Кукушкин остров

Глава 1 Из дневника Майи Пак

В девять лет я узнала, что моя биологическая мама умерла при родах, об отце ничего неизвестно, других родственников нет. Прежний мир рухнул, а я так и не смогла оправиться от этой правды.

Роберт – чудовище. Он заставил ее рассказать мне это. Сначала она плакала и просила не торопить события, а потом как все мне вывалила под напором его злого взгляда (я бы тоже не смогла противостоять) ... Приемная... Сирота... Так все хорошо это помню, будто это случилось пару минут назад.

Лукреции было семь, и я очень хотела с ней подружиться. Считала сестрой. Родной. Она принесла детские ножницы и попросила подстричь челку. Я дура обрадовалась. Младенцем она часто болела. Мне не разрешали подходить к ее кроватке, а подержать ее на руках я могла, только когда папа задерживался на работе. Ха, я тогда думала, что «мама» куда добрее, чем «папа», но я ошиблась во всем. Роберт вбивает мне в голову кол... знание, что Бог знает лучше нас о том, что нам действительно нужно и потому ставит нас в такие жизненные обстоятельства, которые наиболее полезны для нашей души. По-моему, Бог раздал мне паршивые карты, наверное, потому что тоже меня невзлюбил, как и Роберт, и весь мир.

Каждый раз, когда пишу о нем, меня переполняет злоба. В общем, блокнот, Лукреция сама пришла ко мне, и я на седьмом небе от счастья попыталась помочь ей с челкой, но Роберт увидел в этом проделки Дьявола. Одному Богу известно о чем он подумал в тот момент. Он не дал мне объяснится, потащил больно за руку в угол и отчитал так, как будто я нарушила какую-то заповедь. Например, не стриги тупыми ножницами ты челку лжесестры. Потом досталось «маме», а Лукреция была, как в песенке из КВН «Сережа молодец».

Я думала, что ей уделяют больше внимания потому что она родилась слабой, до зеленых соплей болезненной, могла заразить и потому меня просили держать от нее дистанцию... Но дело совсем было не в этом. Просто я чужая... И никто за мной не придет.

***

Сегодняшнюю запись полностью посвящаю его сиятельству Роберту («мама» проболталась, что его  родная фамилия Любич).

Она рассказывала, что познакомилась с ним в коммунальной квартире. Он не нравился проживающим по соседству людям своей отчужденностью и немногословностью (неудивительно), то ошибочно (со слов «мамы», я считаю никакой ошибки там не было) принималось ими за высокомерие и потому на общей кухне мужчины не раз пытались «поставить» его на место. На кухне стояла душевая кабина, одна на всех газовая плита, стиральная машина, умывальник и холодильник (не знаю зачем я решила у нее это уточнить). В дни перевоспитания Роберта (какое же классное словосочетание я придумала!) там становилось особенно тесно: рвались бельевые веревки, летали сковородки, проламывали душевую дверцу и на следующий день снова скидывались на новую. «Мама» так забавно рассказывала, что я еле сдержала смех.

Она защищала его от соседей (фатальная ошибка) до тех пор, пока сама не стала объектом обсуждения и сплетен. Мне странно, что она взахлеб рассказывает о Роберте и уклончиво о моем удочерении. Примерно я понимаю как все происходит пришел – увидел– выбрал – проверку прошел – документы собрал – забрал. И даже не обязательно состоять в браке.

Я типа была беспокойным дитя, рыдала и днем, и ночью, и почему-то спокойно себя вела лишь на руках Регины (обожаю ее). Соседи жаловались на меня, и как литературно сказала мама «вместо руки помощи протягивали горсть язвительных замечаний». Прямо-таки как в притче (жду с нетерпением дня, когда смогу их не читать) «О добром самаритянине», презираемый ими Роберт проявил к ней понимание и не прошел мимо того, кто нуждается в помощи.

Судьба или Амур, если кто-то из вас реально существует, чем вы думали, когда создали такую пару? Расписаться спустя пол года общения? Это не прикольно. «Маму», насколько я могу судить, нисколечко не смутило, что они так мало друг друга знают, и он пожелал взять себе ее фамилию (может, он скрывался в те времена от кого-нибудь?) А когда они вместе со мной въехали в новую квартиру, «мама» была на пятом месяце беременности. Почему-то у меня слишком хорошая память, я помню переезд, как бы это странно не звучало, а «мама» говорит, что я была так мала, что не смогла бы такое запомнить...

Любовь и забота, что предназначалась мне, Бог забрал и отдал долгожданной девочке семье Пак – Лукреции. Она унаследовала болотного цвета выпуклые глаза, придающие невинное выражение лица (обманчивое!), светлые волосы, маленький аккуратный носик – мамины черты лица и папин отвратный характер.

А я, как не от мира сего, мне с раннего детства снится загадочный сон: женщина в черном, лицо закрыто вуалью, высохшие руки с скрюченными пальцами, я смотрю на нее будто бы своими глазами, но тела своего не ощущаю, и выглядит оно каким-то другим. От нее исходит какая-то неприятная энергетика, она подносит к моему лицу кубок с черной жидкостью. Я не хочу его пить, но моя воля мне не принадлежит. Вливает содержимое кубка мне в рот, я опускаю глаза на свой живот (рифма, привет!): сначала на нем чернеют вены, потом он покрывается пленкой, и та женщина спешно ее снимает своими ужасными пальцами. После этой дикой процедуры она магическим образом перемещает нас, как я поняла по стрельчатым окнам, в готическую башню, где единственным источником света служит луна на небе. Там чаша гигантских размеров (посоревноваться с ней могла бы только царь-ванна из Баболовского парка), и она окунает меня туда (как окунают детей в крещение, но я не крещенная). Все. Мне всякое снится или как сказал бы Роберт – всякая бесовщина, но этот сон самый дикий. Из-за него я просыпаюсь в холодном поту с сильно бьющимся от страха сердцем. Я даже не понимаю что меня напугало, но мне страшно так, будто надо мной нависла сама Смерть.