Глупо, знаю, но нам было хорошо вместе. Будто бы не было всей этой истории с женитьбой и долгами. Мы гуляли, ели мороженное, брызгались водой из фонтана и танцевали прямо на улице под музыку, которая была слышна из кафе и ресторанов. Он купил мне шарфик в торговом центре. Мы просто наслаждались всем, что было вокруг нас, будто просто когда-то впервые встретились в один прекрасный день и начали общаться. Просто так. Он приехал в кафе на своём Роллс-ройсе, а я на автобусе.
И вот тут-то всё разбивалось о стену жесткой реальности. Я понимала, что мы очень разные: он знал модели всех дорогих машин, а я знала, чем лучше вымыть ванную комнату. И особенно остро я вспомнила об этом, когда дома у Енри и её мужа Джонхана мы все сидели в биллиардной (ну да, у всех моих друзей есть биллиардная, конечно) Тогда пришёл их общий друг, Сынчоль.
У него были безумно красивые и, вероятно, очень дорогие часы на запястье, а его чёрный костюм был таким чистым, что казался вышитым из матовой вселенской материи. Он сел на стул, закинул ногу на ногу и по-снисходительному заинтересованно посмотрел на меня. Его глаза сияли спокойствием, он ими улыбался, а губы лишь блекло вторили этой улыбке.
— Знаешь, кого ты напоминаешь мне, милая? — вольготно взмахнув рукой, сказал он, и сразу же посмотрел на Сунёна. — Того парнишку, который в нашем клубе пол мыл, Сунён.
Я решила промолчать: откуда мне было знать, о ком этот Сынчоль говорит? Сунён нахмурился как-то, но я не обратила на это никакого внимания.
— А, этот, — отозвался Джонхан, который играл с Ёнри один на один и взмахнул кием элегантно. — Он же не отсюда. Так Сынгван сказал. Т\и, а ты откуда?
Ну я рассказала, откуда я родом, и все, кроме Сунёна посмотрели на меня с тем оттенком понимания, которое говорит об обратном. Они толком не представляют, где это, но Сынчоль быстро перевёл тему на что-то постороннее. А я всё думала, что меня, вероятно, так и продолжают считать прислугой, раз не-корейцы у них ассоциируются с рабочим классом… И Сунён наверняка тоже так думает. Держит меня за руку и тоже так думает. Говорит мне то-то и тоже так думает.
Прижимает к себе, когда мы в постели, и тоже так думает.
***
Я знала, что рано или поздно момент откровения наступит. Я знала, что рано или поздно придёт время, когда Сунён перестанет играть в благородного рыцаря и снимет маску, чтобы стать тем, кто он есть. Богатым человеком, который использует таких, как я.
Нет, я не была расстроена. Я понимала, что за последние время — за эти несколько недель — Сунён специально создал вокруг себя этот образ, мол он такой хороший, и эта его гадкая улыбка, и это его идеальная фигура, и это его шея, к которой так хочется-
Чёрт возьми, только бы не думать об этом, только бы не думать… но я понимала, что не могу так. Он нравился мне, действительно нравился, но только из-за своего хорошего отношения, потому что подарил мне несколько недель рая. Я чувствовала себя любимой, красивой и богатой, разве не этого желает каждая девушка? Разве так не должно быть? Я не знаю, это так… странно.
Особенно, когда до официального приёма по случаю нашей будущей свадьбы оставались сутки, а до празднования и брачной ночи — всего неделя. Всего неделя! И я даже знала, что всё начали готовить гораздо раньше. Меня даже не спросили, какой торт я хочу. Какое платье. Где вообще праздновать свой хомут хочу. Нет, всё это уже подготовили, мне оставалось только завтра прийти на званный ужин, где будут всякие важные шишки (туда даже моих родителей пригласили), а через неделю нарядиться в платье и... меня ждало самое ужасное.
Я должна буду сделать ЭТО с ним.
Но самое мерзкое, что, когда я думала об этом, лёжа в постели на боку и невидящим взглядом пялясь в свой туалетный столик, в комнату вошёл Сунён. Я думала, что он не останется сегодня и поедет в свой клуб, пить виски, курить дорогие сигареты и играть в покер. Но по какой-то причине он вернулся домой часов на восемь раньше рассвета, когда он обычно возвращается, принял душ и вот, собрался ложиться. Я не видела его, но слышала каждое его движение. Как он босыми мокрыми ногами шлёпает к кровати, как глубоко вдыхает. И затем услышала тихое:
— Ты спишь, чаги?
— Нет, — ещё тише ответила я. Как только звук моего голоса стих, я вдруг почувствовала, как он плюхается рядом со мной, забирается под одеяло и кладёт мокрую руку мне на плечо. Его дыхание такое тяжелое, будто он…
— Слушай, я знаю, мы этого не делаем, — страстно сказал он мне на самое ухо, и его рука с плеча опустилась к моему бедру, — но я жутко тебя хочу, Т\и...
