Abyssus Abyssum Invocat

Бонус.

В свою мясную тушку Диппер наряжался долго и основательно. Вспомнил некогда имевшиеся у себя кудряшки и даже убрал третий глаз, который, как выяснилось очень давно, обладал даром предвидения.

— Билл, — сообщил он спутнику таким тоном, что сразу стало понятно — недоволен крайне. — Ты переигрываешь.

Среди общей толкотни потомков человеческой расы тот выделялся с явным перегибом. Мало кто из присутствующих мог узнать в их телах облик древних людей. Разве что самые продвинутые в истории и альтернативной палеонтологии. Таких учёных здесь оказалось больше, чем Диппер рассчитывал, и потому на всякие неудобные вопросы во время фуршета ему приходилось отвечать куда чаще, чем Биллу. Который, кажется, получал от происходящего искреннее и абсолютное в своей извращённой степени удовольствие.

Сайфер склонился над ним, быстро поцеловал в самый кончик носа и ухмыльнулся. Разодет он был, как в последний раз. Золото у него в ушах, на шее, в волосах, на плечах и ботинках радостно позвякивало при каждом движении, и в сочетании с золотой краской, покрывающей руки до локтей и торс причудливыми узорами, и не то стразами, не то настоящими алмазами на поясе, сейчас он больше напоминал диско-шар, нежели приличного человека.

— Просто ты слишком долго отшельничал, Сосна, — отмахнулся он. — Отвык от прекрасного. Я слишком ослепительный для двух твоих человеческих глазок, вот тебя и коробит.

— Билл, — тяжело вздохнул Пайнс. — Билл, бессмертная любовь моя, мужчины двадцать первого века не носили столько украшений. И ростом были максимум два метра.

— А с каких пор мы заморачиваемся идентичностью? — Билл широко улыбнулся. — Эй, я, конечно, соскучился по-твоему непробиваемому занудству… Но ты всё-таки поддался ностальгическим настроениям, да?

— Поддался, — без малейшего смущения согласился Диппер и взял Билла за руку.

Умирающее Солнце доживало свои последние минуты. Оно залилось ярко-красным цветом, почти кровавым — если бы у тех, кого приютило не по своей воле, ещё сохранялся такой цвет крови, — и агонизировало. Протуберанцы вырывались из раскалённой плазмы, сама поверхность звезды покрылась багровой корочкой, как рана, которую следовало немедленно залечить. С тем только отличием, что лечить Солнце было некому — смерть звезды была неотвратимой, и какой бы могущественной ни являлась раса, порождённая на одной из милосердных орбит…