На улице было прохладно.
Как я сразу не заметила, что так холодно? Быть может, прошло так много времени, что глубокая ночь принесла с собой прохладу, или… Впрочем, это всё следы от слез на щеках. Ветер снова ласкал моё лицо. Это уже не в первых раз, когда я выходила из дома Хансоля в слезах.
Но в первый раз я хотя бы его видела.
Я, плача, подошла к машине, села внутрь и не смогла сдержаться. Разрыдалась, как девчонка. В смысле... В смысле, как маленькая. Просто плакала.
Почему я не сделала этого, почему?!
Сунён открыл дверь, нагнулся и удивленно посмотрел на меня.
— Мать, ты чё, — сказал он, выдохнул дым, выкинул окурок на землю и сел рядом. Было видно, что он немного замёрз. — Кто из вас такой скорострел и неужели всё было так плохо?..
Я даже не реагировала на его юмор, просто рыдала. Сунён вдруг сжалился надо мной и... притянул к себе. И обнял. Нежно, ласково, как любящие хозяева прижимают к груди любимое домашнее животное. Без каких-то намёков или приставаний. В любом случае я не обращала на всё это никакого внимания и просто плакала. Мне было погано, так погано, что описать невозможно. Наверное, Сунён понимал. И ничего не говорил.
Так мы сидели, пока я не успокоилась и не сказала, всхлипывая:
— Я не смогла.
— Понял.
Он отпустил меня, но не отдалился. Я застеснялась себя, наверняка заплаканной, с опухшими глазами и красным лицом. Некрасивой и противной. А он только улыбнулся, стёр мне слезинки со щёк и спросил:
— Поделишься?
Я рассеянно кивнула.
— Не смогла.
— Это мы уже слышали.
— Мне... страшно. Неловко. Глупо это всё.
— Любишь его?
— Я не знаю.
— Хочешь, чтобы он тебя отымел?
— Фу!
— Ахахах, нужно было сначала об этом тебя спросить.
Он вдруг начал смеяться, и я, посмотрев на него, немного успокоилась. И ударила его в плечо.
— Что смешного?
Хоши перестал смеяться и потёр плечо, улыбаясь. А потом легонечко ударил меня в плечо, будто отвечая на моё прикосновение, и, тепло улыбнувшись, сказал:
— Поехали домой, чаги.
