No more dream

Глава 35.

— Не разбудил? — Юнги сжимает в руке телефон, нервно постукивая зажигалкой о перила балкона его комнаты.— Нет, — мягкий шёпот Доён, и шорох одеяла, заставляют его улыбнуться. — Как прошёл разговор с братьями?— Нормально, — закуривает Юн, выдыхая сигаретный дым в ночное небо, и разглядывая звёзды. — Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?— Ты итак знаешь. Мне гораздо лучше. От того, что ты спрашиваешь меня об этом сотню раз за день, ничего не меняется, — смеётся тихонько девушка. — Расскажи подробнее про гонку.Юнги отвечает на её вопросы, делится происходящими событиями, без лишних тревожных подробностей. Доён комментирует, смеётся или возмущается, внимательно слушает, и не заканчивает поток вопросов. Мин наслаждается её голосом, их разговором и теплом, разливающимся в груди.— У меня завтра сложный день. Я смогу приехать только в понедельник, — говорит, наконец, Юнги.— Хорошо. Ты сможешь позвонить мне завтра? — девушка тщательно скрывает нотки грусти в голосе.— Я постараюсь. Хотя бы напишу. Не переживай. Отдыхай и выздоравливай, — гонит щемящее чувство тоски Мин.— Ладно. Спокойно ночи, Мин Юнги, — нежность в её голосе топит его, заставляя желать оказаться рядом сию секунду.— Спокойной ночи, Ли Кюн Доён, — прощается с ней парень, но трубку ни один из них не кладёт. Они молчат несколько секунд, будто чувствуя тревожность друг друга.— Я люблю тебя, — шёпотом, всё ещё боясь спугнуть счастье откровенности и тепла между ними.— Я люблю тебя, — эхом, убеждаясь в этом всё сильнее, не веря до конца, что умеет.Он первым кладёт трубку, заставляя себя нажать отбой. Падает на мягкую кровать, зарываясь руками в волосы, и задумчиво разглядывая тени на потолке комнаты, окунающие в воспоминания.***— Я не сплю, — сонно бормочет девушка, приподнимаясь на кровати и зевая.— Чёрт, разбудил, да? — ругается Пак, минутой ранее пытавшийся бесшумно зайти в свою комнату. Но явно что-то пошло не так. Возможно, последний стакан виски был лишним.— Нет, я дремала, но не спала, — потирает глаза Лин. — С тобой всё в порядке?— В полном! — улыбается Чимин, снимая на ходу футболку.— Чимин? — удивлённо шепчет девушка, давясь словами при виде невероятно сексуального тела, которое сейчас спокойно стягивает с себя вещи.— М-м-м? — Пак даже не поворачивается к ней. Достаёт что-то из шкафа, двигается в сторону душа, и вдруг останавливается в дверях. — Кстати, ты уже ходила в душ?— Да, — неуверенно кивает девушка, всё ещё шокированная тем, что Чимин спокойно расхаживает перед ней в одних трусах.— Жаль! — хмыкает Чимин и уходит, оставляя недоумевающую Лин.Прохладная вода остужает тело и возвращает мозги на место. Ловя губами стекающие по лицу капли, Чимин неожиданно трезвеет. Закрывает глаза, опираясь на стену, отдаёт своё тело бьющим потокам. С алкоголем перебрал, потому что тянет к ней магнитом, а тормоза внутри останавливают, запрещают, напоминают, что не достоин, что нельзя испортить такой драгоценный цветок. Пак мотает головой, капли воды разбрызгивая, и начинает яростно намыливать тело, прогоняя все мысли.Лин нервно кусает губы, содрогаясь от ожидания, и в то же время боясь того, что может произойти. Когда Чимин выходит из душа в одних серых пижамных штанах, вытирая полотенцем ещё влажные волосы, девушка сжимает в руках одеяло, не в силах оторвать взгляд от идеального тела. Пак проходит мимо, даже не замечая её реакцию. Натягивает на себя белоснежную футболку, и откидывает мокрую чёлку со лба.— Спокойной ночи, — бурчит он, выключает свет, и заваливается на диван, чувствуя всю жёсткость бесполезного изделия, и обещая себе купить новый.— Спокойной, — шепчет Лин в темноту. Миллион переживаний и разочарований разом впиваются в неё, будто иголками, заставляя чувствовать себя отвратительно. Она так и сидит на кровати, погружённая в мысли о том, что она по-прежнему недостаточно хороша для Чимина, что эти издевательства с его стороны, видимо, никогда не закончатся. Устав от терзающих изнутри мыслей, сводящих с ума и толкающих в пучину отчаяния, она тихонько встаёт и двигается к двери.— Ты куда? — подскакивает Чимин, охая от боли, так как стукнулся ногой об, поражающее своей бестолковостью, изделие дизайна.— На кухню, — шепчет Лин, замирая у открытой двери.— В этом? — возмущается Пак, тыкая в неё пальцем, и включает свет.— Ты предлагаешь мне посреди ночи сейчас одеться в свою одежду, чтобы пойти на кухню? — смотрит на него как на умалишённого Лин.— Ты предлагаешь всем любоваться твоей... — Чимин не договаривает, тупо водя руками в воздухе.— Моей? — девушка складывает руки на груди, откровенно злясь, и ожидая продолжения интересной речи. Она чувствует, как закипает гнев на того, кто ведёт себя так бессмысленно. То игнорируя её, то запрещая что-либо, непонятно с чего.— В общем. Ты в одной футболке. Моей футболке. Какого хрена ты собираешься разгуливать по дому в этом? — Чимин решает, что лучшая защита это нападение, но он просто плохо ещё знает новую для него сторону госпожи Ха. Злую, уставшую от его глупости мужской, сторону.— Пак Чимин, — обманчиво спокойно начинает девушка, закрывая обратно дверь и двигаясь в его сторону, плавно покачивая бёдрами, — что с тобой не так?Чимин мог бы многое ответить на этот вопрос, дотошно перечисляя по пунктам все свои «не так», но он лишь смотрит на грациозное тело, двигающееся к нему, скользит глазами по изгибам, скрытым его футболкой, ласкает глазами её стройные ноги и понимает, что он так больше не может.— Тебе очень идёт моя футболка, — хрипло выдаёт он, прижимая Лин к себе, и накрывая её губы поцелуем, не давая себе и ей опомниться.Пухлые губы Пак Чимина вызывают у девушек приступы неосознанных запретных желаний. Его язык, искусно скользящий, ласкающий, обещающий гораздо большее, может довести до оргазма. В чём Чимин абсолютно уверен — так это в том, что в сексе он хорош. Та зона, где Чимин чувствует себя уверенно. Но проблема в том, что Пак Чимин никогда ещё не испытывал столько нежности и влюблённости к девушке, которую имел возможность целовать и сексуально удовлетворять. Страсть, похоть, жажду, интерес - да. Но не влюблённость, а уж тем более слово на букву «л», которое вызывает у него приступ страха.Чимин пытается отключить голову, логику, орущую ему, что это сестра его друга, и что она достойна лучшего, чем парень, который умеет трахаться, но не умеет любить. Он пытается не думать о том, что она хочет быть с ним долго и счастливо, а он не то что счастливо, он даже долго обещать не может. Он искренне прогоняет страх за неё, за её жизнь, страх того, что если она будет с ним, то ей грозит гораздо больше опасности, чем если бы она держалась от него подальше. Всё это он гонит, впиваясь в губы Лин, сжимая её в стальных объятиях.Все возмущения и переживания вылетают из головы под натиском сексуальных, сахарных губ, которыми так искусно владеет Чимин. Лин плавится в его руках, словно шоколад на солнце, прижимаясь сильнее, чувствуя его силу и возбуждение. Он подхватывает её, заставляя обвить его торс ногами, и несёт на кровать, не прерывая поцелуй. Руками до синяков сжимает тонкую талию, задирая свою же футболку на ней ещё выше, оголяя манящее тело. Ему хочется быть нежным, но тормоза удерживать всё сложнее. Чимин чувствует, как жарко она отвечает, как её руки судорожно цепляются за его плечи.Они оба буквально рухнули на кровать, отрываясь друг от друга лишь на секунду, возвращая упущенное время ещё большим напором и жаждой. Чимин вдавливает девушку своим телом в мягкую кровать, она скользит руками под его футболкой, прижимает его к себе ещё теснее, сжимая ногами его бёдра. Он себе зверя напоминает. Голодного, сорвавшегося с цепи, так дико он целует её, так сильно сжимает в своих руках, следы оставляя. Она прогибается под ним, не в силах удержать всё то, что хочется отдать ему. Все чувства, эмоции, жажду дикую по нему. Чимин приподнимается, нехотя разрывая поцелуй, и даёт ей стянуть с себя футболку, тут же припадая снова к её губам, и скользя руками под футболку на её теле. Его ладонь обхватывает упругую грудь сквозь тонкую ткань лифчика, сжимая, заставляя её застонать и дёрнуться в его руках. Лин так сильно прижимается к нему, неосознанно двигаясь под ним, что Пак готов взорваться от возбуждения.На тумбочке начинает вибрировать телефон, так не вовремя оживший. Они даже не слышат его, возбуждение застилает разум, кроме прерывистого дыхания и тихих стонов ничего не слышно. Чимин отрывается от губ Лин, чтобы накрыть ими пульсирующую венку на её шее, вбирая в себя и заставляя её царапать его голую спину. Девушка ведёт руками по обнажённым мышцам любимого парня и чувствует, что вот-вот сорвётся. Трусики насквозь мокрые, щёки горят, зрачки расширены, губы опухли от поцелуев. Руки Чимина сжимают её ягодицы, заставляя остро чувствовать его готовность довести начатое до конца.Телефон затихает лишь на минуту, чтобы завибрировать вновь.— Блять! — рычит Чимин, освобождая из плена своих губ тело девушки. Он шарит рукой в поисках телефона, матерится, потому что занят вылизыванием жарких узоров на её шее и не хочет отвлекаться. Рукой сносит с тумбочки всё, не находя искомый предмет на ощупь.— Это мой, — тихо шепчет Лин, прерываясь на стон удовольствия, и пытается нащупать телефон, но натыкается на руку Чимина, не отказывая себе в удовольствии погладить его, скользя пальчиками к сильным, мускулистым плечам.Чимин перехватывает её ладонь, сжимая, и они снова плюют на телефон, сплетаясь в новом поцелуе. Но вибрация не прекращается, заставляя уже Лин выйти из себя. Она со стоном разочарования отрывается от губ Чимина, и хватает назойливое устройство:— Что? — рычит она, наблюдая, как руки Пака скользят по её голым ногам, а следом его губы оставляют поцелуи. Кожа горит от его прикосновений.— Дай трубку Чимину! — голос в телефоне заставляет её буквально подавиться своими пошлыми мыслями, она краснеет ещё больше, и дрожащей рукой протягивает мобильный Паку. Тот недоумённо смотрит на неё и, не отрываясь от исследования её тела, отвечает:— Да? — вопросительно, прикусывая губу от желаний, которые сдерживает так сильно в отношении хрупкого ангела перед ним.— Ты охуел? — спокойный голос Сонуна заставляет Чимина оторваться от сексуального тела девушки и встать с кровати, зарываясь рукой в свои растрёпанные волосы.— Что? В смысле? — чуть хрипло спрашивает Пак, нервно оглядываясь на разомлевшую на его кровати Лин.— Телефон не берёшь. Сестру мою что ли трахаешь, дебил? — лучший друг говорит спокойно, но Чимин готов поклясться, что слышит в его голосе лёгкую угрозу.— Н-нет, — слегка запинаясь отвечает он, закрывая лицо ладонью, понимая, что сейчас могло бы произойти, если бы не звонок. — Врёшь и не краснеешь, Пак! — усмехаются нервно на том конце провода. — У тебя завтра важный день. Пиздуй спать. И не трогай её. Я серьёзно. Всё понимаю, но блять, Чимин, она моя сестра. Разберись сначала со своими проблемами...— Всё в силе завтра? — Чимин тянется за своей футболкой, оглядываясь на Лин, так красиво сейчас содрогающуюся от одного его жаркого взгляда.— Да. У вас тоже? — уточняет друг.— Да. До завтра — кладёт трубку Пак.Он резко натягивает на себя футболку, потирает переносицу, чувствуя себя безумно уставшим. Прилагает усилия, чтобы повернуться к Лин и смотреть ей в глаза, а не на её, разгорячённое его губами и руками, тело.— Нам надо ложиться спать, — выдавливает он из себя.— Ты издеваешься надо мной, да? — дрожащим от сдерживаемых гнева и слёз голосом спрашивает девушка.— Лин... — он подходит ближе, но она выставляет перед собой руки.— Что сказал мой брат? Почему ты остановился? Мы только что... — она не в силах закончить фразу, кусает губы и отворачивается от него, прижимая ладони к лицу.— Малышка, — шепчет Чимин, притягивая её к себе, не обращая внимания на её сопротивление. Он тянет её к себе на колени, заставляя свой член уняться, пока она ёрзает на нём своей попкой и вздыхает тяжело. — Малыш, так надо.— Господи, что надо? Надо мучить меня? Или я недостаточно хороша для тебя, Чимин? — она выглядит слишком расстроенной и честно сдерживает слёзы.— Глупая! — зарывается он носом в её волосы, вдыхая аромат и мягко улыбаясь.— Сам дурак! — вздыхает она, прижимаясь ближе к нему, наслаждаясь теплом его рук.Они засыпают вместе. Чимин прижимает Лин к себе, упиваясь её близостью, и отказывая своей похоти. Терпеливо стирая из своего воображения картинки секса, которым хочет наслаждаться с ней. Унять возбуждение, разрывающее штаны, получается с трудом. ***Джин замирает, прежде чем войти в свою комнату. Воспоминания потоком рвутся в его воспалённое сознание весь вечер, но он их тщетно прогоняет. Он знает, что как только откроет эту дверь от них уже не отмахнуться, догонят. Ещё когда в доме шёл ремонт, Эмили бывала здесь. Оставалась с ним. Он помнил их секс на тонком матрасе, помнил её поцелуи, которыми она будила его. Помнил её красный нос, когда она мёрзла от сквозняков, атакующих столько лет пустующее здание. Джин зажмурился на секунду и толкнул дверь.— Эмили? — тихо позвал он, оглядываясь. Её нигде не было видно. Он прошёл по комнате, вглядываясь в полумрак. Только развивающиеся от лёгкого ветра шторы дали ему намёк, что она на балконе. Джин осторожно подошёл к двери, наблюдая.Девушка стоит в одной его футболке, босиком, перегибаясь через перила, разглядывая что-то в темноте. Джин скользит по её фигуре взглядом, неосознанно заглядываясь, сглатывая скопившуюся во рту слюну. Тело молниеносно реагирует на неё, даже если он себе это запрещает. Эмили оборачивается, когда он выходит на балкон. Они смотрят друг на друга, не говоря ничего. Она ёжится от его пронизывающего взгляда, давя внутри всё естество, рвущееся к нему на встречу, пытаясь унять дрожь в теле. У неё на языке сотни вопросов, а руки так и тянутся обнять его, уставшего и родного. Но вместо этого, она лишь заставляет себя выдавить то, о чём думает всё то время, пока он был занят разговором с братьями:— Мне давно пора было всё рассказать тебе. Но я не могла. Сможешь ли ты выслушать меня теперь, Джин-ни?Он этого не ожидал. Не сейчас. Завтра сложный день. Она перед ним такая хрупкая, броню с себя всю снимает, слой за слоем, он видит это во взгляде, в подрагивающем, совсем не от холода, теле. Джин хотел бы отказаться, уйти спать, но лишь молча кивает в ответ. Она сцепляет руки в замок. Он уходит в комнату молча, чтобы не сорвался с губ запрет слышать то, к чему он никогда готов не будет, как и она.Он наливает себе виски со льдом, пока она забирается в мягкое бежевое кресло прямо с ногами, сжимая коленки. Ей он наливает вино. Красное сухое, как она любит. Она делает глоток и начинает, не глядя ему в глаза.— После смерти отца, мать рассказала мне, что он задолжал огромную сумму денег. Кредитор был довольно хитрый и влиятельный человек. Я думаю, что он убил моего отца. Возможно, папа что-то успел узнать о его деятельности. Ли Дон Гон. Человек, за которого я вынуждена была выйти замуж, — сразу с козырей. Джин замирает, крепче стакан сжимая.— Почему ты не сказала мне ничего? — холодно, отстранённо, не веря, и не понимая пока ничего.— Он поставил перед мамой условие. Или я выхожу за него замуж, или мы выплачиваем весь кредит в кратчайшие сроки. Это было невозможно, — она делает большой глоток, прикрывая рот рукой, чтобы унять горечь.— Если бы ты рассказала, мы бы справились с этим вместе, — он переводит на неё взгляд, испепеляя, заставляя себя держать эмоции под контролем. Три года назад она разрушила их жизнь. Их историю, как ему казалось, любви. Он не понимал, всё ещё не понимал, почему.— Нет, Джин! Это огромные деньги. Я до сих пор не понимаю, как отец мог попасть в такую ситуацию. Таких денег мы не смогли бы с тобой заработать, — она отрицательно мотает головой, принимая, что ему эта правда не нравится, содрогаясь внутренне, что он никогда не простит.— Мы тогда уже неплохо зарабатывали, Эмили, — он чуть повышает голос. Руки сжимаются в кулаки.— Джин! Я понимаю, что для тебя это звучит оправданием сейчас. Но тогда я была напугана. Он не оставил мне выбора. Я не могла просто прийти и вывалить это на тебя и твою семью. Он сказал мне, что у вас проблемы. Он приказал мне разорвать с тобой отношения. Угрожал жизнью матери. Сказал, что раздавит вашу компанию, если я откажусь, — Эмили отставляет пустой уже бокал, нервно сжимая себя за плечи, будто пытаясь согреться.— Ерунда какая-то, — Джин встаёт, резко ставя стакан с недопитым виски на столик.— Да. Мне тоже казалось это чем-то нереалистичным. Ему не нужен был брак со мной. Он не меня оценил так дорого. Я стала прикрытием. Он купил не меня, а моё молчание и своё алиби. Я прикрывала его сотни раз, обманывая полицию, давая ложные показания. И прикрывая его личную жизнь показным браком, — смеётся нервно Эмили, ещё сильнее сжимаясь, будто хочет совсем исчезнуть.— Что значит показным? — Джин останавливается прямо перед ней, глядя сверху вниз.— Он гей. Абсолютный и стопроцентный. Я не интересна ему была как женщина. Ему нужны были бумаги отца, компроматы, которые он смог получить, завладев всем нашим с матерью имуществом. Он сказал, что мог бы продать нас в сексуальное рабство, но ты стал бы искать меня. Ему надо было сделать всё это тихо. И он сделал как смог, разрушив мою жизнь. Я всего лишь пешка, — Эмили больше не смеётся. Она не подбирает слова, не растягивает свой рассказ на долгие и эпичные выражения. Она просто рубит правдой, выдавая какие-то сумасшедшие факты, взрывающие нервную систему Джина к чертям.— Он... — Джин подбирает слова, пытаясь узнать то, что заподозрил в их последнюю с Эмили встречу, видя её реакцию на свою агрессию.— Он бил меня. Применял психологическое насилие. Потом нанимал докторов залечивать раны. Я предпринимала попытку суицида. Неудачную, к сожалению, — она говорит всё это отстранённо. Лишь костяшки пальцев белеют, впиваясь в нежную кожу ногтями. Странно улыбается, пустой взгляд направлен совсем не на Джина.— Эмили, почему ты не рассказала мне? — он опускается на корточки перед ней, пытаясь поймать её взгляд, понять, почему она не дала им шанса исправить эту чудовищную ошибку.— Я осмелилась найти тебя, когда поняла, что он даёт мне свободу. Он ушёл с головой в дела, я не знала, что это связано с вашей компанией. Он уезжал в Японию, в Америку, я оставалась одна. Я каждый день помнила о тебе, о нас, о том, что было между нами, что мы потеряли. Из-за меня. Я виновата перед тобой. Знаю это прекрасно, не прошу тебя принять это, понять, но... сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Джин-ни? Простить... — Эмили смотрит, наконец, на него. В её глазах гораздо больше, чем она смогла выразить словами.Джин встаёт, нервно прохаживаясь по комнате, зарываясь руками в волосы. Пульс зашкаливает. Он подходит к столику, залпом допивая алкоголь, и звонко отставляя стакан. Внутри такая буря эмоций, что он боится не сдержаться.— Чёрт! — рычит он, сжимая волосы у корней, причиняя себе боль, чтобы хоть немного унять то, что внутри рвёт буквально. Ураган эмоций и хаос мыслей просто душит. Перед глазами все три года. Все мысли. Всё, что прошёл. Всё, с чем справиться пытался, чувствуя себя слабаком из-за эмоций.— Эмили. Я три года жил с пониманием, что моя любимая женщина предала меня. Всадила мне нож в спину и растоптала нашу любовь. Три года я восстанавливал себя, разбитый до основания, разодранный нахуй, улыбался всем, а сам не понимал как не сдохнуть от боли этой внутри. Я три года верил, что ты променяла меня на деньги, на стабильность, на неизвестно что, но что-то, чего нет у меня. Что ты играла мной, чувствами моими. Не знал как доверять после этого, к женщинам охладевал, во всех тебя видел и наказывал их за это. Наказывал за то, что они не ты. За то, что ты предала. А теперь, спустя всё это время, когда я стал оживать, ты ... — Джин нервно сжимает руки в кулаки, боясь сейчас причинить ей боль. — Ты просто сейчас перечеркнула три года моей ненависти. И сказала, что я настолько слаб в твоих глазах, что ты даже не доверила мне всю ту боль, что тебе причинили...Эмили молчит. Кусает губы в кровь, дрожит нервно, и ни слова не произносит.— Блять! — кричит Джин и его кулак врезается в стену. Причиняя очередную порцию боли. Только почему-то не легче. — Эмили! Почему ты не сказала? Почему? Три года!Он хотел бы сейчас разбить что-то вдребезги. Боксёрскую грушу колотить изо всех сил. Но лишь вдавливает кулак в стену, разбивая костяшки пальцев бессмысленно. Как подросток, который с эмоциями справиться не может.— Джин, прости меня, прости! — шепчет Эмили. Она смотрит на него снизу вверх. Боится его гнева, боится той боли, что обрушила на него. Ненавидит себя. Слёзы текут по её щекам, но она их даже не замечает. Смотрит, как тяжело он дышит. Разглядывает бурю в его зрачках.— Я настолько слаб? Не заслуживал твоего доверия? Или что, блять, ещё? Объясни мне! — кричит он. — Объясни. Я прошу тебя. Объясни!— Ты не заслуживаешь того, чтобы страдать из-за меня! Того, чтобы подставлять свою семью из-за меня! — сквозь слёзы резко отвечает Эмили, вскакивая с тёплого кресла, не греющего совсем сейчас.— Ты и была моей семьёй! Ты всем для меня была! — его глаза блестят от непролитых слёз. Она видит это и срывается на вой, падая перед ним на колени, закрывая лицо руками, содрогаясь:— Прости, прости меня! Прости! — шепчет, будто других слов не знает, и не ждёт от него прощения, просто словно молитву читает.Джин ненавидит их обоих. Он виноват не меньше её. Ничего не смог узнать. Сдался. За три года так и не понял, что ей нужна была его помощь. И он не помог. Не почувствовал, как она нуждалась в нём. Кормил её своей ненавистью издалека. Он рычит, словно раненый зверь, и непролитые слёзы с лица трёт ожесточённо, за слабость себя ругая. Смотрит потерянным взглядом на девушку у его ног. Хрупкую, беззащитную, но как оказалось, такую храбрую. Противостояла как могла. Да, не права. Да, ошиблась. Да, предала тем, что не доверила ему всю правду. Собой заслонила, хотя должна была встать за его могучей спиной, опереться, довериться. Он отметает всю логику, с которой жил три года. Открывает на полную мощь сердце, жадно бьющееся, под замком так долго сидевшее, и чувствует, как сжимается в груди чувство страха за неё.Не думает больше. Обхватывает её сильными руками, заставляя подняться. Прижимает к себе, в тиски сжимая, до хруста костей, до нехватки воздуха.— Доверяй мне. Всегда доверяй мне! — шепчет в её волосы, жмурясь. Слегка отпускает, чтобы она вздохнуть могла.Эмили цепляется за него, будто вот-вот рухнет. Не верит совсем, абсолютно. Была уверена, что оттолкнёт, выгонит. А он обнимает. Она поднимает голову, чтобы посмотреть в его глаза:— Но сможешь ли ты доверять мне теперь, Джин? — задаёт она вопрос, на который не готова слышать ответ, но рискует, словно в русской рулетке. Всем буквально.— Сможем ли мы восстановить то, что между нами было? Сможем ли простить друг другу эти три года? Сможешь ли ты опереться на меня, а не закрывать собой снова? — Джин внимательно смотрит на неё, ведя рукой по русым волосам, будто гладит. — Вопросов у нас с тобой сейчас больше, чем ответов. Но всё, что я могу сейчас сказать — я жалею, что не смог дать тебе понять, что в любой ситуации этой ебучей жизни, ты могла и можешь доверить мне свою жизнь.— Джин, ты не виноват ни в чём, — начинает она, ошарашенная его признанием.— Виноват. И ты тоже. Мы оба виноваты. И не будем сейчас измерять величину вины, перекладывая ответственность. Поровну делим. Но если я даже за три года, что считал тебя предательницей, не смог справиться со своим влечением к тебе, то я буду полным ослом, если не попробую уговорить тебя дать нам шанс, — Сокджин никогда ещё не чувствовал себя так легко и так сложно одновременно. Он говорил то, что на душе, даже если это противоречило логике. Но тяжесть ситуации в которую они попали, давила.— Джин-ни! — Эмили обхватывает его шею руками, зарываясь в его волосы, прижимаясь к нему, жмурясь, потому что не верится, потому что страшно до безумия, что проснётся сейчас, а это сон был. О котором и мечтать боялась.— Это можно расценивать как согласие? — улыбается он, пальцами обхватывая её подбородок, заставляя смотреть в его глаза.— Хочу попробовать, — шепчет она, отдавая взглядом всю себя. Свои надежды, страхи, сомнения. Веру и неверие. Отчаяние и боль. И свою любовь, не убитую за эти три года.Джин смотрит долго, нежно водя пальцами по её лицу, будто заново увидел. Стирает уже высыхающие дорожки слёз, мягко целуя своими полными губами, теплом окутывая. Руки скользят ниже, сжимают талию, держат крепко, надёжную опору даря. Губы оставляют лёгкие, невесомые поцелуи. Он осторожно скользит губами по её губам, она пытается поймать, закрывая глаза. Но он будто ускользает. Продолжая дарить парящие ощущения нежности, едва касаясь её лица. Она расслабляется в его руках. Перестаёт судорожно сжимать его футболку, комкая. Кладёт ладонь на его грудь, чувствуя удары его сердца. Мягко улыбается, нежась от его прикосновений. Доверчиво опирается на него, прижимаясь всем телом. Его руки обвивают её, ласково, но крепко сжимая, не оставляя между ними ни миллиметра свободного пространства.Когда его губы, наконец, накрывают её, даря тягучий, как карамель, поцелуй, она чувствует себя так уютно, словно в пушистом одеяле. Её руки медленно, нежно поглаживают его плечи, его грудную клетку, мощью своей закрывающую её, словно от всего мира. Его мягкие губы целуют её всё слаще. Она чувствует, как зарождается возбуждение, как оно разрастается, волнами расходясь по телу, заставляя прогнуться в его руках и лёгкий стон подарить. Джин в ответ прикусывает её губу, тут же посасывая, даря мурашки её телу. Она облизывается, отстраняясь. Он улыбается, сверху вниз на неё глядя. Эмили ноготками ведёт по его шее, зная, как на него это действует. Его шея — её фетиш. Его фетиш — её ногти, царапающие его шею и её язык, зализывающий эти отметины. Она помнит. Он тоже. Когда она кончиком языка ведёт по красной полоске, оставленной только что под его шипение, сорвавшееся с губ, он закрывает глаза. Руки сжимают аппетитные бёдра, пальцы скользят под футболку, слегка задирая.Их игры друг с другом всегда доставляли им особое удовольствие. Они так давно не делали это медленно, неспешно, наслаждаясь, а не наказывая. И сейчас не уверены, что смогут довести, внезапно начавшуюся игру, до конца.Когда она обхватывает зубами его кожу на шее, оставляя следы, он отвешивает ей звонкий шлепок. Она отрывается от его шеи, утыкаясь в его футболку носом, пряча стон удовольствия и похоти. Он снова шлёпает её, сжимая тут же место удара, и задирает свою же футболку на ней, чтобы снять с неё бюстье. Он несколько секунд жадно смотрит на её изящное тело, любимые изгибы. Понимает, что сколько бы женщин не было у него, удовлетворяя с ними свои сексуальные потребности, он из головы не мог выкинуть образ именно этого тела, именно этих глаз, так внимательно сейчас следящих за ним, именно этой девушки, причинившей ему так много боли, но подарившей ему так много любви.Джин обхватывает руками её полную грудь, сжимая. Щиплет соски. Эмили лишь губы кусает и тихие стоны дарит в ответ, руки сжимая, чтобы удержать себя. Хочется так много себе позволить, но она сегодня подчиняется Джину. Беспрекословно. Он наклоняется, чтобы прикусить её соски по очереди, поиграть с ними языком и вызвать новую волну удовольствия в теле. Она неосознанно сжимает ноги, стараясь унять хоть немного возбуждение. Но его ладонь властно ложится на её промежность. Ребром ладони он давит, заставляя её открыться ему, отстраняется, чтобы насладиться. Насладиться тем, как она кусает губы, сдерживая себя. Тем, как краснеют её щёки от возбуждения. Как вздымается её грудь. Как изгибается её тело, отвечая на его ласку.Он ведёт пальцем, пробираясь под тонкую ткань белья, раскрывая её, чувствует влагу и тяжело сглатывает. Проникает в неё постепенно, лаская.— Джин, — она хватает его за плечи, чтобы не упасть, и закрывает глаза.— Смотри на меня! — заставляет он, усиливая напор, поглаживая самую сладкую точку, заставляя её чуть шире расставить ноги. Она слушается. Сжимает его плечи, удерживая себя. Стонет, плавно двигая бёдрами в такт его пальцам, насаживаясь, утоляя жажду большего.— Джин, пожалуйста! — умоляет она, чувствуя, что близка к оргазму.— Ты просишь меня дать тебе кончить? — Джин замедляет движения, улыбаясь в ответ на разочарованный стон. — Или просишь меня войти в тебя, детка?Он ухмыляется, а у Эмили звёзды перед глазами. Забыла какого это — играть с Сок Джином.— Возьми меня ,— шепчет она, сдаваясь и не жалея об этом.— Интересно предложение, — хмыкает Джин. Он резко достаёт пальцы, подносит их к губам и слизывает её влагу, ведя языком так развратно, будто ласкает её прямо сейчас. Эмили дрожит от возбуждения. Джин заставляет её открыть рот и облизать его пальцы, только что доставлявшие ей наслаждение. Она посасывает, облизывает их и не сводит с него глаз. Её рука скользит к его ширинке, сжимая его возбуждение, царапая грубую ткань джинсов, мешающую сейчас так сильно. Ей хочется его прямо сейчас. Немедленно.— Старательная девочка, — шепчет Сокджин и заменяет пальцы языком. Целует глубоко, грубо толкаясь языком на встречу. Отрывается от неё так же резко, как начал поцелуй, и раздевается, подталкивая Эмили к кровати.Эм ласкает его взглядом, касается пальцами голых уже участков кожи. Хочет целовать каждый миллиметр его кожи. Он срывает с неё последний предмет одежды, опрокидывая на кровать. Нависает сверху, удерживая вес тела на одной руке. Мышцы напрягаются, заставляя Эмили желать его ещё сильнее. Второй рукой он проводит по возбуждённому члену, размазывая смазку, стекающую густыми каплями с головки. Эмили облизывается, переводя взгляд голодной кошки на его возбуждение. Он входит в неё медленно, глядя в глаза, заставляя дрожать от ощущений.— Джин! — её стон, такой жалобный, просящий, и он готов всё сделать, чтобы удовлетворить ей потребности. И не только сексуальные.Он толкается в неё резче, заставляя её снова застонать и ухватиться за его массивные плечи. Она подстраивается под его движения, подаваясь навстречу, шире раскрываясь для него. Одной рукой Ким обхватывает её талию, сжимая, скользит ниже к бёдрам и, приподнимая её, входит глубже. Его пальцы оставляют следы на её нежной коже. Её стоны всё сильнее и громче разносятся по комнате, потому что сдерживать себя она не может, и не хочет совершенно.Эмили хочется кричать — так хорошо ей сейчас. В его движениях всё сразу. Нежность, наказание, ласка, признание и борьба логики и эмоций. Она принимает всё, всего его, а не выборочно. Отдаёт себя тоже полностью, умоляет взять всё. Движения становятся всё интенсивнее, но он не даёт ей кончить, заставляя менять позу, замирая в ней. Она хнычет, не может больше терпеть, просит и плачет от дикого возбуждения. Когда он заставляет её облокотиться на спинку кровати, она обессиленно цепляется за неё. Он вдавливает её в дерево мощными толчками, входя сзади, лаская её тело. Пальцы скользят по клитору, приближая к пику. Когда Джин наклоняется, чтобы оставить укус на её лопатке, она вскрикивает.— Моя! — рычит Джин, жмурясь от пота, стекающего на глаза.— Моя! — повторяет, вдалбливаясь в её тело так яростно, что и забыли, как начали с нежности невесомой.— Моя! — срывая голос на хрип, сжимая бёдра её.Она взрывается, чувствуя как оргазм топит ощущениями всё тело, заставляя кричать слишком громко от ощущений. Джин сильнее сжимает её и кончает, выдыхая последнее «моя». Обхватывает её дрожащее тело и падает вместе с ней на скомканные простыни. Они тяжело дышат. Он прижимает её к себе. Эмили нежится в его объятиях, всё ещё боясь, что это был сон. Но от такого сна коленки дрожать не будут.После неспешного душа, где они ласкают тела друг друга, покрывая пеной, бережно смывая, целуя друг друга, абсолютно голые и удовлетворённые они укладываются, сплетаясь телами и эмоциями.Они молчат, глядя друг другу в глаза, улыбаясь. Джин нежно гладит её. Им бы уснуть, да никак насладиться друг другом не могут.Джин прерывает нежную тишину первым:— Как сейчас твоя мама?— Мама уехала к отчиму в Италию. Я просто надеюсь, что она там будет в безопасности. Отчим обещал позаботиться о ней. Не смотря на наши конфликты в прошлом, я очень боюсь за неё. Спустя три года, она наконец поняла, что отдала меня в рабство. И поддержала моё решение...— Какое именно? — напрягается слегка Джин.— Уйти от него, — шепчет Эмили, боясь нарушить удовольствие момента.Джин молчит. Его рука замирает на её теле. И Эмили страшно. Она боится, что вот сейчас он прогонит. Что осознает, во что она втягивает его, отдавая себя, будучи ещё несвободной. Что не простит. Что осудит.— Ты говорила, что он не отпустит тебя. Что ты планируешь делать? — Джин прогоняет лишние мысли прочь, оставляя только ощущение правильности того, что она сейчас рядом с ним.— Я постараюсь...сбежать, — осторожно отвечает Эмили, не зная какую реакцию сейчас получит. Она ведь не говорила об этом Джину, давая обещание, что готова попробовать восстановить с ним отношения.Джин молчит несколько секунд, напряжённо вглядываясь в зелёные глаза напротив.— Ты останешься у меня, — твёрдо отвечает он, спустя время.— Нет, я не могу, — осторожно, сопротивляясь, но не идя наперекор отвечает она.— Ты шутить сейчас? — Джин привстаёт, закипая изнутри.— Как ты себе это представляешь? Я поставлю тебя и твою семью под удар. Нет! Это невозможно, — она садится напротив, прижимая простынь к голому телу, мотает головой.— Твой характер порой заставляет меня желать тебя задушить! — рычит он, отдёргивая простынь и заставляя её снова лечь, нависая над ней.— Джин! — возмущённо упирается она в его плечи.— Мы решили попробовать всё сначала. Ты давала это обещание, зная, что собираешься скрываться от своего мужа? Не зли меня, Эмили! — он коленом толкается между её ног, заставляя пустить его, наваливаясь на её тело, не оставляя ей выбора.— Когда я ехала отдавать тебе документы, я и не думала, что всё закончится... — она пытается подобрать слова, — ТАК!— Всё только начинается. И я научу тебя слушаться меня, моя строптивая женщина, — он затыкает ей рот поцелуем, пресекая рвущиеся уже возражения и логические факты, которые она готова ему озвучить, чтобы доказать, что не может остаться в его доме, рядом с ним.Только когда его возбуждение упирается ей в живот, а её губы горят от поцелуя, он отрывается, чтобы отдышаться.— Я позабочусь о тебе, — уверенно говорит Ким старший, серьёзный даже в такой возбуждающей ситуации. — Ты обещала довериться мне. Так сделай это. Ради нас.— Я лишь хочу, чтобы ты и твоя семья были в безопасности, Джин-ни, — она нежно гладит его скулу, пытаясь унять напряжение.— Сколько раз мне надо повторить, что ты тоже часть моей семьи? — он приподнимается, но она удерживает его, тянет обратно.— Я доверяю тебе. Позволь только мне говорить о своих страхах и опасениях. Потому что только делясь ими, разговаривая о них с тобой, я смогу с ними справляться. С тобой. Я хочу всё делать с тобой, Ким. Я хочу быть с тобой.Он целует её вместо ответа. Впереди сложный день, но он никак не может оторваться от неё. Они оба боятся, что это всё ещё может быть сон.