Саманта уже с нетерпением ждала собрания – на кампусе только о нем и говорили. Занятия в «творческих мастерских» в первый день не планировались, поэтому время тянулось медленно. После алгебры и физики были еще уроки истории, географии и английского. До самого обеда она больше ни с кем не познакомилась и была рада обнаружить, что на английский с ней будет ходить Чарли. После лекции, на которой они получили список литературы на осенний семестр, девочки направились в «Роузленд» переодеться к ужину.Ужин они проглотили мгновенно, хотя соседка подробнейшим образом описывала всех «симпатичных мальчиков», которых успела увидеть за день. Саманта не стала рассказывать Чарли о встрече с новым знакомым. Пусть это останется тайной.
Pov Саманта
Наконец по громкой связи объявили, что собрание начнется через пятнадцать минут. Найти актовый зал оказалось несложно: туда со всех сторон стекались шумные толпы студентов. Я вспомнила прежние школы – там общие собрания устраивались обычно для того, чтобы выяснить, кто разрисовал граффити дверь кабинета завуча или швырялся с крыши туалетной бумагой. Конечно, сегодняшние уроки оказались самыми обычными, скучноватыми, по стандартной школьной программе, однако и студенты, и здания кампуса, и природа – все было особенным, ни на что не похожим.«Какое удивительное место», – подумала я, когда мы с Чарли вошли в актовый зал: амфитеатр был накрыт огромным стеклянным куполом, сиявшим, как магический кристалл, озаренный изнутри мягким светом. В холле мы увидели Энтони – тот радостно устремился ко мне.– Привет! – завопил он еще издалека. Я заторопилась к нему навстречу, потащив за собой Чарли.– Привет, Энтони. Это Чарли. Чарли, это Энтони, –я представила их. Чарли с Энтони уставились друг на друга в полном изумлении – словно недоумевая, зачем им вообще знакомиться.– Рада познакомиться, – сухо проронила Чарли. – И я, – отозвался Энтони безо всякого энтузиазма. Между тем студентов уже пригласили в зал. Нам удалось найти места прямо у сцены. Огни медленно потухли, шум в зале затих. Кое-где послышались хлопки, а затем аплодисменты распространились по всему залу, словно треск лесного пожара, все громче и громче. Я тоже захлопала – и только тут увидела, чему или, точнее, кому аплодируют: на сцену вышел директор. Поприветствовав студентов, он остановился у микрофона и поднял обе руки, призывая к тишине. Аплодисменты мгновенно стихли.У меня возникло чувство, будто я попала в какое-то закрытое общество, а директор его возглавляет; там, где я училась раньше, ученики не относились к администрации школы с таким уважением. «Это потому, что все ему благодарны, – усмехнулась я собственной сообразительности. – Это же он принимает окончательное решение, кому учиться в Академии, а кому нет». – Добро пожаловать в Ланкастерскую академию. Одних я рад приветствовать снова, а другим еще предстоит понять, что наша Академия совсем не похожа на другие школы... – Голос директора звучал громко и торжественно. Я почувствовала, как по рукам побежали мурашки.–Ланкастерская академия – место особое, – продолжал директор. – Учиться здесь – не право, а честь. И это подразумевает, что ваша жизнь с этого момента будет подчиняться определенным правилам, и прежде чем начнется наш вечер, посвященный искусству, вспомним основные. Я покосилась на Ривза, тот только состроил гримасу и улыбнулся. Парень слушал речь директора уже третий раз. – В нашей академии действует пять главных правил. Первое: в нашей школе запрещены любые нелегальные вещества. По отношению к алкоголю и наркотикам мы проводим политику абсолютной нетерпимости. Всякий, кто нарушит это правило, будет наказан – исключен из школы либо временно, либо навсегда. Полагаю, дальнейших объяснений не требуется. Второе правило – никакого воровства, и это тоже очевидно. В академии воровство считается серьезнейшим правонарушением, за которым следует наказание, – до исключения. Должен уточнить, что плагиат – это тоже разновидность воровства. Директор украдкой глянул на пюпитр, который стоял перед ним, словно сверялся с заметками. Казалось бы, что в этом такого, однако мне это показалось очень странным. – Серьезное наказание следует и за другое нарушение – насилие, – жестким тоном перечислял между тем директор. – Политика абсолютной нетерпимости действует и в этом случае. Всякого рода травля, и психологическая, и физическая, тоже разновидность насилия, и отношение к ней соответственное. Он снова заглянул в заметки и улыбнулся – разом вернув себе все свое обаяние. – Секс... – начал он. В зале послышались смешки. Я почувствовала, как Энтони рядом нервно заерзал, а Чарли захихикала вместе со всеми. – Так вот, секс, – повторил директор, когда зал успокоился. – В отличие от воровства и насилия, в нем, по сути дела, нет ничего дурного. Мы, разумеется, понимаем, что все вы молоды, гормоны у вас играют, но вы еще и несовершеннолетние, и мы за вас отвечаем, поэтому ради вашей же безопасности наказание ждет любого учащегося, которого уличат... – директор прищурился. – ...в этом. – Зал снова взорвался хохотом. Тут я поняла, что восхищаюсь директором еще больше: он здорово разговаривает со студентами, держится открыто и при этом внушает уважение. – И последнее, – продолжил директор. – Наши правила запрещают общаться с местными жителями из города Ланкастер. – В зале мгновенно стало тихо. – В прошлом у нас часто возникали трудности из-за столкновений между нашими учащимися и молодежью. Печальная правда состоит в том, что студентам есть что терять, а местным жителям в большинстве случаев – нечего. Меня от этих слов покоробило. Такое сравнение прозвучало очень грубо. Я повернулась к Энтони. – А почему запрещают общаться с местными? – шепнула я ему на ухо. – А потому что это бесперебойный источник нелегальных веществ, насилия и секса, – ухмыльнулся тот. А я кивнула. Директор завершал выступление: – Мы очень серьезно относимся к любым сообщениям о панибратских отношениях между нашими учащимися и местными жителями, – сурово объявил он. И тут же на его лицо снова вернулась обаятельная улыбка. – Вселенная наградила вас большим талантом, и я убежден, что вашим ответом станут творения, достойные такого дара. Искренне надеюсь, что основа вашего великого наследия будет заложена в аудиториях академии. Поэтому, если вам что-то понадобится, мои двери всегда открыты. – Директор умолк и неожиданно подмигнул. – Конечно, в приемные часы – с трех до половины четвертого по средам, – добавил он, и по залу снова прокатилась волна смеха. – Ну, не стану больше вас мучить: ведущий сегодняшнего вечера – любимец всех наших студентов, художественный руководитель академии и координатор массовых мероприятий Стамос Ледерман! – объявил директор, и зал опять взорвался аплодисментами. На сцену вышел Стамос в блестящем красно-коричневом костюме. Овации продолжались, пока мужчина не подошел к микрофону. – Добрый вечер, дамы и господа, – негромко произнес он. – Вряд ли моя речь будет такой же яркой... – польстил он директору. – Как художественный руководитель Ланкастерской академии время от времени я что-нибудь организую, – с лукавым видом добавил он.– Стамос, царь и бог вечеринок! – крикнул кто-то из задних рядов. Стамос улыбнулся. – Да, так меня иногда называют. Однако по порядку. Я хочу поприветствовать наших новичков и добавить, что среди тех, с кем мы уже познакомились и кого приняли в этом году, есть выдающиеся, весьма перспективные таланты, подобных которым мы еще не встречали. Наши студенты и раньше считались одними из лучших в Америке, а в этом году у нас стало еще больше поводов для гордости. Чарли просияла, словно Стамос обращался лично к ней. Энтони скривился. – Он так каждый год говорит, – шепнул парень. – Какой красавчик! – игриво шепнула Чарли. Только сейчас я сообразила, что та видит Стамоса впервые. – Я с ним вчера познакомилась. Он сам меня сюда привез, – ответила я и сразу же смутилась. Чарли ревниво покосилась на нее – кажется, я и вправду зря разоткровенничалась. – А теперь, раз уж мы заговорили о талантах, – продолжал Стамос, – думаю, самое время объявить первый номер. Эта юная леди дважды подряд выигрывала Национальный конкурс исполнителей классической музыки, а кроме того, престижнейший Международный конкурс имени Чайковского. Встречайте – Аика Танака, скрипка! Зал зааплодировал. Глубоко вздохнув, Аика подняла смычок, и я почувствовала, как музыка заполняет ее изнутри. Акустика в зале была поистине уникальной, каждая нота звенела словно хрустальная – я ощущала каждый звук всем телом. Аика играла просто потрясающе. С каждым движением смычка мелодия то взлетала ввысь, то затихала, и меня от восторга бросало то в жар, то в холод. Меня переполняла гордость – гордость за то, что меня приняли в школу, где учится девушка, что стоит сейчас на сцене. Когда пьеса завершилась несколькими мощными аккордами, я покосилась на Чарли – как ей выступление? Но соседка с рассеянным видом скользила глазами по залу – похоже, она чувствовала себя не совсем в своей тарелке. Следом выступал русский юноша-пианист. Он выбрал современное произведение, его пальцы летали по клавиатуре, поражая необычными гармониями. Я не очень любила подобную музыку, но все равно было ясно, что юноша не менее талантлив, чем скрипачка Аика. Следующим номером начинающий поэт прочел отрывок из пьесы собственного сочинения – это был рыжий бородач, довольно взрослый для того, чтобы учиться в Академии. Потом выступили два саксофониста, флейтистка и еще писательница, на сей раз с коротким рассказом. Концерт продолжался, и вскоре я уже перестала запоминать, кто с чем выступал. Ясно было одно: каждый был невероятно талантлив! От такого всплеска эмоций я почувствовала, что ужасно устала. Чарли рядом успела задремать. Энтони, положив на колени блокнот, заполнял его какими-то формулами. – Нельзя не отметить выдающееся достижение еще одной нашей соученицы. Этим летом у нее была персональная выставка фотографий в нью-йоркской галерее современного искусства «Сохо». Поприветствуем Медиссон Льюис! Со всех сторон послышались громкие возгласы «Медс!» и аплодисменты. Я поискала глазами, где кричат громче всего, – и не обманулась в своих ожиданиях. «Парень с мобильником» сидел в первых рядах, лениво положив руку на спинку кресла Медиссон, которая встала и раскланялась. Я задержала взгляд на иссиня-черном затылке, но тут заметила, что на меня смотрит Энтони, и поспешно уставилась на сцену. – В заключение этого великолепного вечера вы увидите слайд-шоу работ с выставки Медиссон, – сказал Стамос. Зал погрузился во тьму. Сначала появилась фотография кольца с бриллиантом. «Помолвочное», – подумала я. Кольцо лежало на столике у бассейна. Фотография была черно-белая, и я сразу поняла, что хотел сказать фотограф: это была история о богатстве и одиночестве, о беспечности и отверженности. Последовало еще несколько крупных планов – шелковое бальное платье, мертвый жук, сумка на растрескавшемся асфальте. Я с досадой была вынуждена признать, что фотографии оказались превосходными, полными символического смысла. Сюжет снова сменился, и на экране появилось лицо «парня с мобильником» крупным планом. Потом фотографии его рук, потом он в профиль – его лицо злое, но красивое, потом он что-то пишет, видимо, в дневнике... Опять крупные планы его лица: заостренные черты, ехидная ухмылка. На последней фотографии парень выходил из бассейна, демонстрируя идеальную фигуру. А на лице читались презрение и уверенность в собственном превосходстве, прекрасно переданные на черно-белом снимке. «Какое же это искусство?» – сердито подумала я. От фотографий веяло тщеславием и самолюбованием, а еще я поймала себя на том, что они мне нравятся, и разозлилась. Чарли не сводила с экрана восхищенных глаз, а Энтони окончательно уткнулся в свои расчеты. Я раздраженно отвела взгляд, всмотрелась в полутьму зала и нашла его. Парень смотрел на меня. Смотрел гораздо дольше, чем было бы прилично и уместно, – будто интересовался ее реакцией на эти снимки. Решив ответить вызовом на вызов, я уставилась на него в ответ. Но тут проектор погас, вспыхнули лампы под потолком, и оказалось, что «парень с мобильником» больше на нее не смотрит, а шепчет что-то на ухо Медс, которая продолжала принимать поздравления...
ВЫ ЧИТАЕТЕ
𝑫𝒆𝒄𝒆𝒑𝒕𝒊𝒐𝒏-I𝑽𝑯I𝑱𝑯I
Novela Juvenil-Не трогай меня!-свирепо выпалила она. Унять рыдания никак не получалось, слезы текли все сильнее. К тому же Саманта совсем продрогла. Парень прижал ее к ближайшему дереву-с такой силой, что кора дерева расцарапала ее голую спину. А потом поцеловал...
