Подаривший вселенную

Глава 17. Одеколон свободы.

Я никогда не думала о том, насколько быстро все происходит в моей жизни. А так ведь было всегда. И если провернуть все воспоминания в своей голове, то можно прекрасно понять, что в жизни каждого человека все происходит слишком быстро – вплоть от детских лет и первой дружбы, до отношений, работы или нового учебного заведения. Прокручивая все это в своей голове, я чувствую либо сильное желание измениться, либо мечтаю, чтобы все дальнейшие жизненные происшествия протекали так же плавно и просто. Сейчас же мне хочется просто начать все сначала – вернуться в первое сентября. Недалеко от этого числа – через определенное время – я встретила Уильяма, только успела его рассмотреть. Когда ты неопределённа в своих решениях, единственное, чего тебе хочется больше всего – отказаться от каждого представляемого тебе случая. Будто бы это долгожданное примирение с одним человеком или возможность познакомиться с кем-то новым для твоей жизни. В своем случае я решила хотя бы пару дней абстрагировать себя от мыслей о том, чтобы не видеться с Путом, ведь он – это тот самый человек, благодаря которому я смогла быстро понять то, что такое настоящая жизнь, наполненная сладким одиночеством и радостью встречи с человеком, которого мечтал встретить в бренном одиночестве. Встретив Пута, я чувствовала, словно за моей спиной выросли крылья. Казалось, что Пут называл меня «нимфа», сравнивая с прекрасной феей, которая только-только сейчас родилась и уже чувствует себя полноценным, счастливым и не таким уж одиноким, как могло быть, существом. В надежде на то, что я все-таки смогу разобраться с самой собой, я позвонила в больницу – в то самое отделение, в котором лежал Пут Патерсон. -Алло, здравствуйте. Я могу поговорить с Путом Патерсоном? – спросила я у медсестры, ответившей на звонок. Мой голос дрожал, и я старалась говорить все быстро, но не получалось. Мне приходилось повторять слова вновь, ибо я очень сильно волновалась. Честно говоря, я сама не знала о том, зачем мне нужно говорить сейчас с этим человеком. Чтобы вновь услышать его успокаивающий голос? В последнее время вид, голос, взгляд Уильяма Абрамса напрягал меня на столько сильно, что голос Пута из трубки старого больничного телефона казался мне бальзамом для ушей. Я не знала, почему человек, с которым я познакомилась чуть больше недели назад стал для меня более спокойным убежищем от всех проблем и переживаний, чем тот парень, чьи мысли я читала в прямом смысле этого выражения. Тот парень, чьи эмоции я воспринимала без труда и тот прекрасный человек, о котором я смогла прожужжать все Рейчел. Тот парень, чья челка сводила меня с ума, чьи глаза погружали в мир неизведанной, но в тоже время, очень знакомой и близкой вселенной. Почему сейчас я не хотела его слышать, почему кайф от прикосновений был сомнительным, хоть и трепетным? Я просто боялась ошибиться вновь. Да, я всегда была тем человеком, который всегда забывает быстро, который готов простить даже самый гнилой и безнравственный поступок. Но почему-то любовь считалась для меня самым святым чувством, которое нужно было либо беречь всю жизнь, либо забыть навсегда. Я очень хотела, чтобы мы с Уильямом немного остыли от тех разгоряченных встреч, которые могли бы дать нам надежду на хоть какое-то «примирение». -Нет, он сейчас спит. И вообще, это телефон для сотрудников, на него обязаны отвечать только мы. Что-то хотели? – голос женщины казался мне очень противным. Сердце дрожало еще сильнее. Я думала, что заставила ее разозлиться. -Передайте от Эмили, что в ближайшее время я не смогу посещать его. Скажите, что по личным причинам. Он поймет. -Хорошо, как только он проснется, я передам ему. – уже с небольшим пониманием в тоне ответила медсестра. Будто слова «по личным причинам», сказанные мною с отчаянием и дрожью в голосе, смогли ее как-то задеть. Я постаралась не обращать на это внимание, ответила коротким «спасибо» и бросила трубку, откинув телефон отца на другой край кровати. Я не была в ярости и не чувствовала безысходного отчаяния. Меня не атаковывала депрессия, не съедала тоска. Мне было просто грустно. Грустно так, как никогда. Грустно до колкости в груди. Уильям занимал мои мысли на протяжении всего учебного года, и он не уходит из головы по сей день. Раньше я так хотела, чтобы Уилл находился рядом чаще, направляя в мою сторону смущенные взгляды, неловко подкидывая непослушную челку, бегая с какой-то невинной, но приятной улыбкой на лице и показывая всю свою ненависть к жизни в каждом движении. Даже в его улыбке, покрытой толстым слоем ненависти к чему-то неопределенному, крылась какая-то непонятная дрожь. Я долго размышляла о том, что ему кто-то мог не угодить по жизни. И в один день он открылся мне, рассказав историю о том, как внезапно стал таким – худым, поникшим, депрессивным на вид. Мне действительно было и остается жалко его. Иногда от мысли о том, что тебя могут прилично унизить, жестко бросить любимый человек или умереть собственная мать меня угнетали, заставляли задуматься о том, что может произойти со мной в разгаре подросткового возраста. Ведь мне уже семнадцать, и я долгое время мечтала о первых настоящих отношениях, представляя то, каков на вкус будет мой самый первый поцелуй, какова будет атмосфера объятий и искренность бесед на общие темы. С Уильямом мне действительно хорошо, но представить то, что ему могло быть хорошо с другими – нереально. Я не была в обиде на него, хоть сейчас в моей голове целая каша. Дни после моего возвращения домой тянулись медленнее всей моей жизни, и с каждой секундой я чувствовала себя все неопределеннее и неопределеннее. В голове вертелись две вещи: первая – раздумья о том, почему Уильям поступил так неприятно, просто бросив меня в вечер нашего недолгого расставания, кажущегося вечностью. Я не понимала до конца то, почему он смог так сделать, ведь человек, к которому у тебя есть искренние чувства, никогда не сможет заставить своего любимого чувствовать отсраненность. Второе – встреча с Путом. Она произошла на столько спонтанно и неожиданно, что я до сих пор не могу осознать то, что она вообще была. В сердце остался осадок от нашего первого разговора – я, влюбленная девочка с голубыми волосами, ноющая о том, как ей отказал человек, которого она практически не знала, поняв, что он еще не разобрался в себе, и он – измученный жизнью, но знающий ее, словно свои пять пальцев. И никак не могла осознать то, как два человека, встретившиеся абсолютно случайно, так быстро и просто завели разговор и вскоре стали одними из самых близких друг для друга людей на земле. Мы забыли обо всем – о своих родственниках, друзьях, знакомых и всех инцидентах, причинивших нам боль. Нам было приятно и от части даже радостно делиться друг с другом прекрасными и ужасными воспоминаниями, произошедшими за наши коротенькие жизни. Вместе с ним я не задумывалась о смерти, о забытье или одиночестве, а когда он уходил, я просто ждала новой встречи и жаждала момента, когда расскажу ему что-то новое, собирая осколки воспоминаний прошлой жизни. С Уильямом все по-другому – я ждала его, а когда он не появлялся в поле моего зрения, чувствовала боль и одиночество. Мне срочно нужен был кто-то, кому я могу прямо сейчас выразить все свои мысли, но желание запереться ни только в комнате, но и в собственном сердце взяло верх. Я осталась лежать в кровати под огромным мягким одеялом и разбирала по полочкам все произошедшее. Во-первых – это та самая вечеринка, с которой все началось. Когда я входила в школу, тогда уже почувствовала что-то неладное. Мне казалось, что что-то должно обязательно произойти, окатить меня полностью. Я знала, что что-то сможет зачаровать и удивить меня одновременно. Этот вечер был слишком большим, слишком удивительным и долгим. Но когда что-то подобное заканчивается, можно только сидеть и думать о том, на сколько быстро проходит время. Обсуждать то, на сколько приятны для меня были прикосновения Уильяма можно вечно. Зная, что все когда-нибудь забудется, я мечтаю проворачивать в голове это воспоминание целыми днями. Теплые и дрожащие пальцы касаются моей нежной руки, вспотевшей от волнения и напряженной от головной боли, захватившей все мое сердце. Глаза, которые раньше я могла рассмотреть только в дали, находились прямо передо мной, и я ныряла в этот неистовый мир, наполненный чем-то родным, чем-то очень важным для меня. Хотя я до сих пор не могу понять того, что именно я ищу в его глаза – искреннюю любовь, надежду на счастливое будущее, уверенность в том, что я по-прежнему могу остаться счастливой или все сразу? Кажется, именно все сразу, ведь иногда так хочется почувствовать тот самый кайф, когда ты видишь счастье во всем – твоя внешность радует тебя как никогда, все люди во круг кажутся дружелюбными и добрыми, с близкими ты счастлив, попутно наполняя их позитивом, тая в своем сердце то, почему ты на столько сильно светишься изнутри, а в глазах любимого человека видишь настоящие чувства, которыми он готов тебя искренне окутать. Да, это я чувствую в глазах Уильяма по сей день. «Мне кажется, что он больше не любит эту девушку... - подумала я, отвлекшись от своих раздумий и утерев падающие со щек маленькие слезки. Они были солены. Я ощущала это тогда, когда слезы падали на мой маленький искривлённый рот, дрожащий от каждого упоминания об Уильяме. Глаза краснели в надежде на то, что вскоре откроют новый поток слез, но я остановила себя. - он забыл давно. Думаю, он уже давно простил ее за все произошедшее и извлек хоть что-то из происшествия с избиением. Да, это ужасно. С одной стороны, даже аморально. Это глупо, это неправильно, это жестоко! Но каждый участник или свидетель произошедшего смог извлечь для себя что-то важное, что могло бы ему помочь в будущем. Может, они жалеют о том, что сделали и мечтают извиниться перед слабым и беззащитным Уильямом, который был готов на все, что только можно ради своей «прекрасной принцессы». Даже если Уильям любил ее, он все равно прекрасно знал - счастье когда-нибудь закончится. Такова суть подростков: они всегда думают о том, как быстро все самое хорошее может покинуть их жизнь, а потом вновь жалуются на что-то плохое.» Слезы застыли, начали засыхать и перестали катиться по щекам, проникая в кожу. Они не мешали мне, только немножко щипали глаза. Было больно, но довольно комфортно. Я вновь вспоминала сегодняшний день и то, как он вывел меня из этой чахлой, но очень интересной и загадочной коморки, прикоснулся своими теплыми и добрыми руками к моей талии, нежно закрыл дверь и заставил кружиться с ним в танце. Я так ждала подобного момента! Зная, что Уильяму выберут в партнерши кого-то из своих одноклассниц, которые соберутся танцевать вальс на школьной линейке, я долго думала о том, как мог бы произойти наш собственный танец – не важно где и когда! Мне просто этого жутко хотелось. В голове я не раз представляла то, как Уильям прекрасно танцует и как его челка будет развиваться на ветру, пока тот будет крутить меня в чудесном танце. Я была уверена в том, что если у него есть ко мне искренние чувства, то его глаза, обычно грустные и измученные, будут гореть, наполняя нас чем-то прекрасным. Романтическая атмосфера будет накаляться, музыка станет быстрее и примется ускоряться с каждым тактом, наши тела ощутят состояние возбужденной разгорячённости и тогда, когда настанет долгожданный момент и музыка прекратиться, мы пустимся друг другу в объятия, поняв, на сколько правильно поступили, когда познакомились возле того самого школьного подоконника, который вернут только после перестройки здания школы. Сама же я в танцах была не очень хороша, но уверяла себя, что смогу научиться у него. Это было бы прекрасно. Плывя в таких мечтах, мне хотелось жить, хотелось быть полностью уверенной в настоящие мгновения, которые заставят мое сердце трепетать. Мое сердце дрогнуло. «Как же я была не права. Все это время мне нужно было поговорить с ним на чистоту. Ненавижу себя, ненавижу эту чертову душу, мечущуюся от желания все вернуть к желанию все забыть, стереть из памяти и засунуть куда по дальше!» На мне была белая ночная рубашка, достающая до колен и прикрывающая тело своей массивностью и броскостью. Я быстро скинула ее, оставшись в одном нижнем белье и ночнушка направилась на кровать к тому самому телефону, с которого я звонила в больницу к Путу Патерсону. Сейчас я совершенно не думала об этом человеке, он мне был чужд. Мои проблемы так быстро нарастали из-за желания обдумать абсолютно каждую мелочь, но этого делать не нужно. Никогда. С каждой секундой я все больше и больше понимала это, чувствуя то, как мое сердце бьется все сильнее. Каждый миг был дорог. Почему – не знаю. Мне просто хотелось поскорее выбежать на улицу. Я знала, что интуитивно смогу найти дом человека, ставшего для меня вселенной. -Эмили, я знаю, как тебе сложно... - проговорил Уильям, прижав меня сильнее к себе. Я почувствовала тепло, но оно не было чужим, от него не хотелось кривить лицом или пытаться скрыться. - ...мне самому было сложно. Безумно сложно. Роясь в шкафу, я достаю оттуда джинсы, натягиваю на себя, застегиваю серебряную пуговицу и ширинку. -Знаешь, когда я увидел тебя, то смог забыть все то, о чем мне когда-то говорили. – продолжал он, дыша мне в затылок и обхватывая руками. Я чувствовала, как он касался каждой клеточки моего тела, а мышцы – как Уильяма, так и мои – прогибались, ощущая неподвластное притяжение. Мне не хотелось его целовать, просто хотелось прижимать в ответ и слушать каждое слово, вникать в его смысл. В глаза бросилась рубашка в полоску. Белая и голубая полоски создавали неприятное ощущение ряби в глазах, но я все равно натянула ее на себя. Глаза болели, продолжали слезиться, вспоминая прекрасное дыхание Уильяма Абрамса, готового признаться мне во всем. -У тебя такие красивые глаза... - я чувствовала, что таю. Посмотрела в окно. Пасмурно. Нужно накинуть куртку. В прихожей есть одна. -Я ни к кому е чувствовал такого трепета во время танца, как с тобой. Ты такая хрупкая. – его руки ухватились за мои локти и Уильям прекрасно понимал, что таким образом я никогда не убегу от него, не покину это помещение в целях разобраться с собой. Резко распахнув дверь своей комнаты, я услышала шаги Макса и Софи. -Дочь, ты куда? – напряглась мама. – На часах семь вечера. Скоро стемнеет. -Прогуляюсь... - нервно вздохнув, ответила я. -Уже поздно для тебя! – мама встала на проходе и держала меня за плечи. -Да, я любил ее. И тебя не должно это смущать... Тебя же это смущает? – я кивнула, ничего не ответив. Мне не хотелось впускать в его умиротворённый монолог свой хриплый от резкого вступления в диалог голос. – Эмили, у всех людей бывает и не одна, и не две, и даже не три влюбленности! -Мне кажется, вам будет проще без меня! – крикнула я, почувствовав, как мои руки начинают трястись. Плечи, локти, запястья, предплечья рук и каждая их мышца все еще помнили прикосновения Уильяма Абрамса, а глаза жаждали увидеть его в то время как рот мечтал не только его поцеловать, но и проговорить волнительные, но искренние слова извинений за такую неповоротливость. -Ты прекрасен, Уильям Абрамс. Наверное, я люблю тебя. – ответила я ему, не осмелившись поднять голову выше. – Но я никак не могу смириться с тем, что ты так просто можешь бросить человека на раздумья о чем-то насущном... - я вновь горячо вздохнула, все еще боясь поднять голову. – Ведь ты можешь обсудить все, что тебя волнует со мной. – мои руки резко ослабли, я хотела прекратить объятия и уйти, оставив его одного, но он сжал меня сильнее. -С чего ты решила так, Эмилия? – повысила голос мать. – Ты – наша дочь! И мы никогда... -Софи, выпусти дочку! – крикнул на нее Макс. Глаза матери, наполненные яростью из-за того, что на нее взъелись сразу два человека, увеличились и направились прямо в душу Макса, стараясь обезвредить его. -Я никуда ее не отпущу! Она нужна нам прямо сейчас, чтобы обсудить развод! Раздевайся, Эмилия. Надень что-то нормальное. И, черт возьми, выкинь эту ужасную одежду! – мама смерила меня неодобрительным взглядом какого-то известного критика. Но я не могла так просто сдаться. -Не уходи, умоляю. – прошептал Уильям. – Прошу... - я почувствовала в его голосе сильную дрожь. Он не выдержал и проронил слезу, вероятно, вспомнив все, что произошло за те года своей жизни, пока он не встретил меня – такую простую, но такую запутанную девушку. – Ты нужна мне сейчас и навсегда. Я просто ошибся, как все... -Хочешь знать мое мнение? – я ответила на ее взгляд так же яростно, но голос понизила. Я всегда знала, что метод с понижением голоса часто успокаивает вспыльчивого собеседника, но, кажется, не мою маму. Я так давно ее не видела, что совсем не знала, как к ней обращаться. – Мама, я не узнаю в тебе ту саму прекрасную – даже не женщину – еще девушку, готовую помочь мне во всем, защитить и уберечь от всего плохого! Но потом тебе приспичило свалить черт знает куда. И вот один вопрос: зачем? Зачем ты это сделала, зачем покинула нас с отцом на такое долгое время, заставила волноваться и суетиться? Ты изменилась! Очень сильно! И я вижу это по твоим глазам! – я почувствовала, как ко мне сзади подошел Макс и взял за плечи. Я подняла на него голову и начала рассматривать его глаза, устремленные прямо на маму. Взгляд Макса был слишком тосклив, слишком обижен, говоря мне о том, что владелец этого запутанного выражение погружен в себя и чувство, ставшего неотъемлемой частичкой его жизни – ностальгия по прошлому, когда они с Софи были самой счастливой парой и даже мой гнев не мог помешать им. -Отпусти меня, Уильям... - шептала я, пытаясь понять то, что я творю. Чувство неопределенности охватило меня так сильно, что я даже не могла контролировать себя. Я ненавидела те самые моменты, когда все твои чувства резко перекрываются, заставляя тебя забыть о самом сокровенном. В моменты неопределенности ты чувствуешь себя на столько замкнуто, что боишься открыться даже самому дорогому тебе человеку. Ты боишься потерять его, но ничего с собой поделать не можешь. -Никогда. – спокойно ответил Уильям. -Максимильян, отпусти ее! – крикнула мама, глядя в жалобные глаза отца. Он был готов заступить за меня, но все еще надеялся на что-то хорошее, что может произойти между ним и Софи – его самой любимой девушкой. «Я никого и никогда так сильно не любил, как тебя» - видела я в глазах Уильяма, направленных на меня в те мгновения, когда мы танцевали по среди хореографического зала. Так же это говорили глаза Макса, продолжающие наблюдать за моей матерью. Волосы Софи – такие же светлые, как у меня – развивались от каждого его движения, она была одета в обычную домашнюю одежду, в какой ходила по дому практически всегда, стройное тело выдавало в ней девушку в самом расцвете жизни, но красные глаза и нахмуренные брови, образующие огромные морщины на лбу, давали ей на десяток лет больше, чем было на самом деле. Выразительные глаза Софи скользили от меня до Макса, от Макса до меня, эти глаза обжигали нас, обвивая своей ненавистной текстурой. Я редко ссорилась с маомй и эта сцена была для меня слишком страшной. В первые за долгое время я прокручивала у себя в голове все произошедшее, что было когда-то связано с моей семьей: все поездки, проведенные в кругу Макса и Софи, каждый день, окутанный заботой, но тот самый день, когда мать уехала непонятно куда под предлогом «командировки» разорвал абсолютно все. У меня было желание увидеть мать только в первое время, но потом я резко перестала о ней волноваться, потеряла тоску, которая должна быть у детей моего возраста тогда, когда его покидают родители на определенное время. Но потом мать перестала отвечать на звонки, сообщения и всякие просьбы. Не хочу говорить о том, что забыла о ней или что просто забила на все, связанное с ней, ибо у меня появились какие-то свои заботы в виде учебы, постепенно уходящей на второй план из-за любви к Уильму Абрамсу и вечных тусовок с Рейчел. Волнение иногда брало верх, заставляло угнетать саму себя, но, понимая, что мама сама выбрала такой путь – тупое игнорирование и полное молчание в сторону своей семьи – я начинала понимать ее. Понимать, сто, может, ей тоже нужно было разобраться в себе, забыв часть своей жизни. Даже если огромнейшей частью этой жизни была семья, которую она холила и лелеяла очень долгое время. Каждому человеку нужно время на успокоение, раздумья и выводы для того, чтобы в будущем вернуться в привычную колею с хорошим настроением и полной определенностью в каждом своем шаге. -Прекрати убивать меня! – сердце билось с бешенной скоростью. – Хватит пытаться захватить мое сердце вновь! Ты все уже давно сделал! Ты поразил его еще полгода назад, и я забыла о том, что такое жить без тебя, Уилли. – я в первый раз назвала его так. В порывах небольшой истерики, накатывающейся на меня, мне хотелось быть хоть чуточку нежнее, от чего я почувствовала над собственной головой усмешку, кажущуюся настоящим наслаждением для моих ушей. – Ты же был рядом с Путом, ты видел, какой он. Он изменил всех. Не знаю, как это было, но... -Не смотри на меня так, Софи! – крикнул Макс. – Даже если я не родной ее отец, то для меня она – самая что ни на есть родная дочь. Я всегда буду ее любить и защищать даже тогда, когда с ней будут алчно обращаться самые прекрасные люди! – он немного затих, но потом неуверенно добавил: - Даже если этим человеком будет ее родная мать и моя любимая жена. -Хватит о нем говорить, он тебе никто... - продолжал шептать Уильям, легко щекоча мою голову. Это меня постепенно успокаивало, но в сердце томилось напряжение. -...он изменил меня... - продолжила я, не обратив внимание на то, что произнес парень, чья кофта, кажущая слишком свободной, касалась меня, будто готова пропустить меня в себя. – Он научил меня жить, пусть даже за такое короткое время... Сердце разрывалось на миллиарды кусочков, пока я наблюдала за этой картиной. Я не могла плакать, не могла показаться перед Уильямом, которого хотела увидеть всем сердцем с красными, заплаканными глазами, наполненными солеными слезами горя, отчаяния и безысходности. Я даже не могла догадаться о том, что сейчас испытывали родители, если в моей голове такой ураган. -Если вы окончательно разведетесь, то... -Подумай, Эмили. Сейчас должно прозвучать твое окончательное решение. – меня смутило, что мама, наблюдая за потоком чувств, исходивших из ее дочери, ждала рокового решения. Сама она выглядела так, будто распланировала все в своей жизни – от первых шагов, до этой гадкой измены. -Я подумала! – крикнула я, стараясь показать то, что мне не приятны две вещи – когда на меня давят и когда меня перебивают. Эти две вещи, звучащие из маминых уст одновременно, меня взбесили еще больше, и я заставляла себя не взорваться в потоке таких душераздирающих ощущений. – И я решаю остаться с Максом. – я обняла его сильнее, небрежно поцеловала в щеку, надеясь, что он найдет в этом жесте хоть что-нибудь нежное, кинула недовольный взгляд на маму и вышла из комнаты. -А ты изменила меня. – гордо проронил парень, чьи руки все еще обхватывали мои плечи и не желали отпускать. – Ты изменила меня больше всех на свете, Эмили. Те люди, которые избивали меня или та девушка, которая ушла от меня к другому парню ничему меня не научили, ведь научить чему-то хорошему может только чистая и любящая душа, к которой ты ощущаешь самое искреннее влечение. – «Моя душа не так чиста, как ты думаешь! – мне так хотелось прокричать это прямо сейчас, но я осеклась, зная, что эти слова вновь образуют неловкую паузу или непонятную перепалку, заставившую наши судьбы вновь на время разминуться. – Я целовала Пута Патерсона, пока твои ноги подкашивались, а тело белело от страха за меня! И я не жалею об этом...» - но, даже думая об этом, я продолжала молчать, делая вид, что прекрасно его понимаю. Я бежала из дома со всех ног, надеясь, что пока меня не будет вся эта нагнетающая атмосфера исчезнет. Мне казалось, будто бы отец и мать вновь помирятся, совсем забыв обо мне и я вернусь в самую что ни на есть обычную обстановку, кажущуюся всем рутинной. Мама и папа будут лежать на диване, кушать попкорн или пиццу и смотреть сериалы. Макс будет обнимать одной рукой маму, придерживая ее за плечо, от чего она будет таять, постепенно забывая обо всем плохом. Мне хотелось верить в лучшее, но, как обычно бывает в такие моменты, в мою голову быстро пришла мысль о том, что самое хорошее навсегда уйдет, оставив огромный след в сердце. -Ты тоже изменил меня, но я не знаю, в какую именно сторону. -А я знаю. Я видел твои пронизывающие взгляды, наполненные пониманием. -Не ужели? Ты их видел? – я усмехнулась, зная, что тот говорит на полном серьезе. Я не могла сдержаться от смешка, ибо в моей измученной голове, опухшей от количества воспоминаний, не укладывалось то, что Уильям был не равнодушен ко мне и все те взгляды, которые я ловила на себе, стараясь удержать в своих глазах, ощущая его вселенную внутри своего сердца – это настоящая взаимность. – Я думала, что все происходящее – зря. Наверное, я дура. -Не бери в голову, я так же себя чувствовал иногда. Приходя из школы и чувствуя себя самым беспомощным человеком на земле, я вспоминал тебя, надеясь на то, что воспоминания о наших взглядах подарят мне умиротворение. Но мне хотелось больше... - Уильям вздохнул. - ...мне хотелось любить тебя по-настоящему. Взаимно. Тепло. И я так рад, что сейчас могу просто так обнять тебя. Я улыбнулась. Не могла что-то говорить. -Если тебе нужно время подумать – подумай. – продолжил Уильям, откинув челку в бок. Он поднял мою голову, легко схватившись за подбородок. Наши взгляды встретились, и я вздрогнула. Эта дрожь была приятна как никогда. Дрожь, ощущения которой были смешаны. В ней таилась теплота, радость, волнение, любовь и предостережение. Поняв, что я не хочу отвечать ему, Уильям потянул меня к себе, желая, чтобы наши губы встретились. Но я отодвинулась от него, стараясь показаться всем выражением своего лица то, что я с ним согласна. «Да, Уильям, мне действительно нужно подумать» - хотела сказать я, но не могла разомкнуть алых губ. В эти секунды у меня горели не только щеки. Все тело дрожало, сгорало и вновь переживало все прикосновения Уильяма, заставляя меня впадать в теску еще больше. Я вышла из зала и направилась сразу домой, надеясь все обдумать. Мне даже не хотелось оборачиваться. Мне просто хотелось думать о том, что в будущем мне станет легче, что мои чувства, которые позже раскроются, смогут подарить мне настоящее решение. Так вот, эти чувства были готовы раскрыться прямо сейчас. Я бежала по шершавой дороге, ощущая собственными ногами сильное трение. Но мне было плевать, ведь перебороть сильное влечение к тому самому парку, в котором мы с Уильямом встретились в те два роковых дня – в день моей самой первой покраски и в те секунды, когда Уилли, держа меня на руках, говорил о том, как сильно желает разобраться в себе – было практически невозможно. Ах, нет. Был еще один момент, который я усиленно старалась спрятать от своей памяти. Да, я старалась не вспоминать о том, что происходило в тот самый момент, когда мы с Путом и Реем вернулись домой. Я старалась плотно скрыть от самой себя хоть одно упоминание о тех чувствах, которые проносились в моем сердце тогда, когда нежная, но довольно массивная рука Лис сжимала слабую руку Уильяма. Шершавая дорога, такая чистая и ровная заставляла меня чуть ли не упасть на ровном месте. Сильное желание прямо сейчас увидеть Уильяма и прокручивание различных способов извиниться перед ним атаковывали, погружали меня в себя на столько сильно, что не хотелось останавливаться в этом неистовом беге. Я рассекала ветер каждой клеточкой своего тела, глотала воздух, словно он – мое единственное спасение от дрожи и внутренней боли, хотелось плакать и одновременно смеяться. И все это из-за глупости. Из-за неопределённости, которая подарила мне такое напряжение. Я действительно была напряжена так, как никогда, ведь силуэт Уильяма, его слова, сказанные сегодня в хореографическом зале, его яркие грустные глаза и легкая, но очень запутанная челка никак не выходили из моей головы. Казалось, что этот неповоротливый, но в тоже время настоящий, добрый, прекрасный образ навсегда останется в моей голове и я буду думать о нем только в хорошем ключе. Может быть, в далеком будущем я буду говорить о том, какая я была дура. Может, мы с ним сами будем вспоминать своей детский бред и смеяться, но в глубине души это время будет для меня именоваться не только так, как «месяца, принесшие боль», но и «время, подарившее тепло». В этом парке было поистине красиво. Я никогда не сомневалась в его великолепии, хоть он и был наполнен всякими воспоминаниями прошлого. Деревья уже позеленели, постепенно зацветали, готовые к будущему лету, которое я ощущала скучным и одиноким. На улице было прохладно, но я не чувствовала это благодаря быстрому бегу, куртке, надетой на мне и теплым воспоминаниям, обвивающим сердце. Почему-то мне казалось, что Уильям именно сейчас гуляет тут. Все же эта погода великолепно сочетается с его неистовыми голубыми глазами, готовыми рассмотреть все прекрасное и насладиться им. Ему всегда здесь нравилось, я была полностью уверена. Как бы нам не хотелось все забыть, такие места, как парки вновь пробуждают ностальгию, делая ее какой-то теплой и доброй. Оббежав весь парк, запыхавшись и осознав то, что Уильяма тут совсем нет, я остановилась, надеясь поймать его взглядом и получить долгожданную отдышку. Живот болел от сильного дыхания, словно я пробежала длинный кросс, но нет, на протяжении всей «пробежки» я чувствовала себя абсолютно комфортно, ловя воздух волосами, ртом и шеей, вспоминала все то, что происходило в каждом уголке этих прекрасных мест и невольно улыбалась. Но что-то приятное всегда заканчивается и пробежка, доставившая бурю смешанных эмоций, принесла сильную отдышку и огромное количество вдохов и выдохов. -Уильям... - невольно прошептала я. Отчаяние медленно пожирало меня, будто сговорившись с облаками, которые с каждой секундой становились все больше и больше. На мгновение мне показалось, что это Уильям Абрамс управляет погодой. Когда он грустит или делает кому-то больно, то на улице идет дождь огромными напряженными ливнями, а когда на его лице сияет улыбка или он делает какие-то приятные вещи, например, покупает букет своей будущей девушке в надежде на то, что она скоро выздоровеет и бежит к ней в больницу, то на улице во всю сияет солнце, даря такую же радость каждому прохожему. В голове всплыла картина: Уил, бегущий по узкой дороге заворачивает на улицу в которой надеется увидеть цветочный магазин и, наконец отыскав его, в спешке покупает самые прекрасные цветы, которые только-только судорожно поливал садовод. Уильям мечтает купить самые свежие, самые прекрасные цветы, которые только имеются в наличии, и он хочет быть полностью уверен в том, на сколько они мне понравятся. Но в любом случае, даже окутанный сильным волнением перед появлением у порога больницы, он уверен, что сделает мой день, а еще он заранее продумывает наш первый поцелуй, заранее знает, что наши души сплелись, что они уже отмечены на небе каким-нибудь красивым знаком, о котором мечтают самые романтичные парочки. Он понимает то, на сколько сильно я переживала, на сколько сильно мне сейчас плохо и на сколько сильно мою голову атакует банальная боль, ведь он сам мог когда-то пережить подобное, оказавшись в больнице совершенно один, наполненный самыми неприятными ощущениями в душе и привкусом крови во рту. Но он забывает об этом. Он уверен в том, что сможет порадовать меня и эта уверенность затмевала все ужасные воспоминания, которые когда-то были настоящим. Пустота в груди атаковала меня. Тучи сгущались, а дождь постепенно накрапывал, даря мне легкое ощущение чего-то успокающего, будто Уильям, управляющий тучами, жалел меня, молча показывая, что, мол «я тоже скучаю». -Где ты, черт возьми! – крикнула я, устремив свой взгляд к небу. Вокруг некого не было, а если бы кто-то и был, то я была готова наплевать на них, продолжая смотреть в небо, ожидая какого-то ответа. Кажется, в этом маленьком городишке в курсе пасмурной погоды были все, кроме меня. Или у всех, кроме меня, не блеснуло в голове желание прямо сейчас примириться с дорогим человеком. Мне не хотелось возвращаться домой, но и не хотелось находиться здесь – в месте, которое медленно обретало для меня тленный смысл. Поэтому я решила пойти на ту самую остановку, к которой когда-то подъехал тот самый автобус, увезший меня в мир, который указал мне настоящую истину жизни и подарил искреннего друга. Казалось, что это было так давно... -Привет... - растерянно произнес кто-то, когда я села на скамейку. Под ее покровом можно было скрыться от дождя и слякоти. Я испугалась, но осмелилась повернуть свою голову к человеку, произнесшему эти слова. -Привет. – я улыбнулась, ведь передо мной стоял тот самый человек, которого я совсем не ожидала увидеть. Я скучала по нему. Искренне. Хоть и не знала о нем ничего. Как и любой беспомощный подросток, он заставлял меня волноваться, побуждая внутри желание спросить: «как у тебя дела?». – Ты что тут делаешь? -Да так, негде жить, негде шляться, негде от дождя спрятаться, решил тут перекочевать. – его подростковый жаргон, смешанный с дрожащим, но в тоже время очень уверенным голосом, заставил меня улыбнуться. Рей не был таким же грустным, каким я видела его всегда. И не был таким же потерянным, как его ровесники, запутавшиеся в себе без всякой на то причины. Через призму маленькой, но весьма выразительной улыбки, его шрам не казался таким жестким, что быстро меня успокоило. Я знала, что ему нравится атмосфера нашего города и стабильность в его настроении заставляло мое стать таким же умиротворенным. Мы молчали где-то минуты две. Рядом с нами проехал автобус, но Рей не смотрел на него. Он всматривался в каждую капельку дождя на окнах этой громоздкой машины, смотрел через крайние окна автомобиля, разглядывая через них позеленевшую траву, но не мог заставить себя взглянуть на машиниста. А машинист был тем же самым мужчиной, которого тогда я не могла разглядеть, но сейчас почему-то узнала полностью. Маленькая, еле заметная щетина на подбородке, густые брови, грустное лицо, казавшееся каким-то сонным. Его глаза говорили о том, что он знал истину во всем. Он знал, что дома его ждет семья, знал, что музыка в его маленьком автобусе – всего лишь бессмысленные звуки, готовые заставить тебя выпасть из суровой реальности (и не дать уснуть), знал, что его жена ни в чем не нуждается, кроме еды, воды, крыши над головой и представителей ее небольшой семьи, знал об изменах, ненависти, любви и счастье, так же мог припомнить прочую человеческо-чувственную ерунду, но единственное, до чего он не мог догадаться, так это то, когда же его жизнь примет облик чего-то нового, неизведанного и интересного. Он не догадывался о том, когда скучной рутине настанет конец. Может, в глубине души он ждал вечерка, проведенного в обнимку с женой за просмотром какого-нибудь старого фильма или ждал секунды, когда он плюхнется в кресло, изучая очередную не очень сложную книгу – детектив, роман или детектив с примесью романа. Вроде бы ему не нужно было больше ничего, но чего-то он все-таки ожидал, сам не догадываясь о своих пристрастиях, кроющихся внутри сердца, воспаленного угнетающей рутиной. И в одно мгновение, прекратив мои раздумья, он посмотрел прямо мне в глаза, приподнял уголки дрожащих губ и помахал рукой. Он знал, что это я, как и знал обо всем, кроме смысла бытия. Он знал, что я плакала в тот день, устроившись на заднем сидении пустого автобума, а еще он мог просто и быстро догадаться о причине моей маленькой истерики, которую я пыталась остановить. Возможно, он знал и о Путе Паттерсоне... Я улыбнулась ему в ответ, ловя флюиды тепла. Огонек внутри разгорелся сильнее. Как же приятно видеть спонтанные улыбки, адресованные только тебе и как приятно слушать шум накрапывающего дождя, зная, что ты можешь запросто от него скрыться. А еще машинист знал, что никого кроме нас с Реем на улице нет и пока что не будет больше. Он догадывался о том, что мы не собираемся садится в автобус. Мужчина, узнав меня, улыбнувшись и помахав, осмотрелся вокруг для особого приличия и, осознав то, что вокруг кроме нас троих никого нет, двинулся дальше в путь. А меня не покидала мысль, что стоит мне зайти в этот автобус, чье самое последнее сиденье наверняка все еще покрыто легким ощущением соленоватости моих слез. Можно сесть в автобус... и вновь умчать далеко – далеко. Туда, где меня не нашли и никогда не найдут, даже усиленно постаравшись. -Так... - начал Рей, но я не хотела отрывать взгляда от автобуса, медленно уезжавшего с нашей пустынной улицы. – если ты молчишь, то, думаю, мне стоит самому начать разговор и задать свой вопрос? – его голос, такой непринужденный, но одновременно наполненный какой-то неистовой хрипотой, завораживал меня. Он как ничто сочетался с этой одинокой, но немножко счастливой атмосферой. В каждом клочке одиночества есть свое счастье, как в каждой холодной капле дождя, способной заставить человека заболеть простудой. – Тебя-то как сюда занесло? – почесав непричесанный затылок, спросил Рей. Его рыжие волосы не могли развиваться на легком ветру. Они были для него слишком тяжелы. Но Рей знал, что нуждается хотя бы в капле прохладного воздуха так же, как и знал о том, что я заворожена атмосферным пейзажем зимо-весны, смешанной с запахом мокрого асфальта и моросящего дождя. -Я хотела найти одного человека... - прошептала я, вслушиваясь в звуки ветра и дождя, капающего по дороге. – Очень дорогого мне парня. Он был готов сделать для меня все, а я просто так кинула его посреди зала, когда он во всю признавался мне в любви... «Ты нужна мне сейчас и навсегда...» - вновь пронеслось в моей голове. Мне казалось, что сейчас из моих глаз опять польются легкие слезы. Но они не могли выйти из глаз, ведь знали, что сейчас грусть заменяют мне эти бесценный холодные дожди. -Вижу, что ты любила его... - Рей улыбнулся немножко шире, будто мы уже давно знакомы и он уже давно волновался за мои отношения. Я кивнула и ответила: -И люблю его по сей день. -Тогда почему бы просто не принять эти чувства, а не идти против них? Зачем все так усложнять? Мне казалось, что люди, любящие друг друга, могут, типа... - Рей запнулся. – типа сделать все ради счастья. – он вздохнул. – Вы с этим великолепным черноволосым спасителем прекрасно смотрелись бы вместе. Шикарная пара. – он вытянул ноги, продолжая упираться спиной в стену остановки. – Типа... дождь и снег – один убивает другого, постепенно наполняя собой же. -Это не Пут. – ответила я, нахмурив брови. – Неужели ты действительно думаешь, что этот человек – моя настоящая любовь? – во мне включилась детская наивность. Такое бывает тогда, когда маленькую девочку спрашивают о чувствах к такому же маленькому мальчику, которого она действительно по-детски любит, но тщательно скрывает и без того заметные чувства. Я понимала, что испытываю к Путу настоящую привязанность, но не могла отметить в нем больше ничего, кроме привлекательной внешности и привлекающих, многогранных и неистово особенных мыслей. -Я не прав? – Рей усмехнулся, поняв, что я замялась и начала отрицать абсолютно все, перебирая в своей голове все возможные способы уйти от волнующего разговора. – Ты так трепетно к нему относилась... - он сам растерялся, опустив глаза вниз. -Ну да. – так же невинно подтвердила я. – Он прекрасный человек. Прекрасен не только внешне, но и внутренне. Внутренне даже больше. -И что мешает вам быть вместе? -А мы должны быть вместе? -Что правда, то правда. – вновь вздохнул Рей. – Не должны. – мы опять помолчали несколько минут. Я почувствовала холодок, пробегающий по телу. Я напряглась, издав звук, который обычно издают люди, постепенно замерзая. Рей взглянул на меня так, что я сумела рассмотреть каждую деталь его выразительных глаз. Глаза могут сказать за человека абсолютно все вплоть от того, о чем он сейчас размышляет, до его любимого сорта мороженого. – И кто этот парень? Неужели он достоин того, чтобы ты... типа по такому холоду за ним бегала. -Ну он-то тоже за мной бегал. -О как! Кажется, ваша парочка могла бы победить в самом масштабном забеге в этом году. Не хотите попробовать поучаствовать? -Мне сейчас совсем не до шуток, Рей... - нахмурившись, я вновь взглянула на дождь, пронизывающий каждую частичку улицы. -А мне казалось, что, когда девушка грустит, ее обязательно нужно развеселить. И вообще, хоть и моя жизнь не такая уж простая, как кажется на первый взгляд... - «не кажется» - хотелось пробормотать мне, но я сдержалась. Нет, действительно, лицо Рея прямо говорила о нем, как о измученном жизнью ребенке, даже если он пытался тщательно скрыть все за толстым слоем своего «типа юмора». Я сразу пожалела, что не посмеялась над его шуткой, ведь наверняка он ее обдумывал, надеясь хоть немножко приподнять мое настроение. - я все равно любил выходить из ситуации, если не шутками, то хоть частичкой чего-то вроде позитивного. Помню, когда меня... Мне сейчас не хотелось загружать голову всякой рандомной информацией, хоть жизнь Рея казалась весьма интересной. Я знала, что не с каждым человеком он в силах заговорить. -Я сейчас не хочу слушать ничего, что связанно с грустным прошлым... - перебила я его. Тот пожал плечами, как бы говоря: «ну ладно, мне не сложно помолчать». -А о себе рассказать хоть что-то можешь? – я смущенно молчала, понимая в очередной раз то, что моя жизнь не очень интересна. Она не красочна, она не заставляет людей смеяться, плакать или затаить дыхание в момент хоть какого-то упоминания о ней. Я просто девочка. Девочка, которая родилась в этом маленьком «типа городке», кажущемся всем никчёмным, ненужным, но довольно красивым. Я просто ходила в школу, просто дружила с хорошими и плохими людьми, злыми и добрыми. Большая их часть предала, другая часть просто ушла из моей жизни, придав еще больше. Я просто влюбилась. И не один раз. И обе эти влюбленности подарили мне больше боли, чем счастья. Я просто пережила пару обмороков, один из которых происходил на глазах этого мальчика, чью жизнь он считает интересной, но поношенной, будто категорически измученной. – Понял. Тоже не хочешь. Но мне правда интересно, кто так сильно завладел твоим сердцем, что ты боишься... типа... открыть его даже мне? -Уильям Абрамс... - мой шепот прозвучал каким-то нереальным звуком, наполненным чем-то жутко скрытным, чем-то, о чем сложно задуматься, что сложно осознать. Рей вздрогнул. -Ооо... - протянул он то ли удивленно, то ли радостно. Единственное, что безукоризненно читалось в этой интонации – дрожь от неожиданности. – Это тот самый фрик, которого расположить к себе боялся даже его собственный классный руководитель? – моему удивлению не было придела, когда я ощутила то, как голос Рея изменился. В этом голосе читалась тоска, обида, презрение. От части даже глубокая ненависть. -Наверное, да... – растерялась я. -Ясно. – твердо ответил Рей. – Какой же он странный человек. А, может, он даже и не человек, если способен на такие жесткие поступки. -Какие? – мои глаза округлились. Но Рей меня не услышал. -Да он в миллион раз хуже Пута! Противный, гнилой! – акцент тринадцатилетнего ребенка полностью пропал, голос стал еще язвительнее. – Это из-за него меня упекли в психушку, из-за него я получил столько моральных травм! Перестань водиться с ним, забудь все слова, которые я сказал ранее. Этот человек – исключение из правила «люби, если любишь и тебя полюбят в ответ». Забудь его, избегай. А нет, лучше просто беги! Далеко, как можно дальше от его напряженного взора, сжирающего весь типа здравый смысл в твоей голове. Довериться ему будет твоим самым ужасным поступком! – Рей реально кричал. Такого я еще никогда не слышала. -Успокойся, прошу! – я схватила его за плечи, мы встали, а я смотрела в его глаза, слушая дыхание, смешанное с капаньем дождя и воем ветра, который становился все сильнее и сильнее. Рей успокоился, закрыв глаза, поморгав пару раз и глубоко вдохнув. Потом он выдохнул. – Расскажи мне все. Я готова послушать. -Хорошо... - на его глазах появилась неистовая легкая улыбка. Его осенило. Это было видно по загоревшимся глазам. – Я очень сильно хочу кофе или чего-нибудь похожего! – он принюхался, порылся в карманах, которые оказались пустыми. Я тоже окунула руки в пустые карманы. Результат был тщетным. -Рей, приглашаю тебя к себе домой. – произнесла я, торжественно хлопнув его по плечу, прикрытому только легкой рубашкой. Где были все остальные его вещи – мне совершенно неизвестно, да и спрашивать не особо хотелось. -Я принимаю приглашение! – он улыбнулся, осмотревшись вокруг. Дождь стал еще сильнее, а от мысли о том, что тогда, когда мы покинем это место, он будет дарить нам только холод, а не неистовую атмосферу, становилось непривычно. Даже самые приятные вещи могут вывести из колеи. Все же, переборов страх и желание остаться хоть в каком-то тепле, мы побежали по мокрой дороге, закрытые только рубашками и моей курткой. Мы накинули ее на нас обоих в надежде на то, что если не согреемся, то хотя бы прикроем себя от холода, а прикосновения наших тел образуют хотя бы маленький огонечек тепла. Эти секунды казались мне такими быстрыми, словно они летели по ветру вместе с нами и птицами, которые не успели спрятаться от холода и дождя, были такими же счастливыми неудачниками и романтичными хулиганами, измученными каким-то тупым явлением во вселенной, которую все люди называют «жизнь». Мы, прикрытые одной курткой на двоих, бежали, ускоряя друг друга. Мы держали руками края куртки, опасаясь, что она улетит куда-то в невесомость вместе с глупыми, но до ужаса прекрасными птицами. Улица проходила за улицей – все так же незаметно, как бежали мы. На этих темнеющих улочках, покрытых холодом и дрожью, я постоянно ощущала чье-то присутствие, будто за нашими проделками, наполненными позитивом, взявшимся не от куда, кто-то следил, не спуская с нас своих наблюдательных глаз. Меня на секунду пробило волнение, но я не останавливалась, пытаясь погасить какое-либо чувство смущения, растерянности и неожиданности. Мы подбирались к парку, по которому я бежала совсем-совсем недавно в надежде отыскать Уильяма, заблудившегося не только в городе, как мне тогда казалось, но и в моем сердце, а сейчас я надеялась только на то, что мы с Реем совсем скоро окажемся у меня дома. В глубине души я воспроизводила худой, темный и обиженный образ, но сильное желание получить кружечку горячего кофе перебарывало все возможные ощущения. Мы продолжали бежать. Мой взгляд резко упал на качели, с которыми было связано множество воспоминаний. Обычные детские качели, что может быт невиннее? Но нет, они были особенными. И, как позже я поняла, не только мне они казались таковыми. Парень в черном плаще, таких же черных джинсах и ботинках, усиленно прикрывая длинной челкой свое лицо от дождя, смотрел на землю. Он сидел на качелях. В моем сердце ёкнуло, и я резко остановилась, надеясь, что не свалю Рея с ног таким резким движением. -Уильям!!! – крикнула я, ощущая в собственном сердце всю мощь своего крика. Он означал удовлетворение, нежность и сильное желание вновь коснуться нужного мне человека. Он услышал меня и поднял глаза. Легко улыбнулся и встал с качели. -Эмили! – крикнул он немного слабее, но все равно его слова, подхватившие гул ветра и шум дождя, я услышала. -Уильям! – вновь крикнула я, бросив куртку на асфальт. Рей судорожно поднял ее, тоже что-то крикнул, но я не услышала. Я бежала к Уильяму. Я думала только об Уильяме. Я дышала только Уильямом. Подбежав ближе к нему, я продолжала кричать. -Мне нужно столько всего тебе сказать! -Эмили! – я услышала пронизывающий крик Рея. – Я же тебе говорил! – он подбежал к нам ближе. Руки Уильяма устремились обнимать мою шею, а мои кисти схватили его за талию, которую было сложно прощупать под толстым слоем одежды. Я никогда не видела его в плащах. Это сочетание длинной и очень приятной на ощупь челки, касающейся моего мягкого лица, длинного плаща, закрывающего половину его тела, запах одеколона, который я еще никогда не ощущала так резко и дождя создавали невероятную среду, в которой я могла бы находиться вечно. Его одеколон очень сильно выделялся бы, если бы мы находились в каком-нибудь закрытом и сухом помещении, но сейчас этот запах давал фантастическое ощущение легкости и тепла. Все дело в том, что сочетание с моросящим дождем было как никогда великолепно. На секунду мне показалось, что этот парень от отчаяния вылил на себя всю банку жидкости, нейтрализующей неприятный запах, которого, кстати говоря, не было, и он совершил этот нелепый поступок только из-за того, что очень сильно хотел хотя бы на время забыть мой запах и атмосферу тех самых объятий. Но у него этого не получилось. Я сжала его сильнее, чем он ожидал. – Эмили! – вновь послышался пронзительный крик мальчика, готового разорвать парня, обнимающего меня, в клочья. Он потянул меня за рубашку одной рукой, стараясь не уронить мягкую и теплую куртку другой. Я обернулась к нему лицом, стараясь держать хоть какой-то контакт с Уильямом. -Эмили, кто это? – шепотом спросил парень. -А ты будто бы не знаешь! – яростно прокричал Рей. – Я-тот самый «бедный мальчик»! - тринадцатилетний парень сжал губы в брезгливой улыбке, наполненной ненавистью и злобой. – Тот самый, кого ты называл сопливым оборванцем, и из-за которого я так пострадал! – он указал одним пальцем на свой огромный шрам на лице. В этой неистовой полутемноте, при сильном ветре и в порыве дождя он казался просто огромным, а лицо Рея становилось в моих глазах все взрослее и взрослее. – Что ты на меня так смотришь? – действительно, Уильям глядел на Рея, будто бы увидел приведение. Он резко побледнел, полностью рассмотрев мальчика. – Да, это я – Рей Никольз! Все внутренние органы резко напряглись, в висках начало стучать. Обычно я ощущала это в самых критических случаях – сильный испуг, пронизывающий до дрожи, неизбежная ярость, преувеличенная в несколько раз радость или то, что могло совмещать эти чувства – апатия или истерика. Я могла полностью забить на самые ужасные вещи, а могла устраивать концерты в виде кучи слез или громкого смеха от самых обычных происшествий. -Рей... - прошептал Уильям вновь. Его шепот был все тише и тише. Он пронизывал меня полностью, окунал в себя. Но я не могла понять всего одного – почему он так трепетно произнес абсолютно обычное имя, состоящее всего из трех букв. – Рей... - я приложила одну руку к груди Уила, чтобы прочувствовать биение его сердца. Оно билось все сильнее и сильнее с каждой секундой, наполненной тройным молчанием, шумом ветра, треском веток и капель дождя, а также тихим, будто доносящимся из далека, голосом голубоглазого парня, чьи руки продолжали сжимать мою талию, дрожащую от холода. – Пожалуйста, успокойся, давай поговорим... - он поднял на тон свой голос после моего прикосновения, от чего я стала немножко увереннее, но дрожать не переставала. -Поговорим-поговорим. – на лице Рея появилась более спокойная улыбка, но все равно в ней виднелась черта какой-то неистовой вражды. – Мы как раз направляемся сейчас домой к Эмили. Хочешь пойти с нами? – мина дружелюбия и такая же интонация, кажущаяся пародией на добро, поставили нас с Уильямом в ступор. -Уилли... - незаметно для себя произнесла я. Уголки его губ поднялись, будто он действительно ощутил тепло и понял, что все-таки рядом с ним есть человек, готовый защитить его от гнева маленького, но, как мне показалось, до ужаса злопамятного мальчика, готового заставить Уильяма заплатить за все. – Пойдем с нами? -Да, пошли. – ответил он, вновь прижав меня к себе. Его нос уперся в мою шею, от чего мы оба резко вдохнули воздуха. Моя голова была около его плеча. И, резко выдохнув, мы вместе почувствовали приятную щекотку. Именно в такие короткие моменты хочется жить, хочется, чтобы все шло своим чередом и было так же прекрасно. Неужели я, избегая его еще сегодня утром, не могла подумать о том, на сколько прекрасны моменты наших объятий, вздохов, взглядов, каких-то мимолетных улыбок, сокращений имен, придуманных самостоятельно и даже обычных прикосновений – рука к руке, его руки на моей талии или обвивают мои не очень широкие, но изголодавшиеся по подобным жестам, плечи. Я думала, что когда-нибудь смогу забыть то, как он называл меня «Эм» или как я тогда, в хореографическом зале резко бросила «Уилли», совсем не подозревая, что его никогда не называли так. Мы взяли друг друга за руки, а Рей оценивающе бросил на нас свой презрительный взгляд, уже кажущийся его коронным выражением лица. Я не ответила на это, а Уильям даже не удосужился посмотреть в сторону Рея. Каждый раз, когда Рей бросал на нас подобное выражение, рука Уильяма начинала резко дрожать, от чего мое сердце екало в такт с его телом. На середине пути, поняв, что я окончательно замерзаю, Уильям протянул мне свой огромный плащ. Когда он снимал его, предварительно отойдя от меня на пару шагов, я начала тщательно осматривать его тело. Под плащом крылась белая рубашка. Чистая, проглаженная. «Либо этот парень слишком идеален, либо в его семье есть человек, гладящий ему одежду» - усмехнулась я про себя. Но потом я вспомнила то, как сильно он ценил мать за всю ту заботу и все то тепло, которое она ему дарила. Еще я вспомнила то, как он сравнивал меня с ней. И мне не захотелось больше смеяться. Хотелось молчать и продолжать рассматривать его тело. Да, по нему было видно, что в прошлом владелец этих прекрасных мышц занимался спортом и делал все упражнения с огромным старанием. Такому только позавидовать можно. Но ведь резкое горе меняет людей. Это так же неприятно осознавать, как грустно понимать, что сильное горе изменило не только душу Уильяма, но и его тело. Мышцы остались – сильные. Но их было не так много, как должно было быть. В его теле образовался бугорок, указывающий на сутулость, хоть он и пытался постоянно ходить ровно. Как я заметила, ничего не помогало. А, может, я тоже причинила боль его телу? Может, встретив меня, у него появилось желание заниматься спортом вновь, но тогда, когда я безжалостно ответила ему «нет», он отказал себе в поддержке здоровья? «Эмили, отбрось эти глупые мысли! – крикнул мне рассудок. Он вновь проснулся и вновь был прав. – Возьми его плащ и просто наслаждайся моментами. Думаешь, тебе не было больно?» Мы шли медленно, вдыхая собственными ноздрями холодный воздух. Дождь постепенно прекращался, наступал вечер. На часах было уже почти девять часов вечера – так сказал нам Уильям, посмотрев на свои часы, которые раньше я не смогла заметить на его руке. Мои глаза постепенно слипались и казалось, что я могу уснуть прямо по дороге. Уилл, видя это, взял меня за талию, как бы поддерживая. В этот прекрасный момент чувство уюта на столько окутало меня, что желание выпить кружечку кофе стало еще сильнее. Я улыбнулась ему, а он мне. Мы поймали очередной взгляд Рея, оценивающий ситуацию и продолжили идти дальше. Моросящий дождь прошел так же незаметно, как вновь появилось тепло его нежных рук и как я начала улыбаться, с каждой секундой все сильнее и сильнее понимая, что больше никто мне не нужен кроме него и его одежды, пропитанной мужским одеколоном, растворяющимся в темноте.