Мой любимый учитель.

Глава 20. Домашние перепалки голубков.

[30 декабря.] 

Я так и валялся в кровати, пока Александр Андреевич не вышел из номера – я не смог смотреть на него, не мог допустить, что бы он видел меня голого. Я ничего уже, конечно, не терял, но… Обойдется, педик. К слову, задница болела, хоть он и сказал, что был осторожен и не порвал меня. Но, честно говоря, я думаю, что могло всё болеть гораздо больше. 
Прикрываясь одеялом от неизвестно кого, я оделся. И тут меня осенило, что я совершенно чистый. Ни крема, ни спермы… Я посмотрел на кровать. Та тоже была чистой. А ведь постельное белье другое было! Значит, он перестелил? Погодите… значит, меня он вымыл?! Я жутко покраснел от этого, ноги как-то ослабли и я плюхнулся на кровать. О чем сразу пожалел. Боль так вставила в задницу, что я завыл, а глаза намокли. С всхлипом я осторожно лег на живот, чтобы не было так больно. Открылась дверь номера. Увидев, что это Александр Андреевич, я спрятал голову в руки, дабы не видеть его. Я прекрасно слышал все его перемещения по комнате: сначала он замер у кровати, потом обошел её, поставил что-то на столик, вернулся к другой стороне и присел на неё. Моё сердце чуть не остановилось, оттого что он оказался настолько рядом. Впрочем, я не ошибся – в следующую же секунду я почувствовал руку, поглаживающую… мой зад. Я подскочил на кровати, уже не обращая внимания на боль, попытался отползти подальше, но учитель перевернул меня на спину и навалился сверху, хорошо хоть несильно придавливая своим весом. Он оперся на локти по обе стороны от моей головы и с неким лукавством стал разглядывать моё покрасневшее лицо. Я пытался как-то отвернуться, но это не представлялось возможным. Александр Андреевич наклонился поближе ко мне, поцеловал в щеку, также легко прикоснулся к губам.
— Ну?
— Что «ну»?! – немного истерично переспросил я. Он тихо засмеялся:
— Не поцелуешь меня?
— Не-ет! 
— И почему же? – недовольно сузив глаза, спросил он.
— А… а… а с чего я должен?! 
— Ты же меня… — он опалил дыханием моё ухо, прошептав, — …лю-бишь…
Хотелось это отрицать, возмущаться, но… не имело смысла. Я ведь признался ему вчера, отдался и я… я действительно полюбил этого наглого и обожающего смущать учителя. Поэтому, вспомнив вчерашнее, обнял его за плечи и потянулся к его губам. Александр Андреевич сначала удивился, его глаза округлились, но потом он понял, что я больше не намерен сопротивляться (по крайней мере, пока) и сам напористее начал меня целовать. Как это всё-таки приятно… Англичанин оторвался от меня:
— Ну, всё, хватит. – Я протестующе и недовольно замычал, отчего учитель изогнул бровь, но потом как обычно гаденько засмеялся. — Завтракать давай, — пояснил он свою остановку.
Вообще, пришлось есть лежа по понятной причине. Из-за этого всё время завтрака я буравил англичанина взглядом, а тот, похоже, только радовался, смотря на мою недовольную мордочку. Но мне удалось «случайно» запулить в него манной кашей. А он за это «случайно» хлопнул меня по моей многострадальной попе. 
Позавтракав, я стал смотреть ТВ, Александр Андреевич принялся за чтение какой-то газеты, сидя на кресле.
— О, — меня осенило. – А что там с мотоциклом-то?
— Его обещали починить к завтрашнему дню, — сказал учитель, перевернув страницу. – Как раз успеваем к Новому Году подъехать.
— А что, быстрее никак?! – недовольно спросил я.
— Никак, — он укоризненно на меня посмотрел. – Поломка серьезная.
— И что же там такого?!
— Какая тебе разница, — он вздохнул. – Даже если его починили бы и сегодня, то мы бы всё равно не поехали.
— Это почему?.. – англичанин гаденько улыбнулся, взглянув на меня.
— Боюсь, пока не готова к дальним путешествиям твоя милая попка.
Я снова густо покраснел, а Александр Андреевич громко засмеялся, запрокинув голову. Его, всё-таки, безумно забавляла моя реакция. Надо отучаться так делать, чтобы не доставлять ему удовольствия. Я поднялся на колени и бросил в ржущего учителя подушку с кровати. Большую, хоть и не очень увесистую. Та попала ему прямо в лицо, заставив заткнуться. Теперь заржал я. Ну, до того момента, как ко мне не вернулся мой снаряд. Битва, значит?!
В конце концов, остановились мы только, когда подушки были порваны, повсюду и, главное, в наших волосах была куча перьев. 
— Чертёныш, из-за тебя мне придётся платить ещё и за подушки… — недовольно сказал учитель, плюхнувшись рядом со мной на кровать.
— Нехрен было ржать! 
Александр Андреевич закатил глаза. Потом вздохнул и посмотрел мне в глаза. Я чуть порозовел от нашего зрительного контакта. Англичанин рукой погладил мою щеку и приблизился к моим губам. Нежный поцелуй, от которого трепетало сердце, был прерван стуком в дверь. 
— Войдите, — разрешил учитель, нехотя оторвавшись от меня. 
То была Марь Степановна, у которой рот открылся, глядя на наш птичий рай. Учитель, пообещав за всё заплатить, вежливо и обезоруживающе улыбнулся (не понимаю, почему он, то мерзкий подкольщик, то вежливый дядя-паинька…). Женщина лишь кивнула, скрылась за дверью и принесла пылесос, которым за пять минут всё убрала. Потом она принесла другие подушки и кружки с заваркой, наполненный электрический чайник, лимон, печенья и пирожные. Удалилась, пожелав приятного отдыха.
Александр Андреевич снова вернулся к чтению газеты, а я – к просмотру ТВ. Но было как-то скучно, я не знал, чем бы ещё заняться. Мой взгляд упал на чайные принадлежности на столике, и я поднялся. Включил чайник. Чуть помедлив, спросил:
— С-саш… т-ты… ты будешь чай, Са-аш? – учитель отвлёкся от газеты, удивленно вскинув брови:
— Это ты мне?
— Кому ж ещё-то? – недовольно пробурчал я. – Тебя же Сашей зовут, – он положил газету на стол и подошел ко мне.
— Для тебя я – Александр Андреевич. И обращаться ко мне надо на «Вы». – С той же гадкой улыбочкой он обнял меня за талию и чмокнул в губы. – В каких бы мы с тобой отношениях не состояли. Понял?
— Эээ… это у тебя фетиш, что ли, такой? – недоверчиво протянул я, осмотрев его.
— Ты меня не слышал? – он изогнул бровь.
— Тогда Вы называйте меня… ну, Господином! – я развел руками, учитель отошел и пожал плечами:
— Господин, — вкрадчиво начал он, — Вы мне оценки не ставите, так что я ничем не рискую… — он гаденько улыбнулся и уселся на кресло.
— Сволочь. – Процедил я сквозь зубы.
— Я всё слышал. И, да, чай буду. С лимоном.
Я даже смог присесть на пятую точку, найдя положение, когда больно было… не так сильно. Александр Андреевич довольно засмеялся.
— И, вообще, — решил я начать гневную тираду за чашечкой чая (просто, если что, я смог бы вылить на него горячий чай, хехе). – По-моему, сэ… эээ… — заминочка вышла в неподходящее время, — с-с-се-сс-е-еэ-э-эээ… в общем, это после первого признания, и то, только моего – слишком!
— Разве? Просто ты ещё маленький.
— Просто Вы уже педофил.
— Тебе же не десять лет. Уже шестнадцать.
— И именно поэтому Вы стали преподавать у 10-х классов! – воскликнул я, уличив учителя. – Чтобы не посадили!
— Так получилось совершенно случайно! – он покачал головой. – И совершенно случайно вышло, что ты меня возбуждаешь.
— Я?! Возб…возб…я?!
Он засмеялся:
— Какой ты лапочка, — гаденько произнес он.
— Я НЕ ЛАПОЧКА!!!
— Да-да, конечно, — ответил он мне, будто ребенку, от которого надо отвязаться.
— Я серьезно! 
— И я, — он пожал плечами.
Поняв, что этот спор всё равно ни к чему не приведет, я отвернулся от него и надулся, впрочем, ненадолго. Говорить меня с ним заставило моё же чертово любопытство:
— Кстати, а что Вы ходили вечером покупать в аптеку?
— Ну… — он хищно оскалился. – То, что сильно нам помогло.
— «Сильно помогло»? – не понял я. – Ааааэээээ… смазка, что ли?!
По его довольной лыбе понял – я попал в точку. (п/а: да поняли уже все, кроме тебя, Соколик, ну…)
— Здесь есть аптека?
— Нет. Смазка была у меня в сумке, с мотоциклом.
— Нормально?! А если бы я Вам не дал?!
Учитель, похлопав глазками, с совершенно невинным видом произнес:
— А кто бы тебя спрашивал?
— Что-о-о?! Вы меня изнасиловать хотели?!
— Да ладно, — отмахнулся он. – Тебе бы всё равно понравилось.
Сказать, что я офигел, значит, ничего не сказать. И опять же не понятно из-за чего: то ли от наглости учителя, то ли от его самоуверенности.
Я снова улегся на кровать, смотря в потолок скучающим взглядом. Учитель вздохнул:
— А хочешь, обрадую?
— Ну?.. – флегматично спросил я.
— Снег выпал. – Я распахнул глаза и резко вскочил. 
– Правда?!
Учитель кивнул мне на занавешенное окно. Я раскрыл плотные шторы, и в глаза ударил яркий свет. Более-менее привыкнув, я увидел заснеженную дорогу, деревья, садик мотеля… 
— Боже, радуешься, как ребенок…
— Как хочу, так и радуюсь… — пробубнил я. – Я на улицу! 
— Никуда ты не пойдёшь. – Он схватил меня за руку и усадил к себе на колени. – У тебя не такая уж и теплая одежда. 
— Ну…я… хочу! – я елозил и пытался вырваться.
— Останься со мной, — он лукаво улыбнулся и прижал меня к себе. – Согрею тебя…
— Мне не холодно! – огрызнулся я, подозревая что-то неладное, смотря на его странную улыбку.
— Тогда мне холодно. Поэтому останься, чтобы согреть меня. – Я закатил глаза. 
— Вы взрослый дяденька, согреете себя са…
— Вот именно, — перебил меня учитель. – Я взрослый дяденька, и мне надо регулярно… — он недвусмысленно расстегнул пуговку на моих джинсах.
— Нет-нет-нет-нет-нет-нет!!! – я таки спрыгнул с его колен и отполз назад, пока не уперся спиной в кровать. – Руки прочь, грязный извращенец!
— Хватит комедию ломать… – Александр Андреевич поднялся со стула и стал приближаться.
— Нет! – я перемахнул через кровать и подбежал к двери. – У меня ещё со вчера болит! – Я подергал ручку, пытаясь выбежать из номера. – Она заперта?! Спасите! Извращенец! Здесь извращенец! Насилуют! Спа…ммм… — мой рот был заткнут поцелуем. 
— Да не кричи ты так, — прошептал мне на ухо англичанин и сильнее прижал к двери. – Тебе же вчера понравилось…
— Не… ах! – Александр Андреевич прикусил мочку моего уха, очертил языком изгибы его раковины. – У меня ещё болит… — захныкал я. – Не на… чертов…
Но англичанин, не слушая меня, залез рукой под мою футболку, стал поглаживать грудь, царапнул сосок, вызвав легкий стон и краску на лице.
— Молодежь, не хотите ли в лото сыграть? – послышался голос с другой стороны двери.
— Да! – я радостно вскинул руки.
Александр Андреевич тихо выругался, а я победно улыбнулся. 
Так ему пришлось отпереть дверь и пойти с нами вниз.
Вместе с чаем (опять чаем) за игрой начался и разговор.
— Ох, молодёжь, как вы вчера зажигали! Хохо~ – женщина чуть покраснела.
— Зажигали? – переспросил я.
— Да-да, на весь мотель слышно было, хохо! – я выплюнул приготовленный чай фонтанчиком.
— Что?!
— Ка-а-ак стонали! Особенно ты, Димочка под Сашенькой та-а-ак стонал!
Я густо покраснел и стал хлопать ртом как рыба, не зная, что на такое ответить, как выпутаться.
— Ну, я же знаю толк в таких делах, — совершенно невозмутимо и даже вежливо сказал учитель.
— Ч-ч-че?! Я-я… это не то, что Вы подумали… это…это… это…
— Ах, молодость, молодость! – мечтательно протянула Марь Степановна. 
Видимо, её совершенно не смущал тот факт, что мы оба парни и то, что один довольно намного старше другого. 
— Вот хорошо, что я дала вам комнату с одной кроватью! И знала ведь, что вы – пара!
— Так других и не… — и тут меня осенило. – Были и другие?!
— Конечно, Соколов, — Александр Андреевич покачал головой. – А ты – неразумный ребенок. Не бывает же таких глупых совпадений.
Я действительно почувствовал себя неразумным ребенком. Это ж надо ж! Хотелось биться головой об стол. Может, тогда бы мозги там завелись? Или как-нибудь их приманить можно? Чем? Чьими-то мозгами (о, Господи)? Отпадает. Просто попросить? Навряд ли. Печеньем и конфетами? А, нет. Печеньем и конфетами я приманю только тараканов. А их мне больше не надо! И так куча нелегально живет! А! Или мозги всё-таки в стул перетекли в первый день нашего с учителем знакомства?!
— Погодите… — насторожено начал я. – Значит, мотоцикл не сломан! 
Ну, элементарно, Ватсон! Что же я сразу не догадался?!
— Нет, — прервал мои мысли Александр Андреевич. – Он действительно сломался. Просто так получилось, что недалеко отсюда, — я недоверчиво посмотрел на англичанина. – Честно, — он поднял правую руку.
Хм, предположим.
Немного поиграв в лото, остальную часть дня я держался хозяйки мотеля, которая крутилась у стойки, пытался ей помогать, пока Александр Андреевич, сидя в холле на кресле, из-за газеты злобно на меня позыркивал (потому что я ему не дал. Не что-либо, а просто не «дал» :D). Когда Марь Степановна не разрешала мне что-то делать, и я оставался стоять столбом, я начинал чувствовать кое-чьи руки на некоторых не совсем общедоступных местах и слышать какие-то пошлости на ухо, распространитель которых, в отличие от меня, совсем не стеснялся присутствия женщины. Александр Андреевич всё время порывался мне в чем-нибудь помочь, но я каждый раз категорично отказывался. А когда меня попросили вытереть пол, и пришлось торчать кверху попой… В общем, за один только этот день меня достало его поведение этакой похотливой мамки.
Что-что, а приблизился поздний вечер, и пора уже было ложиться спать. Я вышел из душа в одних пижамных штанах и застыл под раздевающим взглядом учителя, сидящего на кресле в одном коротком персиковом халатике (догадываюсь, кто ему это дал!). Я попробовал притвориться, что меня здесь нет и незаметно проползти до кровати, но на полпути остановился:
— Я, пожалуй, на полу посплю… — сказал я чуть хриплым голосом.
— Не-а. Спим на кровати.
Я замотал головой, но всё-таки залез на кровать, быстро завернулся в одеяло и отвернулся от учителя.
— Ты не будешь спать голым? – недовольно протянул Александр Андреевич.
— Нет, конечно! – пискнул я.
Учитель выдохнул и рывком стащил с меня одеяло. Я по инерции перевернулся на спину и увидел, что англичанин уже обнажен и горящими глазами меня оглядывает. Я вскрикнул и закрыл лицо руками, снова обозвав его извращенцем. Он опять же рывком, так, что я не ожидал, стянул с меня штаны. Я снова вскрикнул, весь сжавшись. Но учитель лишь поцеловал мой живот и обнял, уткнувшись носом в шею. Я перестал дышать, боясь хоть капельку пошевелиться.
— Александр Андреевич… — шепотом позвал я.
— М?..
— Можете… не сжимать меня так?.. – нет, он очень осторожно и несильно меня обнял, но это был шанс выпутаться. 
Меня не послушали. Что ж тогда засада. Когда он расслабится и не будет ожидать…
Как-то вывернувшись, я долбанул его коленкой по подбородку. Судя по тому, что он, схватившись за челюсть, откинулся на спину, он, наверное, прикусил язык, и я чуть не выбил ему зуб. Я стал нервно посмеиваться – с одной стороны, было неудобно, что я сделал учителю больно, а с другой я ликовал, оттого что смог выкрутиться. Но когда он приподнялся и недобро на меня зыркнул, смех тут же прекратился. Я с криком «Спасите!» попытался отбежать от разъяренного англичанина, но тот, рывком хищника схватил меня, не давая возможности двинуться. Он, повернув меня к себе лицом, прижал, дыша мне в макушку. Я не сопротивлялся, снова поджидая момент, когда он расслабится, потеряет бдительность, и я смог бы выпутаться, но потом, сам не поняв как, уснул в теплых объятиях Александра Андреевича.