Дождь нашей печали {18+}

Глава двадцать девятая

Я ходила по нашей с Уилсоном квартире в гостиной туда-сюда и не находила себе места. Я уже как час тут нахожусь, а его все нет и нет. Даже не знаю что и думать. С Крисом я быстро попрощалась и, ничего не объяснив, выскочила из его квартиры, набирая Уилсона и идя в машину. Трубку брать он не стал. Гаденыш. Я оставила ему около пятнадцати пропущенных. На четвертом или пятом звонке он выключил телефон, но я не переставала звонить.

Зачем он поехал к нему на встречу? На часах уже почти полночь, не поздновато ли? Почему нельзя было встретиться завтра, если уж так захотелось? Куча вопросов и ни одного ответа. Он просто тупо поставил меня перед фактом. Снова. Я даже позвонила Барни, водителю, но и тот трубку не брал, хотя гудки шли. Я уверена, что они вместе. Уилсон не поехал бы сам на своей машине. Я уверена.

Сердце в груди безумно колотилось, кожа вокруг ногтей превратилась не пойми во что: от нервов я всю искусала ее. А если что-нибудь случится? Как я помогу? Узнаю ли? Или мне придется всю ночь мониторить новости? Вот гад. Убью сама, если появится.

И конечно же он появился. На часах уже была половина первого ночи, когда Уилсон ввалился в квартиру. Костяшки правой руки были в крови, рубашка расстегнута на три верхних пуговицы, пара-тройка капель были на рубашке в зоне плеча. Он кого-то ударил, а сам не пострадал, по крайней мере, при первом визуальном осмотре.

Уилсон, увидев меня, стоящую посреди гостиной со скрещенными руками, испуганную, остановился. Я осмотрела его и пошла в ванную комнату за аптечкой. Требовалось обработать раны, а может у него еще что. Не стоило ему все-таки идти. Все плохо, и он может ничего не говорить, и так понятно.

Когда я вернулась в гостиную, Уилсон уже сидел на диване. Я села рядом с ним, поджав под себя одну ногу, и открыла аптечку. Просто куча непонятных лекарств, но я нашла нужное. Он даже возражать не стал, когда я принялась обрабатывать рану. Ни один мускул на лице не вздрогнул, стоило мне приложить ватку с антисептиком. В давящей тишине я все ему обрабатывала, а Уилсон и слова не соизволил сказать.

- Ты так и будешь молчать? – спросила я, когда закончила бинтовать ему руку.

До утра пусть походит с повязкой, а потом пусть снимает. У Уилсона быть такой жалкий вид, что мне не хотелось его трогать, но я умру от любопытства и негодования, если не узнаю все прямо сейчас. Эгоистичная натура берет верх.