Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце.

24

Лиса

Закрываю коробку с миндальным «Эстерхази» и привычным движением наклеиваю на прозрачное окошко свой логотип. Задерживаюсь на нем задумчивым взглядом, а мысли разлетаются ореховой мукой и уносятся прочь, подхватываемые сквозняком.
«Все это временно. Потерпи. Скоро опять будешь работать в своем кафе», - всплывают в памяти слова Чона, сказанные на днях на этой же кухне. Тогда в моей душе что-то щелкнуло. Появилась надежда, слабая, опасливая, но обволакивающе теплая. И капелька веры упала на засохшую почву, мгновенно впитавшись. Я запрещаю себе расслабляться. Наоборот, работаю усерднее, чтобы в случае неудачи не сломаться. Но… живительная влага дает свои плоды, взращивая внутри меня чувство защищенности. Неправильное и неуместное.
Хоть Чон по-прежнему невыносим и груб, он все так же раздражает меня чересчур хлесткими словами и резкими реакциями, однако от него исходит такая поддержка, которой я никогда не получала от Минхека.
«Поиграешься и прогоришь, вот тогда и вспомнишь мои слова. Только деньги просранные жалко будет», - примерно так бывший муж в свое время отреагировал на мою идею открыть маленькую кондитерскую. И я бы отступила, если бы не ребята. Команда, в которую никто не верил. Даже я сама.
Парадокс, но бесчувственный хам Чон за последние пару дней дал мне больше, чем любимый муж за несколько лет. Предоставил время на готовку и полную свободу действий, позволил завалить его кухню посудой и всевозможными кондитерскими примочками. Ни одной претензии не предъявил, даже в те нередкие моменты, когда из шкафа на него вываливались формочки и трафареты. Ни слова, ни ругательства. Словно мой кулинарный беспорядок - в порядке вещей.
И я бы могла предположить, что Чонгук терпит меня, потому что ценит незаменимого сотрудника, если бы… я не была такой беспомощной и неопытной няней. Я объективно оцениваю свои способности и знаю, что не справляюсь. Хоть и отдаю малышкам всю нерастраченную материнскую любовь, которая никогда мне не пригодится, но понимаю, что этого недостаточно. Девочкам воспитание необходимо и всестороннее развитие, а не мои кексики с булочками.
Я настолько неуверенна в себе, что тайком заказала книги по детской психологии и педагогике. Раз не умею сама, то поучусь у профессионалов.
- Мама Лися, а нам что? – врезается в мои ноги Лина, и у меня едва не подкашиваются колени.
Восстанавливаю равновесие, вцепившись пальцами в столешницу, а затем отодвигаю коробку с аллергенным тортиком. Его я приготовила на заказ, причем тщательно следила, чтобы двойняшки не добрались до опасных ингредиентов. Подумать только, даже в этой ситуации Чон доверяет мне. А ведь мог бы просто запретить заниматься посторонними делами на его кухне…
- Дай ту пир-роженку, - показывает пальчиком Лана и выгибает бровь. Выставляет ладошку в ожидании. Всем своим видом показывает, что не отступит, как, собственно, и ее отец.
- А вам такое нельзя, солнышки, - присаживаюсь к ним. Лина сразу бросается мне на шею, а Лана медлит, демонстрируя характер. Притягиваю мини-Чон к себе – и обнимаю одновременно обеих, чтобы никому не было обидно.
- Дома все можно, - твердят упрямо.
- Так! Зайчики мои, вы должны четко запомнить, какие продукты вам противопоказаны. И прежде чем есть что-то, надо спрашивать, из чего это приготовлено, - серьезно произношу.
- Папа знает, - хитро улыбается Лина. И ее сестра кивает.
- У вашего папы скоро голова устанет все контролировать. И заболит, - невольно закатываю глаза, стоит лишь вспомнить о нем. – Вы же этого не хотите? – синхронно качают рыжими головками. – Тогда поможем ему. И сегодня же начнем учить список «красных» продуктов.
- Как на светофоре? – догадывается Лана.
- На класный ехать нельзя, - Лина грозит пальчиком перед моим носом.
- Именно! – улыбаюсь и мысленно ловлю подсказку малышек. Пожалуй, воспользуюсь ею, пока мои «учебники» идут по почте. – Мы поиграем в водителей. Будем выбирать, на какой продукт можно «ехать», а на какой – нет.
- Игр-ла! – хором вопят они.
На секунду зажмуриваюсь от звонких визгов, но при этом расплываюсь в сияющей улыбке. Я начинаю привыкать к детским крикам, и они совершенно меня не раздражают. Наоборот, напитывают энергией, избавляют от холода и заполняют дыру в груди.
- Лалиса, к вам клиентка, - едва пробивается сквозь галдеж и топот строгий голос охранника. – Вы просили сообщить сразу же. Что мне с ней делать? Чон Чонгук запретил пускать посторонних.
Чмокнув девочек в щечки, я поднимаюсь на ноги.
- Правильно! Ни в коем случае никого не пускать, - чеканю, покосившись на малышек. Видимо, Чон заразил меня своей гиперопекой, потому что в его отсутствие я кружу возле двойняшек, как коршун. - Я выйду сама. А вы побудьте пару минут возле детей, - приказываю парню. Судя по его вытянувшемуся лицу, к такому испытанию он не был готов. Однако сопротивляться не смеет. Видимо, Чон поручил ему меня слушаться.
- Так точно, Лалиса, - выпрямляется, будто ему в позвоночник кол вбили.
- Да я быстро, не беспокойся. У меня все готово, только отдать надо, - смеюсь, успокаивая бедного парня, которого окружают двойняшки.
Пока Лина и Лана заводят «светскую беседу» с не понимающим ни слова охранником, я срываюсь с места и быстро шагаю во двор.
- Ваш заказ, - протягиваю коробку сразу же, как открываю ворота. Хочу скорее избавиться от клиентки, но так и застываю с зависшей в воздухе рукой.
- И снова здравствуйте. Познакомимся ближе, - шатенка снимает круглые солнцезащитные очки и устремляет на меня надменный взгляд. – Любовница? – оценивающе скользит по мне и, будто разочарвавшись, пренебрежительно усмехается.
Мои пальцы машинально врезаются в картон, сминая упаковку. В душе поднимается волна протеста, а в груди клокочет буря негодования. И дело совсем не в том, кем посчитала меня гостья. А в том… кто она.
- Няня, - цежу сквозь зубы, впиваясь взглядом в знакомые черты лица. Царапаю пальцами коробку с тортом, лишь бы не вцепиться в идеально ровную «штукатурку» нежданной гостьи и не содрать лишний слой «алебастра». Вместе с ее гадкой ухмылкой.
Эта женщина не впервые делает у меня заказ. И снова выбирает то, что категорически нельзя… ее детям. Потому что ничего он них не знает. Страшнее всего, что даже не хочет вникать.
- Одно другому не мешает, - оскорбительно добавляет. – А я их мать, - решительно делает шаг ко мне. Но я нагло оттесняю ее от входа, толкаю плечом и закрываю за своей спиной ворота, таким образом подсознательно защищая детей.
Чон мало рассказывал о матери двойняшек, не вдавался в подробности их расставания. Лишь обмолвился, что она лично отказалась от родных малышей. И, кажется, от него тоже. Я не уточняла. Их отношения меня не волнуют, но я уяснила главное: Момо опасна для собственных дочерей. Ярким тому подтверждением стало ее поведение на Дне рождения крошек. И проклятые макаруны, из-за которых я чуть не поседела, Момо едва не получил инфаркт, а горе-мамаша просто уехала, ни слова не сказав о своем подарке.
- Забирайте заказ и уезжайте отсюда, пока я не позвала хозяина дома, - тяну с угрозой и стараюсь быть как можно убедительнее.
- Я знаю, что его нет дома. В такое время Чонгук работает. Поэтому и приехала поговорить, - победно вздергивает подбородок. Хочу поспорить, что нам нечего обсуждать, но она перебивает: - Вы поможете мне встретиться с детьми, - не спрашивает, а утверждает. Словно не ожидает отказа.
- Нет, - выдыхаю невозмутимо и опускаю руку с коробкой, наплевав на состояние торта. Этот заказ никому не нужен. Он был всего лишь крючком, на который я попалась. – Пока я здесь, у вас ничего не выйдет. Смиритесь.
Разворачиваюсь, чтобы вернуться в дом. И приказать охраннику выпроводить Момо за пределы нашего района.
- Вы должны понять меня, как женщина женщину, - неожиданно всхлипывает она, и я оглядываюсь.
Удивляюсь резкой смене ее настроения. Из холодной стервы она, будто по мановению волшебной палочки, превращается и несчастную жертву. Пускает слезы, прижимая ладони к щекам, прикрывает глаза, выжимая из себя больше влаги.
- Чонгуе запретил мне общаться с детьми, - сипло произносит, словно посвящая меня в тайну. - Он выбросил меня за ненадобностью, как только узнал, что я больше не смогу ему родить. И хитростью лишил меня материнских прав.
- Вы лжете, он бы так не поступил, - встряхнув хвостом, недоверчиво прищуриваюсь.
Чон, конечно, невыносимый тип, но не настолько жестокий и подлый, чтобы лишить детей мамы. Мне кажется, я бы успела почувствовать в нем гниль за время нашего общения. Мы ведь круглыми сутками под одной крышей. Он довольно прямолинейный, порой чересчур. Но лишь за то, как Константин обращается с малышками, ему можно простить любые колкие фразы. Любовь не подделать. Не сыграть. От женщины, что зовет себя их матерью, я не чувствую и сотой доли тех эмоций, что источает Чон.
- О-о-о, вы его плохо знаете, - с горечью выдает она, а я по-прежнему ставлю каждое ее слово под сомнение. – Я готова на все, лишь бы вернуть дочек. Сколько? – снимает сумочку с плеча, пока я пытаюсь уловить смысл ее вопроса.
Хмуро свожу брови, наблюдая, как она роется в кошельке, отсчитывая купюры. Решила все-таки выкупить потрепанный «Эстерхази»? Надеюсь, не для малышек, ведь им нельзя миндаль, да и другие его составляющие.
- Я заплачу вам, чтобы пройти в дом. Сколько скажете, - как обухом по голове, бьет циничная фраза. – И охранника отвлеките. А лучше… сами выведите ко мне детей. Да, точно…
Момо говорит что-то еще, но ее слова заглушает безумный, протяжный сигнал подъехавшего автомобиля. Боковым зрением замечаю марку и с облегчением выдыхаю, узнав машину Воскресенского. Он рядом, а значит, все будет хорошо. Девочек он в обиду не даст, так что мне можно не переживать.
- Я не торгую детьми, - осекаю ее под звук хлопнувшей двери авто. – С Айрин на празднике вы так же договаривались? – с ужасом догадываюсь, вспоминая День рождения. Чон был прав, наказывая администратора. Это была не слепая ярость, а предчувствие.
- Не твое дело, - скрипит зубами недомать, обнажая свое настоящее лицо. – Ты все равно вылетишь отсюда сегодня, - хмыкнув зло, она сует деньги в большой карман моего кардигана, который я накинула на ходу.
Перехватываю руку за запястье, с отвращением отбрасываю от себя, но поздно. Ее ладонь пуста, а на губах играет издевательская ухмылка.
Недоуменно опускаю глаза, медленно осознавая, что Момо меня элементарно подставила. Значит, чутье меня не подвело – и она действительно лживая стерва. В ее рассказах о Чонгуке нет ни грамма правды. Однако это вряд ли спасет меня сейчас. Ведь отвратительный характер своего мужа она изучила в совершенстве…
- Ну и, какого хрена здесь происходит? – гремит мужской голос. Совсем близко.
Спрятав руки в карманы брюк, к нам шагает взбешенный Чон. Останавливается напротив, расстреливает ненавидящим взглядом бывшую, а потом поворачивает голову ко мне:
- Лиса?
Коротко. Хлестко. Наотмашь. Будто дал пощечину.
- Держу оборону, - оправившись от шока, кидаю ему в ответ с укором.
Вижу сомнение в потемневших от злости глазах. И понимаю, как неубедительно выгляжу со стороны. Мои слова расходятся с действиями. Ведь в этот самый момент я подрагивающей рукой ныряю в карман и собираю деньги в кулак. Выбрасываю часть смятых купюр на землю, тянусь за оставшимся. Выгребаю все, чуть ли не выворачивая карман, словно избавляюсь от ползучих гадов, забравшихся под мою одежду.
Не могу побороть отвращение. К женщине, которая оценила своих детей в несколько грязных бумажек.
- Происходит то, что и ожидалось, Чонгук, - ехидно, с чувством собственного превосходства, тянет Момо. - Ни одна няня не в состоянии заменить детям мать.
С презрением смотрю на нее и замечаю, как она косится на купюры, подхватываемые ветром. Убирает руки за спину, сцепив кисти в замок. Будто сдерживает себя, чтобы не наклониться за деньгами.
- Ты лучше рот закрой, Момо, - неожиданно осекает ее Чон. - Не испытывай мое терпение, - цедит, накаляясь от гнева.
Обращается к ней, но ни на секунду не сводит с меня глаз, будто пытается прочитать. Смело выдерживаю наш зрительный контакт, потому что скрывать и бояться мне нечего.
- Это был один из моих заказов, - произношу ровным, бесстрастным тоном и небрежно киваю на его бывшую жену. – И он оказался с сюрпризом.
- Чонгук, ты готов доверить девочек первой встречной, - она продолжает отыгрывать свою партию, рассчитанную на единственного зрителя. Потому что я, в отличие от Чона, смотрела спектакль с самого начала. - Наших с тобой дочерей! Какой-то чужой бабе! – театрально вздыхает. - Все они продажные. Даже те, с которыми ты спишь.
Впервые за все время Чонгук отрывается от меня, обращая волну ярости на Момо. Хватает ее за локоть, намереваясь оттащить прочь с территории.
- Заткнись! И не смей…
Он осекается на полуслове и замирает, раскрыв рот. Удивленно и немного растерянно смотрит на шикарный, расстегнутый плащ Момо, по которому растекается нежный масляно-заварной крем. Между краями недешевой оливковой ткани размазаны кусочки хрупких белковых коржей. Изящная блузка цвета слоновой кости дополнена жирными разводами на груди и миндальной стружкой вокруг пуговиц и в декольте.
Момо не двигается, боясь пошевелиться и окончательно угробить свою одежду. Лишь хлопает ресницами и часто дышит, не веря в произошедшее.
Недоуменно кашлянув, Чон отпускает ее и отшатывается, чтобы самому не испачкаться. Как заклинивший робот, поворачивает ко мне только голову и выгибает бровь, не в силах озвучить застывший на губах вопрос.
- Рука дрогнула, - отбрасываю в сторону пустую коробку из-под торта.
И оттряхиваю ладони. Признаться, я сама не понимаю, что случилось. Я разозлилась на хамские слова Момо – и все. Дальше пелена. Руки, не слушаясь меня, сами сняли крышку и запустили нежнейший «Эстерхази» стерве в грудь. Еще и впечатали дно коробки со всей силы.
Лишь сейчас интеллигентная Лиса возвращается в мое тело, но я все равно не намерена оправдываться.
Расправив плечи, снисходительно ухмыляюсь.
- Вот эти белые лепестки – это миндаль, - указываю пальчиком на прилипшую к мамашиной одежде стружку. - Один из самых аллергенных орехов. Реакция наступает через три-пять минут и достигает пика в течение нескольких часов. Сыпь, зуд, одышка, кашель, отек Квинке, - перечисляю без эмоций, в то время как в груди бушует ураган ненависти. - Дальше скорая. Если успеет…
- А? Что? – выйдя из ступора, Момо судорожно вытирает блузку и плащ. - Зачем это мне? – брезгливо трясет липкими руками.
Чонгук задумчиво молчит, настороженно наблюдая за нами. Возвышается, сложив руки на груди, и хмуро сводит брови. Становится мрачнее с каждым моим словом. Пока не превращается в сплошное черное пятно, от которого веет грозой. Огромной тучей он нависает над нами, готовый пролиться кислотным дождем.
- Перед тем, как украсть детей, было бы не лишним хоть что-то о них узнать, - выплевываю резко. - Например, на какие ингредиенты у них аллергия. Иначе похищение может закончиться в больнице.
Краем глаза замечаю, как Чон передергивает плечами. И вдруг делает широкий шаг, встав между нами. Я оказываюсь спрятана за его мощной, огромной спиной.
- Вот же тварь, - яростно выдыхает, склонив голову. Не видя его мимики, мне сложно понять, кому адресовано ругательство.
- Она врет, и так бездарно, - защищается Момо до последнего.
- Нет, я виновата лишь в том, что позволила себя обмануть, - говорю куда-то поверх мужского плеча. - Впредь буду умнее. И подобного больше не повторится. Если, конечно, я останусь в этом доме
- Лиса, - оглядывается Чон.
- Я могу идти, Чон Чонгук? Дети ждут.
Не дожидаясь ответа, оставляю бывших супругов наедине.