сквозь моё окно

глава 32

                      Неуравновешенный

Легко сдерживать свои эмоции, когда он не стоит напротив.
Ты чувствуешь себя достаточно сильной, чтобы жить дальше без этого человека. Будто снова можешь контролировать и уважать себя. Требуются дни и недели, чтобы почувствовать себя сильной. Но хватает секунды, чтобы все это разрушить.
Когда этот человек оказывается напротив – сводит живот, потеют руки, ускоряется дыхание, твоя уверенность колеблется, и это так несправедливо после стольких усилий.
– Что ты здесь делаешь? – Меня поражает холодность моего голоса, и его тоже.
Он поднимает брови.
– Ты не дашь мне войти?
– С чего бы?
Он отводит взгляд и улыбается.
– Я... только... Пожалуйста, можно войти?
– Что ты делаешь здесь, Егор? – повторяю свой вопрос, скрестив руки на груди.
Он снова смотрит на меня.
– Хотел тебя увидеть.
Сердце бьется быстрее, но я не обращаю внимания.
– Хорошо, ты увидел.
Он упирается ногой в дверь.
– Только... дай мне войти на секунду.
– Нет, Егор. – Пытаюсь закрыть дверь, но не успеваю, и он заходит, заставляя меня отступить. Он закрывает дверь, и в панике я догадываюсь сказать что-нибудь, что его испугает: – Мама наверху, я позову ее, она спустится и выгонит тебя.
Он смеется, садится на диван, кладет телефон на журнальный столик и опирается локтями на колени.
– Твоя мама на смене.
Я хмурюсь.
– Откуда ты знаешь?
Он поднимает взгляд, и на его губах появляется ухмылка.
– Думаешь, только ты тут преследовательница?
Что?
Решаю не обращать внимания на его ответ и пытаюсь придумать, как выдворить его до того, пока Саша не вздумает меня навестить или мама вернется раньше и начнется третья мировая. Может он выговорится и уйдет.
– Ладно, ты вошел. Чего ты хочешь?
Егор проводит рукой по лицу, он выглядит сонным и уставшим.
– Поговорить с тобой.
– Так говори.
Он открывает рот и закрывает, словно сомневаясь в том, что хочет сказать. Я собираюсь сказать, чтобы он ушел, и тут губы, которые я целовала, снова открываются, чтобы произнести три слова, которые лишают меня дыхания, три слова, которые я совсем не ожидала от него услышать, ни сейчас, никогда.
– Я тебя ненавижу.
Его голос серьезен и холоден.
Его признание застает меня врасплох, сердце захлебывается в груди и щиплет глаза, но я делаю вид, будто ничего не происходит.
– Хорошо, ненавидишь, поняла. Это все?
Он качает головой, на его губах грустная улыбка.
– Все было так чертовски просто до тебя, все получалось, а теперь... – Он показывает на меня пальцем. – Ты все усложнила, ты... ты все разрушила.
Сердце обрывается, слезы туманят взгляд.
– Да уж, ты точно знаешь, как сделать больно. Ты пришел ко мне домой, чтобы сказать это? Думаю, тебе лучше уйти.
Он качает пальцем, которым указал на меня.
– Я не закончил.
Не хочу плакать перед ним.
– А я да, уходи.
– И ты не хочешь узнать почему?
– Я разрушила твою жизнь, это ясно, теперь убирайся из моего дома.
– Нет.
– Егор...
– Я не уйду! – Он кричит, встает, и это разжигает во мне злость. – Мне нужно, нужно сказать тебе. Мне нужно, чтобы ты знала, почему я тебя ненавижу.
Я упираю руки в бока.
– Почему ты меня ненавидишь, Егор?
– Потому что ты заставляешь меня чувствовать. Ты заставляешь меня чувствовать, а я не хочу.
Я не знаю, что сказать, но не показываю этого, и он продолжает:
– Не хочу быть слабым, я поклялся не быть таким, как мой отец, и вот я чувствую себя слабым из-за женщины. Ты делаешь меня похожим на него, ты делаешь меня слабым, и я это ненавижу.
Позволяю своей злости высказаться.
– Если ты меня так ненавидишь, то какого черта ты здесь делаешь? Почему бы тебе не оставить меня в покое?
Он снова повышает голос.
– Думаешь, я не пробовал? – Он ухмыляется. – Я пытался, Валь, но не могу!
– Почему? – бросаю ему вызов и подхожу ближе.
И он снова сомневается, открывает и закрывает рот, сжимая челюсти. Его дыхание учащается, как и мое. Я теряюсь в глубине его глаз, и он отворачивается от меня, взъерошивая волосы.
– Егор, тебе пора.
Он поворачивается так, что стоит боком ко мне, уставив глаза в пол.
– Я думал, что никогда не вляпаюсь в это дерьмо, я бежал от него, и все равно это случилось со мной, и я не знаю, верно ли чувствую, но больше не могу отрицать... – Он полностью поворачивается ко мне, побежденный, плечи опущены, голубые глаза взволнованны. – Я влюбился, Валь.
Я перестаю дышать, и мой рот открывается в большой букве «О».
Он улыбается сам себе, как глупец.
– Я так чертовски сильно влюбился в тебя.
Мое сердце переворачивается, и в животе появляется волнение. Я верно расслышала? Егор кораблин только что сказал, что влюблен в меня? Он не сказал, что хочет меня, не сказал, что хочет меня в своей постели, он сказал, что влюблен в меня. Я не могу ничего ответить, не могу двигаться, могу только наблюдать за ним. Я вижу, как эти холодные стены рушатся передо мной.
И потом я вспоминаю...
История...
Его история...
Это пьяное воспоминание, но я отчетливо слышу слова. Он обнаружил свою мать в постели с человеком, который не был его отцом, и его отец простил измену. Егор прошел через это, он все видел. Отец был его опорой, должно быть, слабость и слезы его отца стали для него сильным ударом.
Я не хочу быть слабым, я не хочу быть таким, как он...
Я поняла это, знаю, что это не оправдывает его поступки, но, по крайней мере, объясняет их. Мама всегда говорила мне, что все, чем мы являемся, во многом зависит от нашего воспитания и от того, что мы переживаем в детстве и в начале подросткового возраста. В это время мы похожи на губки, которые впитывают все.
И потом я вижу его...
Парень, стоящий передо мной, не бессердечный высокомерный идиот, с которым я впервые заговорила из моего окна, это парень, у которого было трудное детство. Парень, который не хочет быть похожим на человека, которым он восхищался, который не хочет быть слабым.
Уязвимый мальчик.
Злой, потому что не хочет быть уязвимым. А кто хочет? Влюбиться в кого-то – значит дать другому человеку власть уничтожить тебя.
Егор смеется, качая головой, но в его глазах нет радости.
– Теперь ты ничего не говоришь.
Не знаю, что сказать.
Я слишком удивлена поворотом нашей беседы. Мое сердце сейчас разорвется, я с трудом дышу.
Егор отворачивается, бормоча:
– Черт. – Он упирается лбом в стену.
Я начинаю хохотать. Я громко смеюсь, и Егор снова поворачивается ко мне с явным смущением на лице.
– Ты... сумасшедший... – говорю я, смеясь, я даже не понимаю, почему смеюсь. – Даже признание у тебя неуравновешенное.
– Хватит смеяться, – приказывает он, приближаясь ко мне с серьезным видом.
Я не могу.
– Ты ненавидишь меня, потому что влюблен? Ты себя слышишь?
Он молчит, разочарованный, только держится за переносицу.
– Я не понимаю тебя, наконец у меня хватило смелости сказать тебе, что я чувствую. И ты смеешься?
Я откашливаюсь.
– Прости, правда, я просто...
Думаю, это нервное.
Его серьезность колеблется, и на губах появляется кривая улыбка.
– У тебя получилось.
Я хмурюсь.
– Что?
– Помнишь, что сказала тогда на кладбище?
– Тогда чего ты хочешь?
– Все просто, чтобы ты влюбился в меня.
Я не могу не улыбнуться.
– Да, и ты посмеялся надо мной. И кто теперь смеется, шипучка?
Он наклоняет голову, наблюдая за мной.
– Я попался, но ты тоже влюбилась.
– Кто сказал, что я влюблена?
Он приближается, заставляя отступить, я упираюсь спиной в дверь, без возможности убежать, он наклоняется ко мне, уперевшись руками в дверь, заключая меня между ними. От него восхитительно пахнет дорогим парфюмом. Я сглатываю, передо мной такое прекрасное лицо.
– Если не влюблена, то почему перестала дышать?
Выдыхаю, понимая, что неосознанно перестала дышать. Я не знаю, что ему ответить, и он это понимает.
– Тогда почему твое сердце стучит быстрее, а ведь я даже тебя не коснулся?
– С чего ты взял, что быстрее?
Он берет мою руку и прикладывает к своей груди.
– Потому что мое – да. – Мое сердце вздрагивает, когда я чувствую ускоренные удары его сердца. – Я пытался показать тебе, когда мы виделись в последний раз, что я чувствую к тебе.
Он прислоняется ко мне лбом, и я закрываю глаза, чувствуя удары его сердца, его близость. Он снова говорит, нежно:
– Прости.
Я открываю глаза и оказываюсь в бескрайнем море его глаз.
– За что?
– За то, что так поздно признался в своих чувствах.
Он снимает мою руку со своей груди и целует.
– Пожалуйста, прости.
Он приближается, наши дыхания смешиваются, и я понимаю, что он ждет моего согласия. Я не возражаю, и его сладкие губы касаются моих. Поцелуй нежный, чуткий, но такой чувственный, что в животе порхают пресловутые бабочки. Он берет мое лицо обеими руками и целует глубже, наклонив голову. Наши влажные губы движутся синхронно. Боже, я люблю этого парня. Я пропала.
Он останавливается, не отрывая своего лба от моего, я дышу и говорю:
– Первый раз.
Он немного отстраняется, чтобы взглянуть на меня.
– Что?
– Первый раз ты целуешь меня несексуально.
Его нелепая улыбка оголяет зубы.
– Кто сказал, что несексуально?
Я смотрю на него убийственным взглядом, он перестает смеяться, и его лицо мрачнеет.
– Я вообще не понимаю, что делаю, я знаю только то, что хочу быть с тобой. Ты хочешь быть со мной? – Он внимательно смотрит на мое лицо, со страхом ожидая моего ответа. И в каком-то смысле я чувствую свою власть.
Он пришел ко мне и признался, своими словами я могу осчастливить или сломать его. Я открываю рот, чтобы ответить, но звон дверного звонка меня перебивает.
И я не понимаю откуда, но знаю, что это Саша.
Черт!
Егор с удивлением смотрит на меня.
– Ты кого-то ждешь?
– Тихо! – Я закрываю ему рот рукой и вынуждаю отойти от двери.
Снова звенит звонок, и за ним раздается голос Саши. Я так и знала.
– Валь!
Черт, черт, вот черт!
– Тебе нужно спрятаться, – шепчу я ему, убираю руку от его рта и веду к лестнице.
Егор освобождается.
– Почему? Кто это?
В его голосе слышен упрек.
– Не время ревновать. Давай, иди.
Вы когда-нибудь пытались сдвинуть кого-то выше и сильнее вас? Это как толкать огромный камень.
– Егор, пожалуйста, – умоляю я, прежде чем Саша позвонит моей маме, а она позвонит мне и устроит скандал. – Я потом объясню, пожалуйста, иди наверх и не шуми.
– Чувствую себя как любовник, когда вернулся муж, – шутит он, но наконец уходит.
Когда он исчезает наверху лестницы, я почему-то поправляю волосы и иду открывать дверь.
Я надеюсь, что все будет хорошо, но мы с Сашой давно знакомы и он знает, когда я лгу или нервничаю. Я слишком поздно замечаю телефон Егора на журнальном столике и скрещиваю пальцы, молясь, чтобы Саша не заметил.
Святая покровительница пресса, помоги мне, пожалуйста!