Краткие истории Twisted Wonderland

Звериное таинство

— Боже, Отче Всемогущий, тайна креста — наша сила, а Воскресение Сына Твоего — основание нашей надежды; освободи усопших рабов Твоих от уз смерти и сопричти их к лику спасённых. Через Христа, Господа нашего. Аминь.
Бархатный голос, растягивающий молитвенные слова в честь Господа, отталкивается от церковных стен местного монастыря, погрязшего во тьме наступившей ночи. Полуприкрытые веки чуть дрожат от мерцающего света, а переплетенные между собой пальцы отчаянно сжимают побледневшие от холода и мрака ладони.
Были ли тут прихожане или остальные братья? Никак нет. Стоя за священным пресвитерием, Леона видит лишь пустующие скамьи – вся церковь находится перед его глазами как на ладони. Сегодняшняя вечерня была наполнена высокопарными словами, где надежда четко переплетена с верой во Всевышнего, но так ли было на самом деле?
Многочисленные попытки противостояния превратились в тошнотворный пепел, подбивающий на дурные поступки, навеянные шепотом самого Дьявола — или дело все же в другом? Честно говоря, Леона прекрасно осведомлен в том, что никто не поймет его последний в жизни хитроумный план; кроме одного-единственного человека, чей силуэт только что промелькнул между скамьями со стороны специального входа.
Все это и заставляет Кингсколара открыть глаза и не перейти к следующей молитве.
— Все ли готово к ужину, брат мой Дьюс? В последнее время наши остальные братья страдали от нехватки продовольствия... особенно пития, — негромко интересуется мужчина, обращаясь к своему только что подошедшему собеседнику.
***
В здание тишина, в которой можно услышать молитву из церкви. Неспешными шагами Дьюс направляется туда, торопиться было незачем. Всё хорошо, никаких лишних эмоций и мыслей. Нельзя этого допускать.
Юноша проходит по пустому коридору, который был озарен тусклым светом. Перед ним находится деревянная дверь, которую он несильно толкает — тихий скрип доносится до ушей его. Молитву становится слышно уже четче. Чтобы не потревожить брата, Спейд достаточно тихо проходит к скамьям и чуть поднимает голову, смотря на того, кто сейчас находится за священным пресвитерием.
Когда молитва была окончена, и прозвучал вопрос, Дьюс кратко кивает и вновь смотрит на Кингсколара.
— Да, брат мой, все уже готово, — негромко произносит юноша, когда собеседник его договорил, — после этого ужина никто не будет больше страдать от нехватки пищи и пития, все пройдет хорошо, вот увидишь.
Кингсколар довольно ухмыляется, но тут же принимает самое скорбное и постное выражение лица, до которого только мог додуматься человеческий разум. На самом деле этот театр одного актера порядком надоел, учитывая, что в религию мужчина пришел из-за безысходности перед собственными родственниками.
Выросший в семье священнослужителей, Леона быстро пришел к неутешительному выводу: на свете существует слишком много людей, которым Бог не в силах помочь — даже тем, кто проводит всю жизнь в служении Ему. Последние события только подтвердили уверенность в собственном суждении.
Сколько рабов Божьих погибло во многочисленных боях против ереси и язычества? Сколько недостойных переметнулось на сторону врага, прикрывшись благими намерениями? Сколько на умирающих территориях осталось мест, где Всевышний имеет хоть какое-то значение в жизни? И кто способен ответить на все эти вопросы, ведь Кингсколар, к сожалению своему, только мог догадываться.
— Не беспокойся, брат мой, Господь обязательно поймет наше решение. Все это ради спокойствия нашей братии перед грядущей эпохой тьмы, — мягко произносит Леона, выходя из-за пресвитерия и становясь подле юноши.
— Всё ради них, конечно, — четко отвечает Дьюс, перед этим кивнув.
В начале, когда он только согласился на предложение Леоны, парень изредка не понимал, зачем он это сделал. Он обещал своим родным служить Богу и никогда не идти против него и его правил, но последние события все изменили.
Спейд верит, что Бог их поймет и простит, они делают все правильно. Души братьев будут спокойны и их никто не побеспокоит более, они станут ещё ближе к тому, кому служат.
— Скоро уже надо будет приступать к ужину, нельзя опаздывать, — тихо произносит юноша, посмотрев на Леону.
Кингсколар тяжело вздыхает: ему совершенно не хочется возвращаться в трапезную, чтобы потом наблюдать за чужими страданиями, однако ужин без них обоих не начнется. Хотя многочисленные овощи ему, мягко говоря, надоели: к мясу он питал предательски сильную любовь, похожую на грех.
— Да, как скажешь, без нас ничего не начнут, — тянет Леона, поправляя одежду и становясь рядом со Спейдом.
— Да и могут что-то заподозрить. Пару дней назад я слышал, как несколько братьев говорили о тебе, но что именно, я не понял.
Одно мгновение — чужой локоть оказывается в крепкой хватке.
Кингсколар внимательно смотрит на своего собеседника, словно охотник на будущую жертву. Дьюс одновременно кажется ему и заслуживающим доверия, и слабохарактерным человеком, что в любой момент может струсить и продолжить борьбу против магов, вместе с этим понимая безуспешность этого мероприятия.
Когда локоть оказывается в чужой хватке, Дьюс смотрит на собеседника чуть хмуро. Парень понимает, что он не вызывает большого доверия у Леоны, и это вполне нормально. Наверное.
Мужчина тяжело вздыхает и наклоняется к чужому уху, сжимая руку на локте — непроизвольно, чтобы напомнить:
— Ты и сам понимаешь, что дальше будет только хуже. Не смей бросать все на полпути, Спейд, иначе присоединишься к остальной братии раньше, чем ты хотел. Понял меня?
От слов Кингсколара по телу Спейда пробегают мурашки, а из-за сжатия локтя он тихо шикает. Все же это не очень приятно.
— Я знаю, что делаю, и не собираюсь бросать все вот так, — отвечает парень, даже немного грубо, — нам надо уже покончить со всем и всё.
Хоть Дьюс и говорит все это, иногда у него прокрадываются мысли о том, чтобы уйти, пока не поздно. Может, есть шанс сбежать? Если он сейчас остановится, то Бог точно не будет на него сердиться...
Мысли эти мешают делать то, что сейчас Спейд должен делать.
Леона еще раз внимательно смотрит на собеседника, после чего довольно усмехается из-за чужих слов и направляется в клуатр через другую дверь. Дьюс послушно следует за мужчиной, продолжая молчаливо терзаться.
Как только нога последнего священнослужителя переступает порог, оставшиеся свечи гаснут, словно от сильного дуновения ветра, только... ему неоткуда взяться.
***
Когда последний из братьев прощается с жизнью прямо за обеденным столом, Кингсколар невольно выдыхает с облегчением: все прошло тихо и довольно-таки быстро, хотя неудивительно. Всю прошедшую неделю они с Дьюсом только и делали, что отравляли пиво от местной пивоварни, а сейчас просто резко увеличили долю в несколько раз.
— Вот и почти все, легко... и достаточно просто, во славу Господа, — просто говорит мужчина, вставая из-за стола и равнодушно смотря на Спейда. — Аминь.
Леона точно не может сказать, в какой момент мысли о чужой смерти стали сильнее веры в Господа и удачного противоборства с магами. Он осуществлял несколько попыток подавить проклятых еретиков, однако каждая из них с треском проваливалась... этот монастырь — последний рубеж, потеря которого может обернуться той еще божественной катастрофой. Однако мужчина уже придерживался противоположной точки зрения, которую разделял и Дьюс, хоть и в несколько... измененной форме.
Правда, в какие-то моменты Кингсколар думал, что душа Спейда намного мрачнее, чем кто-либо может себе вообразить. В этом они... несколько похожи, глупо скрывать.
Дьюс же наблюдал за тем, как один за другими прощаются жизнью братья, и, кажется, чувствовал некую вину за это... Но видимо, это были лишь глупые мысли, которые неожиданно возникали, а после так же пропадали.
Спейд посмотрел на Леону и встал вслед за ним, а после перевел взгляд на тех, кто уже потерял свою жизнь, да еще и так глупо. На его губах даже появилась легкая улыбка, которая исчезла через мгновение.
— А они оказались не так умны, как я думал, когда попал сюда, — Дьюс вновь переводит взгляд на Кингсколара, — как давно ты уже думал о смерти, а не о вере в нашего Господа? Ты мало, что рассказывал об этом, или же это я просто не спрашивал...
— Говоришь так, словно я полностью отрекся от религии, как те еретики, заключившие контракт с Дьяволом, — с усмешкой отвечает мужчина, складывая руки на груди и тем самым сознательно закрываясь от собеседника. — Нет. Иногда смерть намного лучше, чем возможность жить в том мире, где будут одни лишь маги. Или ты собираешься переметнуться к ним? — голос на протяжении всего монолога снижается, оставляя в конце свистящий шепот и горящие огнем изумрудные глаза.
Леоне претит сама мысль о новом мире, где маги будут существовать наравне с остальными людьми. И другие религии, позволяющие это непотребство, вызывают у него тошноту и глубокое презрение ко всему.
— Я верю в Господа и религию в целом, но не верю, что он способен помочь всем и сразу. Это невозможно. Даже в Евангелие множество рабов Божьих страдало без возможности спасения, — Кингсколар делится своими мыслями, однако делает это осторожно и без лишнего инакомыслия.
— Как по мне, ты способен на многое, — шепотом быстро проговаривает Дьюс, отвернув голову в сторону. После заданного мужчиной вопроса, парень недовольно посмотрел на Леону. — Нет, конечно, не собираюсь я переходить на чью-то другую сторону.
Спейд ещё раз осмотрел стол, за которым сидели те, кого уже покинула жизнь, и после прошел ближе к двери. Не хотелось ему находиться уж слишком близко рядом с ними.
— Господь не всем готов помочь, как и не всех готов простить. Но ему, кажется, так легче. Слишком грешные души ему не нужны, которые могут его предать или которые уже не спасти, — выдыхает парень, складывая руки на груди и поглядывая на Кингсколара.
— Это намек на меня? — иронично интересуется тот, продолжая ухмыляться. — Я, брат мой, самый верный последователь Господа, который отдал ему не только свое тело, но и душу в услужении. Да и не тебе меня судить, знаешь ли.
Леона тихо хмыкает, разглядывая многочисленные трупы и перебирая в голове варианты дальнейшего развития событий: конечно, его можно назвать тем еще стратегом, однако так глубоко он не задумывался... стоит ли уйти прямо сейчас, пока маги не добрались до монастыря?
В памяти все еще свежи воспоминания о многочисленных кострах, на которых сжигали магов и их пособников, но стоит ли повторять то же самое и с последователями Всевышнего? Огонь — оружие правосудия, но вместе с этим и основной атрибут Дьявола и демонов в целом... Леона задумчиво вздыхает и смотрит на Дьюса:
— И куда ты пошел? Осталась последняя часть нашего плана, так что не смей уходить, — правая бровь чуть приподнимается вверх, выражая чужое сомнение.
— Знаю, что не мне тебя судить, но и оскорбить я тебя не пытался, — говорит Спейд спокойным голосом, но ладони его понемножку сжимаются в кулак. Юноша и сам не понимает, отчего. То ли от долгого нахождения уже здесь, то ли отчего-то другого.
Дьюс смотрит на Леону чуть задумавшись. Он уже говорил тому, что не собирается уходить, не закончив все дела. Но ведь можно просто выйти из трапезной? Бежать все равно некуда, в любом направлении могут встретиться враги.
— Я просто хочу выйти из трапезной, или тебе нравится смотреть на наших мертвых братьев? — поинтересовался юноша, повернувшись к мужчине спиной и открыв дверь.
— Какая разница, если они уже мертвы? И посети мою келью, там для тебя небольшое поручение лежит. Три вещи, не забудь, — безразлично парирует Леона, смотря на спину своего собеседника и продолжая размышлять.
На самом деле... ему не хочется умирать. Какой здравомыслящий человек, а мужчина считал себя именно таковым, отдаст свою жизнь, хоть и ради благих вещей? В личности Кингсколара таинственным образом религиозность переплеталась с чувством собственного достоинства и осознания важности своего существования.
— И поторопись, иначе потом придется оправдываться перед прибывшими, а они наш план не поймут, — добавляет темноволосый, присаживаясь на полупустую скамью и краем глаза смотря куда-то в сторону.
— От мёртвых тел становится гораздо противнее, — наконец отвечает Дьюс, после чего выходит из трапезной и, как его попросил Леона, направляется в келью. Спейд не понимает, что за вещи там были, за которыми его послал мужчина. И как он поймёт, что это именно они?
Юноша идет по коридорам, вслушиваясь в ночную тишину. Не было никаких посторонних звуков, которые мешали бы думать. Лишь биение сердца доходило до ушей Дьюса, и ему не хотелось, что бы это биение прекращалось. И он надеялся, что все-таки этого не случится.
Спейд подходит к келье Леоны и заходит в неё, осматриваясь по сторонам. Если для него есть поручение, значит, это должно быть что-то заметное. Что-то, что сразу бросается в глаза. Три вещи, какие.
***
— Я уже заждался тебя. Ты явно не торопился, брат мой, хотя дело нескольких минут, — лениво произносит Леона, когда двери в трапезную приоткрываются, и в помещении оказывается Спейд, чье выражение лица... невозможно описать подходящими словами.
— Извини, немного заблудился, — отвечает Дьюс, пытаясь скрыть небольшую дрожь в голосе. Это даже звучало как-то абсурдно, ведь это место стало парню домом, а сейчас он произносит такое.
Юноша поднимает голову и смотрит на Леону. В глазах синеволосого, кажется, был страх, который трудно скрыть. Что-то ему не давало покоя, но что именно Спейд не мог понять.
Кингсколар довольно хмыкает: видимо, приготовленные заранее вещи все же сумели удивить юношу. Ему пришлось знатно потрудиться и продать пару-тройку вещей, чью ценность нельзя осознать обычными людьми, чтобы найти все нужное для претворения плана из замысла в голове в реальность.
Леона поднимается со скамьи и нечитаемым взглядом обводит трапезную, но ничто не трогает его сердце — все это было совершенно ради Бога и верному служению ему, но уже на небе.
— И что ты хочешь сейчас сделать, брат мой? — спрашивает Дьюс, хотя где-то внутри он знает ответ на вопрос. Кинжал и книга. Лишь дурак будет совсем не понимать для чего это нужно.
— А ты точно хочешь знать ответ на этот вопрос? — с усмешкой интересуется Леона, подходя к Дьюсу и вырывая из рук того кинжал. Взвешивает — когда-то в детстве его учили обращаться с холодным оружием для защиты собственной жизни, а сейчас он собирается провернуть такое...
Скорее всего, мужчина ошибается. Есть превосходный шанс все поменять, дать отпор, только все кончено — и довольно-таки давно, что уж тут говорить. Сейчас он может лишь достать из рукава последнюю козырную карту, словно мастер своего дела, пусть увлечение азартными играми и является проявлением греховного начала. Хотя, возможно, тузов у него было намного больше, чем можно кому-либо вообразить...
— Если бы я не хотел знать ответ, то я бы тогда вообще не спрашивал об этом, — с лёгким раздражением в голосе говорит Дьюс. Когда из его рук вырывают кинжал, другая ладонь невольно сжимает второе такое же оружие, а сам парень делает шаг назад. Теперь юноша начинает не доверять мужчине, ведь от него можно ожидать все, что угодно. Но что именно, представлять совсем не хочется. Да и не нужно, иначе просто больше негативных мыслей будет прибавляться и отвлекать.
— Тогда... тогда я отвечу тебе, дорогой мой, — отвечает Леона, ловко перехватывая кинжал и приставляя холодное острие к чужому подбородку.
Вся эта ситуация до боли смешна и одновременно безнадежна для оставшихся присутствующих: так не должно происходить. Они могли бы дать последний отпор, погибнуть как самые настоящие герои, но в глазах кого? С одной стороны, люди переменчивы, словно ветер — они быстро привыкнут к новым порядкам. С другой стороны...