— О, Боже, Т/И! — только ты успеваешь зайти, как слышишь женский вскрик. Медленно поднимаешь взор на подбегающую взволнованную мать. Она хватается за твои плечи, которые обтягивает мокрая одежда, и оглядывает тебя, будто пытается найти какое-то ранение. — Где ты была? — она суетится перед тобой, и именно сейчас это тебя утомляет. Ты резко почувствовала упадок сил, которых и так было немного.
Медленно моргаешь и смотришь на неё безжизненно. Хочется расспросить женщину, стоящую перед тобой, о многом, хочешь многое узнать, но сейчас ты так устала. Сейчас так хочется прилечь.
Замечаешь, что ни отца, ни Чонгука нет. Ты бы спросила у своей неродной матери, где они находятся, но, по правде, тебя это вообще не интересует. Ты даже не сразу заметила их отстуствие, что уж там.
— Ты вся промокла! — вскрик женщины тебя отрезвляет. Она все так же обеспокоено снимает своими руками с тебя мокрую одежду до трусов и ты даже не замечаешь, как стоишь укутанная в тонкий плед посреди гостиной, а мать спешит приготовить тебе горячий чай.
Ты губы поджимаешь, следя за действиями женщины, и чувствуешь, как влага в глазах вновь скапливается. Ее забота трогает последнее живое, что осталось в тебе. Мать, пусть и не родная, воспитала тебя, а сейчас беспокоится, будто и не ты ее родная дочь.
Дверь позади тебя открывается, и на пороге появляется Чонгук, который прикрывает лицо от капель дождя, звук которого заполняет тут же всю гостевую. Ты стоишь и молча смотришь, как тот стряхивает капли с кожанки и взгляд поднимает вверх, тут же застывая.
Перед ним предстаёшь ты, босиком стоящая на ковре в гостиной, укутанная в махровый плед, а под ним, видимо, нет одежды. Чонгук оглядывает твои мокрые волосы, бледное и влажное, то ли от дождя, то ли от слез, лицо и эти пустые глаза.
Внутри него смешанные эмоции. Радость от того, что ты наконец здесь, невредимая в тепле, которая граничит также с сожалением и стыдом. Чону стыдно перед тобой. Ему стыдно, что ты все так узнала некрасиво и при чем из-за него. Парень винил только себя и никого боле. Ему было тяжело признаваться родителям, но не оставалось времени, чтобы ломаться из-за страха за последствия, нужно было искать тебя быстро.
— Т/И, — Чонгук еле шевелит губами и делает несколько коротких шагов навстречу. На долю секунды ему показалось, что ты на самом деле не стоишь в гостиной и это все лишь его воображение. — О Боже, — прерывисто вздыхает, не веря. Чонгук приближается к тебе быстро и хватается за плечи так же, как мать. — Где ты была? С тобой все хорошо? — Чон смещает брови домиком и оглядывает тебя.
— О, Чонгук, — быстро проговаривает подходящая женщина с подносом, — как хорошо, что ты уже здесь, — она не особо обращает внимание на сына, потому что сейчас у неё другие заботы. — Так, Т/И, попей чай, — женщина протягивает тебе кружку, от которой исходит тепло, а Чонгук стоит рядом, немного в сторонке, и следит глазами, полными беспокойства.
— Я... попью в комнате, — еле говоришь, принимая кружку и направляясь к лестнице, слыша сзади недовольства матери. — Я... устала, — выдыхаешь и вяло поднимаешься, лениво перешагивая одну ступень за другой.
Чонгук следил за тобой до конца, пока ты не скрылась. В душе все скрежет, в груди давит. Он смотрит себе под ноги, будто пытается понять, что делать дальше, затем резкими и уверенными шагами стремится пойти за тобой. Его останавливает мягкое касание материнской ладони на плече, которая одним взглядом даёт понять, что не стоит этого делать.
