Белые пешки

Смерть вторая. Благотворитель

Морриган рисовал на пыльном стекле. Пальцы, многократно сломанные ударами полицейских ботинок, покрытые сеткой шрамов, двигались медленно. Морриган наслаждался. А на пыли проступала последняя, девятая девочка. Та самая, с веснушками. С которой они кормили уток у приютского пруда. Как ее звали?

Викки...

«Малышка Викки, показать тебе, где здесь растут самые красивые розы?..»

Картинка была почти закончена и отлично видна с той, вольной, стороны. Жаль, санитары редко заходили в эту часть бокса, даже еду оставляли у собачьей дверцы внизу камеры. Так забавно... будто и они, и охрана боялись его. Боялись бывшего добряка Мистера М., известного каждому детскому фонду, а ныне тщедушного полутрупа, ставшего еще более тощим на местной отвратительной жратве...

Морриган усмехнулся. Падаль кормит его падалью. Ну и пусть.

За спиной что-то клацнуло, будто когтями по полу. А пол здесь был твердый, не как в палатах у этих буйных, которые кидаются на стены...

Морриган не обернулся, но уголком зрения подметил длинную черную тень, отбрасываемую койкой. Глубокая тень, как омут, странно, вчера она была другой...

Девочка на небьющемся запыленном стекле улыбалась. Живая до последней черточки. Солнечная рыжая крошка. Они все были разные. Девять прекрасных жемчужин разных оттенков, девять маленьких сладких ангелов, которым он помог вознестись на небо. Они ведь так страдали... Викки...

«Малыша Викки, показать тебе, где здесь растут самые красивые розы?..»

Такая нежная. С такими теплыми губами. И такой хрупкой шейкой.

Прыжка слышно не было. Рычание утонуло в хрусте позвоночника. Когти впились в рыжую рубашку, зубы сомкнулись на шее; удовлетворенно распахнулись глаза с узкими зрачками. Пёс был очень голоден. И в отличие от того, кого заперли в тюрьме несколько лет назад, еще не утолил свой голод.

Мертвые дети на запыленном стекле смотрели, как пожирают их убийцу. Красные шматы дымящегося мяса падали из клыкастой пасти.