Девушка плохого парня [Russian Translation]

Глава 7

— Я этого подписывать не буду.

— На самом деле у тебя нет выбора, подпиши это.

— Нет!

— Да.

— Откуда мне знать, что ты не собираешься использовать мою подпись, чтобы, ну, не знаю, забрать все мои сбережения.

— Ага, ведь работа в "Расти" сделала тебя настоящим миллиардером. — Он закатывает глаза.

— Держу в курсе, что на моем банковском счете есть приличная сумма.

— Я рад за тебя, милая, просто подпиши это.

Я энергично качаю головой и снова протягиваю салфетку Коулу. Мы занимаемся этим уже около двадцати минут, и к этому моменту, я уверена, у официанток сложилось впечатление, что они стали свидетелями незаконной сделки с наркотиками. Впрочем, это было бы понятно, поскольку сейчас около 11 часов вечера субботы, и мы вдвоем сидим за угловым столиком и спорим о контракте, который звучит весьма подозрительно. Добавь к этому нашу готическую внешность, и получишь типичных городских наркоманов, хотя было бы забавно, если бы они вызвали на нас полицию и появился отец Коула.

— Ладно, как насчет того, чтобы попробовать вот что: если ты не подпишешь эту чертову салфетку, я пойду к твоему отцу и скажу ему, что ты была очень груба со мной и фактически неоднократно пыталась подвергнуть опасности мою жизнь.

Я наклоняюсь вперед и стучу кулаком по покрытой горчичным соусом столешнице. — Я ничего такого не делала, ты, манипулирующий, лживый, ужасно надоедливый...

— Мы можем поговорить о том, какой я замечательный, как-нибудь в другой раз, Тесси, но сейчас ты должна делать, как я говорю. — Он злобно ухмыляется, и я бросаю на него свой лучший испепеляющий взгляд, которым ставила на колени самых сильных мужчин...нет.

Я со стоном признаю свое поражение и придвигаю салфетку к себе, подписывая свое имя одолженным фломастером, а затем возвращаю ее Коулу, который выглядит таким самодовольным, что мне хочется стереть это выражение с его лица.

С помощью кислоты, которую наша уборщица иногда использует для чистки туалетов.

— Неужели это было так трудно? — Спрашивает он.

Я очень близка к тому, чтобы вылить ему на голову свое клубничное мороженое, но, честно говоря, я бы никогда не смогла так поступить со своим драгоценным, бесценным мороженым. Оно заслуживает гораздо большего, чем быть потраченным впустую на такого придурка, как он.

Да, конечно, объяснения уместны, потому что из-за нашего разговора кто-то может запутаться. Давай перемотаем назад и вернемся к вечеринке, хотя это, вероятно, последнее, что я хотела бы сделать, но ради истории это необходимо сделать. Видишь ли, после того, как мой рыцарь в сияющих доспехах или, в данном случае, дурак на своем слишком дорогом Вольво спас меня, и после того, как у нас был наш маленький момент, все стало неловко. Сидя в его машине, когда я дрожала как сумасшедшая, а он пытался меня успокоить, мы поняли, что нам не суждено было быть такими милыми и сердечными друг с другом. Мне почти больно вспоминать, как он передавал мне салфетку за салфеткой, а я рыдала, как слабачка, какой я и являюсь.

Но я не сказала ему ни слова о том, почему я затопила его машину быстрее, чем Титаник, а он не спросил, хотя я знаю, что он умирает от желания знать. Может быть, из-за того, что он постукивает ногой или барабанит пальцами по столу, я просто знаю, что он хочет, чтобы я выложила все.

Может быть, именно поэтому он привел меня в круглосуточную закусочную, чтобы подкупить единственной слабостью, оставшейся у меня со времен толстушки Тесси, не считая желатинок. В данный момент я доедаю третью порцию восхитительного мороженого, которое у них здесь готовят, и по тому, как я вдыхаю его молочный аромат, у меня такое чувство, что скоро я поделюсь с ним своим сокровищем, чтобы он купил мне еще мороженого.

Теперь контракт или, скорее, потрепанная салфетка, которая изнашивается все больше из-за того, что мы постоянно дергаем ее, предназначена для того, чтобы скрепить сделку между нами. Это не совсем сделка, поскольку я ничего от этого не получаю, по сути, Коул вынуждает меня отрицать, что он когда-либо был добр ко мне. Я должна забыть, что он заботился обо мне, говорил мне приятные, почти социально приемлемые вещи, когда у меня был нервный срыв, и позволял вытирать сопли своей рубашкой.

Если я когда-нибудь поделюсь этой информацией с другими людьми, он имеет право отрицать это, а затем посмеяться надо мной.