Взгляд. Часть 2. Глава 17

1 0 0
                                    

***

Мы долго тряслись в старом пыльном автобусе. Мама всю дорогу, обнимая меня за плечи, целовала меня в макушку, брала мои руки, прижимала их к своему лицу. И всё говорила полушепотом: «Мой сыночек, мой дорогой, мой единственный». День был солнечный, солнце настырно слепило мне глаза, продираясь сквозь грязные пыльные окна автобуса. Мне было тепло и грустно, нежность к маме и ненависть к отчиму фехтовали друг с другом, и я всё никак не мог отпустить ненависть и предаться любви, обе стороны были сильными, преимущества не было ни у одной из них. С этим противоречием и состоянием беспрерывной войны чувств внутри меня, я жил ещё долго. Когда мы с мамой покидали стены полюбившейся и уже такой родной мне больницы, доктор Фоминых на прощание сказал нам: «Ненависть разрушает человека изнутри, но победить её усилием воли невозможно. Только любовь способна на это чудо. Любовь порождает любовь, а ненависть порождает ненависть. Впрочем, любовь приходит лишь к тому, у кого большое и доброе сердце. Сердце, способное прощать!»

***

– Слушай, Николай, а почему твоя мама не вышла замуж за нормального человека, зачем она жила с этим мерзавцем? – Оксана достала из пакета яйцо и, постучав им по столу, стала отковыривать скорлупу. – Нет, ну, правда, на дворе двадцать первый век, а у вас там какое-то рабство, средневековье, инквизиция? К чему такие жертвы.

– Не могу тебе объяснить, но, думаю, что у неё и в самом деле не было выхода и, потом, я думаю, что у неё был план по спасению меня и себя. Так, во всяком случае, мне казалось.

***

На вокзале нас ждал Егор и тётя Софико. Когда мы вышли из автобуса, они поспешили нам навстречу. Егор взял из маминых рук чемоданчик с моими нехитрыми больничными пожитками, а тётя Софико налетела на меня и, причитая, вздыхая, стала обнимать, целовать и прижимать к себе, что есть силы. Высвободившись из её объятий, я подошёл к Егору и, что есть силы, пожал его крепкую мужественную руку. Мы сели в машину и поехали туда, что называлось нашим домом, к тому, кто считался маме мужем, а мне отцом.

***

Около дома стоял Джано. В его руках что-то шевелилось, барахталось и возилось. Егор остановил «Победу» аккурат между своими и нашими воротами и первым вышел из машины. Джано, с подобием улыбки на своём лице, даже это, я думаю, было сверх его возможностей, стоял как вкопанный у ограды и смотрел, как мы выгружаемся. Теперь я разглядел в его руках пушистый бурый комок, у которого обнаружилась милейшая собачья мордочка.

– Нико, это тебе – протянул мне щенка Джано.

Я так сильно обрадовался, что на какое-то время забыл все свои обиды на отчима.

– Ух ты! Мне? Правда?

– Правда, правда!

– А как его зовут?

Джано пожал плечами: – Как назовёшь, так и будут его звать.

– Моряк! Его будут звать Моряк! Ладно?

– Моряк – хорошая кличка. Моряк.

Я принял из рук Джано щенка, который тотчас стал лизать мне ладони, покряхтывая от удовольствия. Я прижался к нему щекой, от него вкусно пахло влажной шерстью и ... ребёнком. Я запомнил этот запах – запах своего счастья – навсегда. Так мы помирились с Джано.

Собачий вальсМесто, где живут истории. Откройте их для себя