До семи лет я росла крайне спокойным, самодостаточным ребенком. Я практически не нуждалась в постоянном общении со сверстниками, к тому же в это время я уже училась в лицее и все свободное время уходило на занятия общеобразовательными предметами, музыкой, литературой. И вот, как и всегда, летом после окончания лицея я поехала на дачу. Место находилось довольно далеко от Москвы, в Калужской области, в глухой деревне. Но мне хватало общения с детьми, которые туда приезжали к своим бабушкам.
Рядом с той деревней находилась психиатрическая лечебница, сложившаяся в целое поселение. Она занимала довольно большое пространство и располагалась за большим оврагом. Люди, которые там лечились, бывали и буйные, и не очень, были и просто те, кто заработал нервный срыв. Так вот, некоторых из них выпускали погулять. Они не причиняли вреда, а наоборот, помогали старикам копать огороды, колоть дрова, носить воду — а им за это давали сигареты, иногда молоко — в общем, кто что мог. Буйных, естественно, не выпускали, они гуляли в специальном огражденном месте.
Мы были детьми любопытными. И, естественно, я подружилась с детьми одной из работниц лечебницы. Как-то раз они уговорили меня пойти в больничный сад сорвать яблок и груш — это было можно, только если спросить сначала. Мы спросили разрешения и пошли. Они сразу куда-то убежали, а я, так как помнила дорогу, решила погулять по саду. Шла я, шла и дошла до того самого огражденного пространства, в котором гуляли буйные люди (ну как буйные — буйными они были до того, как их превратили в овощей). Я прошла вдоль всего ограждения и только в самом углу увидела парня. Я так и не смогла тогда определить его возраст — но сейчас навскидку скажу, что ему было лет 25-28. Он просто сидел напротив угла, обхватив колени руками, и смотрел в одну точку. Я почти уже прошла мимо, когда он меня окликнул. Мне тогда не показалось, что надо бы уйти оттуда, особенно после того, как я посмотрела в глаза его — совершенно пустые, синие. Что-то меня в них привлекло и одновременно напугало. Я подошла чуть ближе, но все же сохраняла дистанцию, чтобы он руками не смог через решетку до меня дотянуться.
И вот тогда он заговорил — такого спокойного и мягкого голоса я не слышала больше никогда. Абсолютно ровный, ни хрипотцы, ни перепадов, ни заиканий — просто ровный, мягкий голос. Я села на траву и стала с ним разговаривать, у меня не возникало и мысли, что я делаю что-то во вред себе. А он между тем спрашивал меня, умею ли я говорить с животными, хорошо ли я сплю ночами. Я отвечала, как ответил бы любой ребенок.
