***
Марата мы больше не видели. Мама три недели лежала, не вставая. Изуродованная, покалеченная, она лишь тихо постанывала, но не плакала. Плакал я, всё своё время проводя у её постели. Я жалел её так отчаянно, так надрывно, что не плакать я мог только во время сна. Смотреть на неё было больно и страшно. От её красоты не осталось ничего. Лицо было сплошным огромным синяком, раздутые, вывернутые наружу губы, опухшие глаза, один глаз совсем не открывался – веко было сине-зелёным. Скулы алели и как-то издевательски поблёскивали от ран. Я кормил маму с ложки бульоном и жидкой кашей, а пить давал ей через трубочку. Но она ела плохо, отказывалась, но всё-таки немножко ела, чтобы не обидеть меня. Тётя Софико, которую Джано не впускал в дом, через окно в моей комнате передавала мне каждое утро литровую банку с козьим молоком для мамы и горячие лепёшки для меня. Однажды пришёл Егор и долго говорил с Джано около калитки дома. Но их слов я не слышал, не мог разобрать, только по жестам обоих понимал, что разговор был резким и жёстким. Чем кончилось дело, кто был из них в итоге правым, кто виноватым, кто добился своего, а кто остался в поражении, я так и не узнал.
Шло время. Мама медленно восстанавливалась, приходила в себя, Джано надолго исчезал из дома. Я продолжал заботиться о матери. Покой возвращался в наш дом. Эта история мало-помалу перестала быть такой уж жуткой, страсти вокруг неё стали затухать. Джано так никто и не хватился с тех пор, никто не пытался даже выяснить, что же всё-таки произошло в ту ночь. Всё, казалось бы, стало забываться, и жизнь возвращалась в свой привычный обыденный режим, на круг. Но только не для меня...
В то время я ходил потрясённый, совершенно сбитый с толку, пытался найти хоть какое-нибудь объяснение всему случившемуся, пытался понять, что произошло там, в том доме, где всегда так мило и счастливо проходили вечера с постановкой «Гости». Что же было там, на крыльце доброго и гостеприимного дома, какое отношение к этой истории имели мама и Джано. Что случилось с Маратом. Голова шла кругом от этой неизвестности. Но в это же самое время во мне проснулся дикий зверь, желающий возмездия ненавистному отчиму. Душа моя надрывалась от жалости к маме, а ярость и злоба на Джано испепеляли мою раненую душу. Так больно мне было тогда, и боль эта была не проходящая, постоянная, надрывная, измучившая меня до предела. К концу третей недели я слёг.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Собачий вальс
Художественная прозаМарат Бежанов уверен, что для счастья достаточно обладать властью и деньгами. Но жизнь преподаёт ему уроки любви, сострадания и внимания, давая понять, что гармония жизни определяется духовностью, а не благосостоянием. В его судьбе появляются «учите...
