Миллер. Спрячься, если сможешь [редакция]

Глава 21. Перерождение

Миллер

Когда люди любят, они становятся слабыми, уязвимыми. Добрый человек - это тот, кого будут обижать, над кем можно насмехаться, кого в конечном итоге добивают, не оставляя шанса выбраться из всей той грязи, вылитой на голову. Сердце наполняется черной жижей обиды. С каждым унижением эта жижица растёт, поднимая на поверхность далёкие от здравого смысла желания. 

И вот, в ответ на эту жестокость, приходит нечто страшное, темное и загадочное - то, чего обидчики никогда не ожидают.

Злость. Агрессия. Ярость.

Месть. Самая сладкая месть.

Добро, казалось бы, должно побеждать зло, но каково же сладостное искушение видеть, как обидчики склоняют головы под тяжестью твоих поступков.

Злость становится мощным топливом, подпитывающим ярость для пробуждения внутренних  демонов. А люди, которые наслаждались твоей слабостью, даже не подозревают, что их прощальный аккорд уже звучит в твоей голове. 

И эта месть — не просто акт жестокости, а преобразование страха в силу.

Однако, когда долгожданная расправа свершится, может оказаться, что последняя нота в симфонии мести звучит горько. Обретённая сила может оставить раны не только врагам, но и твоей душе. Различать границы между справедливостью и самоуничтожением непросто.

Я всю неделю осуждал себя за всё то, что вытворял. Винил ребенка внутри себя, что он не справился с травлей и исчез, дав волю всепоглощающему зверю. Винил себя за то, в кого превратился. 

— Ты опять уедешь? Оставишь меня одного? — с ужасом в голосе спросил мой младший брат.

— Малыш, я приезжаю к тебе сразу же, как только могу, — ответил я, стараясь вложить в слова всю теплоту и утешение.

Я опустился на корточки, вложив его ручки в свои ладони. Поцеловал их, ощутив в этом простом жесте домашний уют. Он пах сахарной ватой. Он пах, как моё незаметно ушедшее детство. В его глазах, полных невинности, я заметил отражение себя маленького — такой же наивный, такой же пылко влюбленный в этот суровый мир. 

— Возьми меня с собой, — в который раз просил брат.

— Билли, мы уже обсуждали это с тобой.

Глаза шестилетнего ребенка наполнились слезами, а моё сердце залилось кровью. Я понимал, что теперь причинял боль почти каждому, кто мне дорог. Билли, со сжатыми кулачками, смотрел на меня, и в этот момент мир словно сжимался.