водитель для дочери/влад куертов

42.

Лучики солнца мечутся по тихому кладбищу, пахнет сырой землей. Повсюду люди и венки из искусственных цветов. Голоса. Какое-то будто забытье, туманный гипноз, и мысли страшно путаются.

Вдруг где-то высоко над головой громко каркает ворона, и тут он понимает, что всё реально. Сейчас два деревянных ящика с его родителями опустят в холодную яму.

— Мама, папа! — Кричит подсознание.

Рядом тяжело дышит Костик. Он злится, отказываясь верить. Но никто не двигается, пока гробы не опустятся на дно ямы. Потом им обоим велят кинуть горсть земли на крышки гробов.

— Пойдем, — тихо говорит он брату.

А тот не хочет уходить. Всё, что было дорого — здесь. Предано земле.

Влад трясся от злости и сожаления. Весь, с головы до ног. Он стоял под душем, уперев руку в стену, и не мог смириться с произошедшим. Дело было отнюдь не в том, что его, служившего в спецподразделении крепкого бойца, запинали, как малолетку, шестеро обдолбанных отморозков. А в том, что он чувствовал вину за то, что его близкие теперь находились под ударом.

Пошатываясь, парень вышел из душевой, проковылял в свою комнату. Там осмотрел синяки и кровоподтеки перед зеркалом и до боли стиснул челюсти. Нужно было что-то срочно решать.

Надев свежую рубашку, брюки и туфли, Влад набрал номер Славы.

— Да.

— Это Влад. Нужно поговорить.

— Что-то срочное?

— Да.

— С Ксюшей проблемы? — В голосе послышалась тревога.

— Нет, она в академии. Но это и ее тоже касается.

— Говори.

— Не по телефону.

— Хм. Приедешь в офис?

— Да. Только пусть это пока останется между нами.

— Хорошо.

Через полчаса они встретились в центре. Слава вышел из офиса Князева, оглянулся по сторонам и проследовал к кафе.

— Ксюша в опасности. — Сообщил Влад, когда тот подсел к нему за столик.

— Рассказывай. — Нахмурился мужчина.

— Ко мне подошли с просьбой. — Парень наклонился на столик и понизил голос. — Я отказал. Но ребята серьезные, они на этом не остановятся. Дали срок двое суток.