«― А все потому, ― назидательно сказал мне Зиновий Радонский, мешая в стакане дешевую бесхитростную "Кубу Либру", ― что "Бараний клык" ― нервный узел мира. Так и записывай, умник. Прекрасное начало для вашей повести, или что у вас там? На».
Максим не стал спорить. Просто отпил из стакана и снова взялся за ручку.
«Что у нас там. Правда, было бы глупо начинать это в другом месте. Уже третий год мы ходим сюда по вечерам, а иногда и днем. Это наш дом. Насколько может быть домом такое, прости, Зиновий, грязное захолустье».
Зеленый вокзал в сплетении московских транспортных колец ― особенный. Под здешним мостом не живут тролли, но хватает и других чудес. Например, на Белорусском никогда не спят. Днем и ночью он шумно дышит человечьими потоками, курсирующими от перронов к выходам, от выходов к перронам ― с чемоданами, собаками, детьми, картами и надеждами. Здесь правит западный ветер. Он дует в Европу. Вена. Ницца. Прага. Будапешт. Быстрее и быстрее удаляются длинные поезда, прощально помахивая занавесками в окнах. Вагоны берут жизнь в долг, всего на несколько дней, но жизнь.
Поезда уходят. Вокзал остается. В «Бараний клык» приходят скучающие, блуждающие и потерянные. Им тоже нужна в долг жизнь, разлитая в историях-у-барной-стойки. Или недорогое спиртное, чтобы эти истории забыть.
«Есть на вокзалах бары, где не бывает пусто. Они тихо-мирно прячутся в коридорах, ведущих к путям, а потом раз ― выпрыгивают на тебя, и ты уже там. Многие любят их странно и безотчетно. Такой бар ― последний островок жизни-на-месте между квартирой, купе и неизвестностью. Да, Зиновий, дружище, ты прав. Не это ли узел мира?
Галерея магазинов, книжных, кафе. Кондиционируемый воздух, чистые стеклянные двери, кофейная вонь. А в конце коридора вдруг покачивается под потолком деревянная табличка, где выжжено и обведено мелом изображение огромного барана. Пожарные инспекторы не раз убеждали Зиновия снять ее и заменить дверью черную, почти театральную портьеру. Зря.
Он не боится огня и воров. Хотел бы я посмотреть на того, кто решится обокрасть Зиновия Радонского. Дело даже не в том, что его кулаки размером с огромные тыквы, и не в том, что на стене за его спиной, прямо над полками со спиртным, висит дробовик, блестящий в тусклом свете светильников ― домашних, с засаленными абажурами, украшенными нелепой бахромой. Эти "торшеры-мутанты", как зову их я, зажигают вечером. Днем бар освещается благодаря большому окну на потолке. Оно в виде Розы Ветров. Я уверен: если посмотреть план вокзала, этого окна там не будет.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Белые пешки
Misterio / SuspensoОни могли бы быть мушкетерами, но что-то пошло не так. Ведьма и врач, следователь и художник, химик-фармацевт и писательница. Девочка, которая так и не нашла себя в горах, и мальчик, который ищет себя в море. Они молоды, упрямы и совершенно несовмес...
