Серебряные крылья-2: Восстание оборотней

Глава 22. Ненужная любовь

Полночь укутала сонный Лакримар своими большими мохнатыми крыльями и притаилась, чуть вздрагивая в ожидании неизбежного рассвета. Улицы были пустынны – лишь раз в два часа Ночной Дозор Воинов совершал свой еженощный обход, еле слышно шаркая подошвами сапог по камням мостовых. Все ближе подступала глубокая осень, а следом за ней, далеко на горизонте, уже чувствовалось дыхание зимы – куда более суровой и жестокой, чем все предыдущие.

На крыше Купели, нахохлившись, сидел ворон. Прямо перед ним, расцвеченная неоновыми огнями, лежала улица Сумеречных Капель – последнее прибежище беззастенчивого веселья и легкомысленности. Ворон не осуждал Бабочек – наоборот, был им благодарен за то, что даже сейчас они продолжали оставаться верными своему призванию и делу, каким бы самоуничижительным оно ни было. Впрочем, мало кто из Бабочек когда-либо оставался недоволен – Гильдия купалась в роскоши и знала, что никогда не потеряет клиентуры.

Подул ветер, и птица вздрогнула – холодный воздух забирался даже под перья, пробирая до костей. Старость... как никогда он чувствовал ее всем телом, каждой клеточкой и каждым пером, ощущал ее вкус на языке и когда из бусинок-глаз непроизвольно падали на безжизненный камень прозрачные капли – она подстерегала его и там. Жизнь была похожа на калейдоскоп, череду сменяющих друг друга событий – великих и не очень – и вот теперь, похоже, наступал черед последнего из них. Возможно, что и не самого значимого, но Ворон надеялся успеть. Если бы Алиса была с ним солидарна не только разумом, но и душой...

В ней было слишком много от Констанс. В юности его коробила подобная беззащитность, Белая Фея много и долго беседовала с ним, прежде чем он смог хотя бы понять – но не принять – такой образ жизни. Порой ему хотелось, чтобы дар крылатой перешел к Соне – в вампирше бурлила, переливаясь через край, решимость, настоянная на горечи и боли. Ее народу пришлось несладко в былые времена, да и сейчас нельзя было сказать, что все утихло окончательно. Но победа Беатрисы оказала на него сильнейшее влияние в юности – Ворон вспомнил, как и сам некоторое время буквально боготворил дерзкую волшебницу, осмелившуюся ради любовника разрушить все мыслимые устои собственного общества. Это был красивый...по-настоящему красивый гамбит. Удастся ли ему осуществить хотя бы вполовину так же удачно собственную задумку?