Я полюблю обе твои стороны

27 Глава

Елена

     Что люди делают в таких ситуациях? Плачут? Может, устраивают истерики? Насколько боль должна быть сильной, что бы сломать человека?

Я не плакала, нет. Его лицо, такое родное с детства, сейчас было бледным. Морщинки, которые рассыпались небольшим ореолом вокруг его глаз, когда он улыбался, я ведь больше не увижу их, да? Рука непроизвольно потянулась к его лицу и я ахнула. Как тот, кто грел меня, обнимая в детстве после длительной прогулки зимой, может быть таким холодным? Слезы, которые казалась бы вот-вот потекут из моих глаз, куда-то пропали.

— Мисс, — детектив, которого я уже успела возненавидеть за такие новости, заставил меня посмотреть на него, — мне очень жаль, но время. Вы должны сказать это ваш брат или нет и подписать бумаги.

— Время? — я повернулась всем телом, отстраняясь от брата, — какое к черту время? Вы видите его? Это мой брат, брат, без которого жизнь не жизнь. Я сейчас стою в этом чертовом морге и смотрю на самый страшный кошмар, который мог со мной произойти, как, как твою мать, я могу сказать это? Вы смогли бы?! — мой голос срывался на крик. — Смогли бы?! — детектив сочувственно на меня посмотрел и опустил глаза в пол. — вот и я не могу, — он услышал мой тихий шёпот, так как снова перевел взгляд на меня.

Я больше не могла смотреть на Артема, и от этого места меня уже тошнит.

— Да, это... мой брат, — мне пришлось собрать все свое мужество и силу воли, чтобы заставить себя произнести эти слова, которые так и стояли комом в моем горле.

Не сказав больше ни слова, на ватных ногах я пошла к выходу, так отчаянно нуждаясь в свежем воздухе. Этот коридор, мне казалось, что он не закончится никогда. Поворот за поворотом, а все те же серые стены и холод свойственный для морга. Выбежав на улицу, я стала ловить ртом воздух, делая глубокие вдохи, насколько это было возможно.

— Елена, — из машины напротив ко мне вышла секретарша моего отца, — ты в порядке?

— А по мне не видно? — огрызнулась я. Мое спокойствие и безразличие ко всему, что происходило рядом, перерастало в гнев. — Виктория, скажи мне за что тебе платят? Чтобы ты лезла в чужие дела? Нет! Тебе платят за то, чтобы ты делала свою работу.

— Я не член семьи и не могу опознать его.

— Заткнись! — я закричала что есть силы, и вот они, слезы, говорят, что если поплакать, то будет легче, — опознать? Как ты можешь такое говорить? Он не умер, нет...