Каннон, Богиня, рождённая самими небесами, считалась воплощением милосердия. Её прекрасный лик изображали сотни умелых художников, стараясь передать её возвышенный образ как можно более точно. Но краски не могли выразить её прекрасный облик - были излишне тёмными, не так ложились на холст, не отображали насыщенные краски её лика. О ней слагали легенды, ей посвящали стихи... Женщина была, по мнению отвергнутых, излишне чёрствой. Не было в ней той наивности, присущей прекрасному полу. Они забывали, что она - Богиня. И ей чужды человеческие слабости. Она - затворница, что слушала молитвы из Небесного Сада.
Забывала со временем и Каннон, что, будучи возведённой к статусу Богини милосердия, она должна не только слышать молитвы, но и отзываться к тем, чьё сожаление идёт от чистого сердца.
Первым, кому ответила Каннон, был Отец. Она была поражена степенью глубины того, насколько искренней была его тихая молитва. Он молил подарить ему сына, облачённого в Божий лик. Сына, что будет в силах подарить ему истинное счастье. Она не могла не ответить, вспоминая слова названной сестры - Богини Солнца, Аматэрасу. Она не раз говорила, что, даже будучи владелицей Небесных Полей Такамагахара, остаётся очень и очень несчастной. Она не наделена возможностью родить, и отдала бы всё за то, чтобы просто иметь смертное тело. Но Боги не имеют права менять вечность на мгновенье счастья. Не имела этого права и она.
Поэтому Каннон ниспослала ему Божью благодать - дитя, рождённое из её силы в его молитвах - настоящее чудо. Маленький Ябоку стал вестником разрухи, и Каннон порой думала о том, что этот мужчина должен был быть падшим Богом Войны, раз его сын, рождённый из света, повелевает Тьмой. Верны ли её догадки, она не знала.
После она никому не отвечала - долгие годы жила в мире смертном, в котором осталась, услышав наивное детское «Мама». Она жила там, среди людей, рядом со своим храмом. Её пышные убранства изменились на сущий минимализм. Вместо прекрасных одежд, сотканных из драгоценных шелков, она была облачена в простенькие домашние кимоно цвета заката, на которых распускались удивительные цветы. Она взращивала на, казалось, благодатной почве цветы небес, которые увядали, стояло лишь Ябоку дотронуться до них своими маленькими ручками. Его сила была устрашающей, и действовала на всё живое - словно яд, убивая. Со временем он научился сдерживать себя, постигая азы управления духовным элементом своей души. Он владел силой бесконечной Тьмы, хоть и был рождён светом. Она всё больше убеждалась, что мужчина, который приходится Ябоку Отцом - падший Бог Войны или Разрухи. Слишком сильным был хаос в руках мальчика. Слишком светлой была Богиня. Но Ятогами учился быстро, и вскоре смог подарить матери первый букет цветов. Что не увяли в его руках. Он улыбался. Она плакала, прикрыв ладошкой рот. Она была счастлива познать то простое женское счастье - материнство. Она была готова променять Небесный Сад и Божий лик на жизнь средь смертных. И поплатилась.
Стражи Небесного храма, конвоиры грешников - души света, пришли за ней. И она растворилась в закате, пообещав сыну вовек иметь с ним крепкую связь. Она понимала - её не простят. Её судили. Бог Луны - Тсукиёми, Бог моря и шторма - Сусаноо, Богиня Солнца - Аматэрасу, Бог творенья - Идзанаги. Они вынесли приговор той, кто заведовал Садом Небес. А после настал час её наказания в Царстве Ёми - мире, что не ведает и крупиц света, вечно сыром и затхлом убежище Идзанами, Богини творенья, названной матери Солнца, Луны и моря, супруги Идзанаги. Там стоял сладковатый запах разлагающихся тел - отвратный смрад, который она чувствовала десятки лет. Она не знала, как выбраться оттуда - её тело было будто приковано к хладной сырой земле. Её глаза, лишённые света, казалось, могли утратить способность видеть. Из её рта не выходило и звука, а её шею украшали алые и лазурные символы, оставленные владычицей небосвода, дочерью Идзанаги, Аматэрасу. Она была близка к той грани безумия, к которой приводили грешников. И искуплением её стали эти годы заточения в Царстве мёртвых. Омовение стало её прощением, и рождением из освящённых вод святого источника, что, коснувшись её кожи, становились порочными, её дочери, единой владычицы Небесных Садов. Но омовение с водой той забрало и те красочные воспоминания о маленьком сынишке, которого она оставила в закате. Малышка Кимико напоминала собой единое дитя заката, рождённое в таинственной ночи. Мир одарил её неземной красотой - бледной и нежной, словно лепестки цветов, кожей; глазами цвета лаванды, что были окружены ресничками цвета порочной тьмы; волосами цвета заката, что с годами темнели. Её дитя было даром и знаком прощения. Но посетившая собственный храм Ближнего берега, Богиня оставила дочь там, ведь не желала, дабы дочь была заточена в небосводе. Так было принято - небеса не даровали ей возможность, и она не смела, рушить древние законы. Она желала дочери лучшего будущего, нежели имела сама. И со слезами на светлых глазах вспоминала о том, как дочь, с маленьким букетом цветов небес бежала к ней, ступая босыми ногами по зелёной траве. Плакала, как когда-то, и уверяла себя - так нужно.
Она жила одиноко - Богиня-затворница воплоти. Она жила в своём храме, окружённом Небесными Садами, в которых цвели удивительные цветы, рождённые красками возвышенного мира. И её спокойствие не нарушали. Не встреть она Хиёри, которую видела той маленькой босоногой девочкой в прекрасном фурисодэ, печать воспоминаний не пошатнулась бы. Не приведи её разгневанная сестра с собой и Бога с глазами небосвода, в чьих волосах цвета ночи терялись краски, она не вспомнила бы то далёкое обещание, а юноша не показался ей маленьким мальчиком с ясными лазурными глазами.
