Импульс |Лиза Ира|

2

Ира находит «бедолагу» Эвиса без проблем — с метафорой Мелисса попадает точно в цель: высокий и худощавый, Эвис Вуд спит, смешно приоткрыв рот, прямо у приемного отделения. Кто-то заботливо подложил ему под голову термоодеяло и убрал очки в карман.
Ира легонько трясет его за плечо, и Эвис подскакивает как ужаленный.
— А-а-а?!
— Я от Мелиссы, — терпеливо объясняет Ира. — Нас направили в неврологию.
— А-а-а…
Он приглаживает растрепавшиеся волосы и кое-как нахлобучивает очки — металлическая тонкая оправа делает его и без того серые глаза почти бесцветными.
— Извини. — Он поднимается. — Я был на сутках, а теперь еще дневную сверху набросили. Вуд - зевает, но двигается уверенно, в отличие от Иры, не знающей, куда идти за полгода работы ей еще не доводилось бывать в неврологическом отделении: это про тивоположный блок.
- На сутках? Она следует за - по пятам. Ты разве не НИМ учишься? Эвис кивает, посиль нее запахивая халат.
- Я учусь в Уориксе, у нас сейчас каникулы.
-До сих пор? удивляется Эмили.
-У всех каникулы до октября. Он придерживает дверь.- разве ты не знала?
- Нет, я... - Она теряется.- Я просто училась по другой системе,
наверное. Ира прикусывает язык: это двадцать лет назад было круто обучаться в университете Святого Георга; а сейчас там остаются только те, кому больше некуда по даться: на территории огромного госпиталя сбоку примостилась се рая постройка именуемый деле B ee лекторий, гордо университетом. Ha магнитном пропуске значилось, что она была студентом программы МВВS4 четырех летнего курса по медицине, позволяющего продвинуться не дальше чем до старшей медсестры.
Ей еще повезло — после такого слабого обучения редко найдешь хорошую работу; а денег на еще одну квалификацию не хватало, и мечты о повышении были надежно и далеко спрятаны.
Поэтому она опускает взгляд в пол, но Вуд больше не обращает на нее внимания; кажется, ему вообще все равно — он даже не спросил имени, и уж тем более ему наплевать, чем она занимается.
Неврологическое отделение кажется в разы больше, чем привычная ей ортопедия или приемная: за гигантскими стеклянными дверьми — широкий светло-бежевый коридор со множеством ответвлений; здесь, закутанные в рамы из черного дерева, располагаются служебные проходы к операционным и лабораториям.
Повсюду дерево и лофтовая, кирпично-белая отделка; у каждой двери цвета слоновой кости — таблички: невролог, нейрохирург, нефролог, старший ординатор, помещение для младшего персонала. Самая большая дверь, конечно, у кабинета заведующего отделением: приемная профессора Дональда Рэя, гласит позолоченная надпись.
— Пойду найду Джеймса. Подождешь или со мной? — Вуд даже не оборачивается, разговаривая со стеной.
Ира неопределенно пожимает плечами; Эвис фыркает и, вопреки ее ожиданиям, сворачивает в небольшой коридор на пути к операционным. Приложив бейджик к замку и толкнув едва приметную серую дверь, они попадают в комнату отдыха младшего персонала оперблока.
Лазутчикова с завистью разглядывает огромную, наполненную воздухом и светом комнату: мягкие диваны, телевизор, небольшая кухня с красной гудящей кофемашиной, большой кулер у стеллажей с книгами; еще одна дверь, ведущая к раздевалкам и душевым.
На темно-синем диване лениво перелистывает страницы справочника темноволосый мужчина. Он показался бы чересчур брутальным — широкие плечи, трехдневная щетина, татуировка выше локтя, — но крошечные круглые очки придают его лицу странное, почти детское выражение.
— Доктор Хармон? — Эвис откашливается, привлекая внимание.
— А, Вуд! — Мужчина отрывается от книги и щурится, словно диоптрий в его очках недостаточно, чтобы разглядеть их обоих. — Храни господь вашу Мэл! У нас сегодня не вышли четверо, и все мэривские! Так что нам нужны новые руки, ха-ха, точно, руки. — Он смеется. — Вот я ее попросил, значит, чтобы она мне помогла, прислав кого-то из своих; может, хоть так справимся. — Хармон говорит так быстро, что Ира с трудом воспринимает поток слов. — Так что ноги, хи-хи, в руки — и вперед, нужно, хи-хи, разложить наших овощей по полочкам, слава богу, не морга, а только палатным, да, палатным полочкам…
Он встает, и Ира непроизвольно делает шаг назад: только сейчас она замечает, что справа на щеке у Джеймса большой шрам от ожога — так горящая кожа обугливается и рвется, как бумага. Хармон словно читает ее мысли — касается кончиками пальцев сгоревшей кожи, бурчит: «Хватит пялиться» — и оглядывает ее сверху вниз: он выше Джеймса на две головы и сильно шире в плечах, оттого кажется ей настоящим великаном; и в круглых очках доктора она видит свое испуганное лицо.
Эвис толкает ее острым локтем в бок, и Ира пристыженно опускает взгляд.
— Пациенты, хм, да, пациенты… Там у одного инсульт в анамнезе, а он хочет под общий наркоз, вот дурак, да, с инсультом — под общий, ну, дурак же, ну, — бормочет Джеймс, через миг забывая о случившемся. — Так что если видите подобное — лучше сообщите, мало ли что, ну, не дурак, а?.. С инсультом — под общий, — все повторяет он, выходя из комнаты.
Ира вздыхает: она никогда не работала в неврологии, но готовить к операциям и отвозить на процедуры ей приходилось, и не раз. Прядь непослушных каштановых волос все-таки выбивается из пучка, и она пытается заправить ту обратно, глядя в большое настенное зеркало.
— Ты так и будешь причесываться? — Резкий голос Эвиса заставляет ее обернуться.
— Нет, я… э-э-э… — Шпилька кое-как вставляется в пучок, больно царапая кожу. — Извини, — зачем-то добавляет она.
Вуд в упор смотрит на нее, и у Иры отчего-то дрожат коленки.
* * *
Общие палаты неврологического отделения Ройал Лондон Хоспитал похожи на номера в дорогом отеле: кровати с высокими, мягкими матрасами, кнопки вызова персонала у изголовья, тумбы с ящиками у каждой постели; широкие светлые шкафы вдоль стен; кулеры с водой. Почти в каждой палате четверо пациентов со схожими диагнозами; наверное, чтобы было не так скучно проводить время или, возможно, чтобы лечащему врачу было чуть проще. Телевизоров здесь нет, зато в основании каждой кровати прячутся миниатюрные складные столики; сквозь затемненное стекло дверей Ира видит, что на некоторых из них стоят ноутбуки.
Еще только переехав в Лондон, она была в восторге от британской манеры вешать шторы — тонкий, дугообразный хлопок пастельных оттенков, собранный в двух местах, так чтобы середина была длиннее боков. Здесь такого нет — панорамные окна не завесишь шторами; зато нажатием на механизм можно полностью раскрыть жалюзи и впустить бледное солнце в комнаты.
В блоке F Ира впервые: ее практика ограничивалась ортопедическим отделением, в которое ее определили работать изначально, и — очень редко — приемным пунктом пациентов. Там, в отделении неотложной помощи, работать было интереснее всего; но, к сожалению, Мелисса быстро отдала это место другой медсестре, старше и опытнее.
Ира вертит головой, разглядывая все вокруг, словно ребенок, очутившийся в новом месте.
Неврология занимает весь шестой этаж корпуса; выше нее только онкология, захватившая сразу две площадки. Если верить указателю, ниже, на пятом — гематология и эндокринология, на четвертом — гигантское отделение иммунологии и всего с этим связанного; третий этаж ведет к центру физиотерапии и других оздоравливающих процедур; на втором разместилась-раскинулась ревматология с ее многочисленными пациентами и васкуляризационный центр — через стеклянный коридор из него можно попасть в соседнее здание.
Были еще другие этажи, другие центры и подробные планы каждого из них, висящие на стенах и в лифтах, но Ира никогда не обращала на это внимания. Для нее даже часть основного медицинского блока стала настоящим лабиринтом, в который она никогда бы не полезла без провожатого.
Гигантский муравейник.
— Хватит стоять, — неожиданно зло говорит Эвис, почти кидая в нее папку. — Забирай. Собери дополнительный анамнез и отнеси Моссу. Удачи.
Ира не успевает ничего сказать: Вуд убегает, держа в руках стопку карт; а ее саму подхватывает водоворот белых халатов и относит к палатам.
Неврология шумная и большая; не настолько, конечно, как приемное отделение — еще один круг жизненного хаоса, — но персонала здесь много, и Ира не понимает: как так, всего четверо не вышли, неужели было не заменить? И чего вообще этот Вуд так завелся?
Мысли скачут: для одного дня слишком много эмоций; обычно в ее серой жизни все размеренно и расписано, здесь капельница, там укол, а вот тут помочь санитарам на операции; но сегодня будто вся ее стабильность рушится.
Кирпичик за кирпичиком.
То и дело тут и там мелькают желтые бейджики операционных медсестер, гудят голоса, звенят металлические поручни кресел-каталок; все пространство заполнено звуками и разговорами. Силясь сосредоточиться, Ира прислоняется к прохладной стене в каком-то закутке и распахивает папку.
Безымянная девушка, читает она, поступление в ночь; в графе «диагноз» — корковая слепота, следом — проведенные исследования: визометрия, КТ головы. Мелким почерком, едва различимым, по нижнему краю листка размашистые буквы: ретроградность. Ира откашливается: как найти палату человека без имени среди сотен других пациентов? Умник, заполнявший карту, не написал больше ничего, и у нее очень быстро сложилось ощущение, что о поступившей девушке просто забыли.
Она так и блуждает между десятков дверей, выискивая свою пациентку, пока неожиданно не натыкается на нее в самой дальней палате: из четырех кроватей три пустуют, а четвертую скрывает от посторонних глаз широкая ширма. Лазутчикова бы даже не обратила внимания, если бы сквозь натянутую ткань отчетливо не просматривалась ладонь.
Дежурное:
— Здравствуйте, я Ирина. Буду работать с вами.
И она подходит ближе.
На глазах у девушки белоснежная повязка из бинтов; точно такая же обхватывает ее голову, заметно уплотняясь сзади, словно после недавней операции. Она иссушенно-тощая, будто недоедала несколько лет; и худые руки, покрытые сеткой царапин, безостановочно двигаются по покрывалу или вокруг — ощупывают ширму, цепляются за углы поручней, вертят проводки.
— С вами уже работал доктор… — она смотрит в карту, — Хиггинс. Он назначал вам некоторые процедуры. Вы помните это?
Безымянная девушка коротко кивает:
— Расскажете, что со мной?
Ее голос настолько спокоен, что Ира на миг теряется: неужели она действительно полностью слепа?
— Доктор Хиггинс думает, что это что-то вроде приобретенной слепоты. — Ира поправляет подушку. — Но диагноз пока не подтвержден. Еще у вас частичная амнезия, но вам, наверное, это говорили. Это не так страшно, потому что сейчас вы все еще можете запоминать события; но на то, чтобы поставить точный диагноз, потребуется время. — Она достает чистый, незаполненный лист и вносит показания с экранов. — Я отвезу вас сегодня на эхо и электроэнцефалографию. Сейчас нам нужно исключить артериовенозную мальформацию… — Она запинается. — Это, м-м-м, когда ваши вены и артерии связались так сильно, что мешают току крови в них. Понимаете?.. — Дождавшись кивка, Ира продолжает: — Поэтому мы с вами по пути заедем в ангиографию; там посмотрят ваши сосуды еще раз. А сейчас давайте попробуем вместе собрать ваши воспоминания… — Она присаживается на мягкий стул и раздраженно заправляет вновь выбившуюся прядь за ухо.
— Есть одно «но». — Девушка поворачивает голову на звук. — Я ничего не помню.
— А мы вспомним вместе. — Ира готовится записывать. — Представьте, что вы собираете мозаику. Как думаете, вы любите мозаику? — Снова кивок. — Отлично. Мне не так много нужно знать, но вы все равно постарайтесь. Окей?.. Давайте тогда начнем с простого…
Собранных скудных сведений хватает на то, чтобы кое-как заполнить графы и узнать о том, как она сюда попала: уличный свет желтых фонарей, неоновые вывески Степни, визг шин и огни машины парамедиков. У нее, говорит пациентка, были красные волосы — у той, что меня нашла. Я это запомнила, потому что мне кажется, будто у меня тоже красные были. Алые. Как кровь.
И растерянно, беззащитно добавляет:
— Вы знаете, я не была ничем больна. Ничем. Я уверена в этом.
У нее ничего не болит, только кружится голова; и экран показывает повышенное артериальное. Ира хмурит брови, занося это в карту — до этого ничего подобного она не наблюдала.
Она одергивает вновь подскочивший халат — дешевый, не тянущийся хлопок садится после каждой стирки — и поднимается со стула, пытаясь размять затекшую спину.
— Я сейчас отнесу карту доктору, — сообщает Ира, — и вернусь, чтобы отвести вас на процедуру.
«Заодно и спрошу у кого-нибудь, на какую», — добавляет она про себя.
Лазутчикова выходит из палаты, прикрыв за собой стеклянную дверь, и осторожно кладет лист пациента в специальную прозрачную папку — теперь каждый, кто решит узнать, что за человек здесь находится, сможет это сделать, просто прочитав информацию на бланке.
Ира возвращается в нейрологию через главный проход — путь сквозь служебные коридоры она не запоминает, а так нужно просто следовать указателям — и входит со стороны кабинета нефролога. Чуть поплутав между дверей, она находит нужную.
Но вместо Эндрю Мосса она застает в его кабинете Пауэлла — того самого, за которым хвостиком таскается Ребекка. Эрик приветливо улыбается, предлагает чаю и, отвечая на вопрос Иры, сообщает, что мистера Мосса можно найти у Андрияненко. Где искать Андрияненко, он не знает, но надеется, что где-то недалеко.
Потому что без Андрияненко у них половина отделения вымрет, шутит он, и в его серых глазах отражается небо.
Но Ире везет, через пару дверей от кабинета Мосса она видит табличку: Dr E.Andriyanenko, neurosurgeon — и, вдохнув побольше воздуха, стучится.
Низкое, гортанное «Войдите» служит ей ответом.
Две мужские фигуры, склонившись над широким черным столом, обсуждают снимки, разбросанные по глянцевой поверхности дерева: старик в деловом костюме и расстегнутом на одну пуговицу пиджаке и молодой, темноволосый врач, чей белый халат висит на спинке кожаного кресла.
Дорогой белый халат, краем сознания подмечает Ира: она мечтала о хорошей форме столько раз, что легко может отличить простую дешевую ткань от белоснежного хлопка с полиэфиром.
Оба мужчины синхронно поднимают головы и смотрят на нее так пристально, что Лазутчикова на миг теряется.
— Мне сказали отнести карту доктору Моссу. Мистер Пауэлл посоветовал найти вас у доктора Андрияненко. — Кто из них кто, Ира не понимает до сих пор, но надеется, что сможет разглядеть бейджики. — Поэтому вот.
— А, это та самая, Эндрю? — Тот, что в деловом костюме, тянется к папке и открывает ее. — Которая без памяти и куска мозга?
— Абсолютно верно. — Темноволосый лениво выпрямляется. — Еще один человек с улицы… Вижу, сведения уже собрали. — Он переводит взгляд на Иру. — Уже что-то. Какой странный анамнез. С чего вы взяли, что она ничем не была больна? — Взгляд темно-карих глаз пронзает Лазутчикову насквозь.
— Она сама сказала. — Ира пожимает плечами.
— Она ничего не помнит, мисс… — прищур, — Лазутчикова. Так с чего вы взяли, что ей можно верить?
Вот бы мне тоже очки, думает Ира, я бы тогда разглядела, кто из них Мосс.
— Интуитивную память сложно обмануть. Она надежнее, чем рефлекторная.
— Вы неплохо постарались. — Пожилой мужчина улыбается Ире, и у той вспыхивают щеки. — Подойдите-ка сюда и расскажите, как вам удалось разговорить ее. Нам это все очень интересно, да, доктор Мосс? — Он почти подмигивает Эндрю.
Ира делает шаг вперед:
— Простите за спешку, доктор Андрияненко, но мне сейчас очень нужны направления на…
— Я не Андрияненко, мисс Лазутчикова, — смеется врач.
— Я — Андрияненко, — раздается голос сзади.