарш. - Неужели не понимаешь, что причиняешь мне боль своей ложью? – умоляюще лепечу, однако он отрицательно качает головой. Приближается ко мне и берет меня за плечи. - Именно об этом я и говорила! Мы только ранить друг друга можем, на созидание и исцеление нас не хватает. Бракованные оба! Отпусти, черт бы тебя побрал! – дергаюсь, как лисица, попавшая в силки, но хватка лишь крепчает.
- Не могу! – рявкает Чонгук мне в лицо. – Ты не имеешь права нас бросать. Тем более, теперь…
- Я в любом случае не оставлю лапочек, что бы не происходило между нами, - произношу сквозь жгучие слезы. - Буду наведываться к ним в роли няни или кондитера. Проводить с ними время, если позволишь. Я сама этого очень хочу. И ты это знаешь. Ты, как всегда, дергаешь за правильные струны, адвокат, но остановись, пожалуйста, пока не порвал всю меня. Матерью я не могу быть. Ни их, ни чьей бы то ни было.
- Да чтоб тебя, упрямая ты женщина! – гаркает он в сердцах и, отпустив меня, подлетает к скамейке. Впопыхах скидывает оставленную мной чашку чая, и она разлетается на осколки. но Чонгуку плевать. Он достает из портфеля какие-то бумаги, протягивает мне. - Смотри! – приказывает властно.
- Что это? – хмурюсь, опуская мутный взгляд. В сумраке сложно разобрать текст, и Чонгук подсвечивает мне дисплеем телефона.
- Тест ДНК. Ваш с лапочками. Я сделал его тайно от тебя, потому что сомневался в результате. Здесь итог, - указывает подрагивающим пальцем. - Читай: 99,9% родства. Материнство подтверждено.
Бумаги трясутся, а цифры плывут перед глазами.
- Невозможно, - еле выдавливаю из себя. В висках стучит так громко, что я ничего не соображаю. Какой-то нескончаемый сон.
- Но факт! – будто сквозь вату пробивается голос Чонгука. Он единственный пока еще связывает меня с реальностью. - Ты их биологическая мать. Родная. Кровь от крови, - отшатнувшись от меня, он начинает судорожно мерять шагами пол. - Я не знал, как, черт возьми, сказать тебе об этом! Смягчить. Как подготовить тебя, чтобы не шокировать, - отходит к крыльцу и останавливается там, словно врастая в бетон. - Я сам охренел, когда выяснил. Поэтому минимизировал наше общение в эти дни. Чтобы не пришлось лгать и выкручиваться, пока я разбирался с анализами и клиникой, - внезапно срывается с места и оказывается рядом со мной. - Ты понимаешь теперь, что хрена с два мы тебя отпустим?
Не могу ничего ответить. Ощущение, будто язык прилип к небу, а все тело расплывается и дрожит, как желе. К горлу подкатывает холодная и мягкая волна. Перед глазами - полупрозрачная рябь, похожая на шум телевизора без сигнала. Я никак не контролирую свое состояние.
Выпускаю бумаги из пальцев, хватаю губами воздух, без которого мои клетки отмирают. Оседаю, проваливаясь в клубок ваты. Последнее, что слышу, это приглушенное: «Лиса!» - и погружаюсь в плотную матовую темноту.