Выгнать оставшихся пьяных людей не составило особого труда, учитывая, что помогал ей Ник. Обычно, когда она делала это самостоятельно, получалось с трудом. Люди начинали внимать ей только тогда, когда она угрожала, что позовет брата. Тогда и только тогда они реагировали. С Ником все было проще, учитывая, что после бойни он выглядел обозленным и устрашающим. Ему достаточно было просто посмотреть на пьяницу «своим» взглядом, и тот мгновенно все понимал. К особо тяжелым случаям, как, например, закинутый наркотой, человек в ванной, Ник ее даже не подпускал. Только лишь очень деликатно отталкивал рукой, кивая головой в сторону пьяных десятиклассниц.
Лиса старалась не смотреть на него, потому что боялась реакции своего тела, которая буквально кричала о том, чтобы она коснулась его.
Хотя бы разок.
Единственными, кто не реагировал на его грозный вид, были близняшки, которые не смогли получить свою порцию его внимания и были в глубоком расстройстве. Девушки были определенно под чем-то, потому что вели себя так, как будто Никита был последним человеком на земле. Топы были задраны так, что одно лишнее движение — и пышная грудь выпрыгнет наружу. То же касалось и юбок.
Но они, казалось, этого не замечали. Терлись об него, пытались залезть своим языком в его рот, а самая смелая из них попыталась расстегнуть его ширинку. Волкова старалась сдерживать рвотные позывы и жгучую ревность, когда одна из них, когда Ник затаскивал их в такси, таки сумела поцеловать его.
Шлюха.
Мгновенно хочется выдрать все ее идеальные уложенные волосы, пройтись кулаком по кукольно-красивому лицу, чтобы она не смела даже смотреть больше в его сторону. Но Лиса лишь сжимает кулаки, заходя в дом, чтобы не увидеть больше подобного.
Комнату, в которой спал под действием сильного снотворного Олег Туманов, решено было запереть, потому что Макс захотел поговорить с тем, как только он очнется. Лису в эту комнату так же не пустили, хотя женское любопытство разыгралось не на шутку, но нельзя было сказать, что она сильно расстроилась.
Благо, не было проблемы в виде разъяренного пьяного брата. Влад мирно посапывал в своей комнате, что было удивительно, потому что обычно он редко сам до нее добирался. Лиса лишь сняла с него кроссовки и джинсовку, накрывая теплым пледом. Улыбнулась, заметив, как он забавно морщит нос, когда спит.
Детская привычка.
По самым оптимистичным прогнозам, Влад должен проснуться к двум часам, за это время они должны успеть придумать, что сделать с Тумановым. Лиса решила не думать об этом вообще. Было довольно трудно держать веки отрытыми, учитывая, что часы показывал половину четвертого утра. Она слишком устала за сегодняшний день, поэтому единственным ее желанием было принять душ и лечь в теплую постельку, чтобы этот ужасный день, наконец, закончился.
Еще она хотела позвонить Лексу.
Хотелось встретиться с ним и рассказать все, что происходит. Рассказать, что она сделала. Извиниться. Потому что совесть раздирала все изнутри, крича о том, какой противной гадкой шлюхой она является. Понимала, что, скорее всего, он уже давно спит, глядя на его номер на экране дорогого телефона. Пошла в душ с полным осознанием того, что просто оттягивает момент.
Ей просто стыдно.
Лиса боялась услышать его счастливый голос, боялась, что просто расплачется ему в трубку от того, какая она дрянь. Лекс любит ее, а она не ценит, раз позволила Нику поцеловать ее, раз сама ответила на его ласки. Волкова не могла не признать, что хотела этих поцелуев, прикосновений. Она хотела Ника. Как бы она не хотела отрицать это, как бы ни хотела кричать о том, что это все ложь, она не могла.
Прохладные струи воды освежали мысли. Темные волосы мгновенно стали тяжелыми от воды. Мама всегда говорила, что волосы — это фамильное наследие семьи Волковых, запрещая Лисе отрезать их даже на несколько сантиметров. Закрыла глаза, подставляя лицо под успокаивающий поток воды. Руки еле-еле коснулись губ, вспоминая, как Ник целовал. Совсем не так, как это делал Лекс. Ник не боялся ранить ее, не боялся разбить. И это ей нравилось.
Она не фарфоровая кукла, чтобы так переживать за нее.
Она сильная.
Выйдя из ванной, она схватила телефон и нажала кнопку вызова. Номер Лекса был уже набран. Напряженно вслушивалась в долгие гудки, дрожа от непонятного ей страха. Это же Лекс. Чего бояться? Она боялась его реакции завтра, когда она попробует все рассказать. Что он будет делать? Кричать, обзывать его самыми гадкими словами или же молча уйдет, не сказав ей ни слова?
Волкова не могла выбрать вариант, который был бы хуже.
— Алло, — в трубке раздался счастливый женский голос. — Вам нужен Леша?
Лекс редко кому-то позволял брать в руки свой телефон, только самым близким людям, а голос девушки был ей совершенно не знаком. В груди зашевелился противный червяк подозрения, который она хотела вырвать оттуда как можно скорее.
Успокойся, Лиса.
— Да, а вы кто? — поинтересовалась Алиса, стараясь сохранять вежливый тон.
Она и не заметила, с какой силой сжала железную крышку телефона. Казалось, что он вот-вот треснет по швам. Полотенце упало с волос, которые тяжелыми мокрыми прядями рассыпались по плечам, но Волкова, казалось, не замечала этого, вслушиваясь в напряженную тишину в трубке.
— Я его девушка, а вы, простите, кто? — возмутился голос. — Время-то видели вообще? Леша в душе, если это что-то срочное, я могу его позвать.
Руки задрожали так, что стало трудно держать телефон. Она просто не могла поверить в то, что слышала. Это просто не могло быть правдой. Нет. Нет. Нет. Губы отказываются произнести хоть слово девушке в ответ. Она просто не может, словно застыла. Соленые капли начали скапливаться в уголках глаз, но Волкова упрямо сдерживала их, буквально вопя на свое сознание.
Это какая-то ошибка. Недоразумение.
— Милая, с кем ты разговариваешь? — нежный, такой родной голос раздается в трубке, и все внутри разлетается на множество маленьких кусочков.
Телефон летит в стенку, разбиваясь, а слезы, наконец, потоком вырываются наружу. Самая настоящая истерика. Она не замечает, как тело начинает содрогаться в рыданиях, а ноги подкашиваются. Хрупкая фигурка опускается на пол, сжимаясь в маленький комочек. Практически ничего не видит из-за пелены слез, но чувствует, как в груди что-то больно режет.
Она так страдала от того, что может сделать ему больно. Ее так грызло собственное сознание от ее поступков, что Волкова просто не могла совладать с собой. А он все это время изменял ей. Так просто. Не заботясь о ее чувствах. Словно она не живой человек.
Каждый поцелуй, каждое прикосновение Никиты Фролова к ее телу было столько же больно, сколько и приятно.
Она ненавидела себя за эту слабость, презирала, корила. Хотелось просто придушить себя за то, что это тело так тянулось к этому человеку. Сейчас же хотелось просто дать себе по голове за то, что была такой слепой все это время. За то, что пыталась хранить верность человеку, который вообще не знает о существовании этого слова. Она любила его, черт возьми.
До сих пор любит, каким бы ублюдком он ни являлся.
Не ее вина, что любит она его не той страстной и одновременно нежной любовью, которая сопровождает отношения. Не ее вина, что он не смог стать центром ее вселенной. Не ее вина, что Никита Фролов заполняет каждую частичку ее сознания. Она не хотела этого. Хотела только лишь, чтобы ее кто-то любил. Хотя вряд ли такой человек, как Ник может любить кого-то, кроме себя самого. Но он, по крайней мере, создавал видимость того, что она важна ему.
Никита Фролов любит только Никиту Фролова. Пора бы уже уяснить для себя это коротенькое, но весьма правдивое выражение, которое с иронией передавалось из уст в уста в их школе, в которой все обо всем если не знали, то догадывались.
Неужели она заслужила все это? Ей всего лишь семнадцать, а на ее плечах столько проблем. Она должна радоваться жизни, слушать щебет многочисленных подружек и обсуждать мальчиков на пижамных вечеринках, а не убиваться по самому «нехорошему» варианту для нее, разбираться с выходками брата с обостренным чувством заботы, пытаться выяснить, кто хочет их всех убить и умирать от боли, потому что человек, которого она считала идеалом, растоптал ее ожидания.
Но в груди было что-то еще. И за этот маленький росток она так отчаянно пыталась цепляться, чтобы удержать сознание на плаву. Чтобы окончательно не утонуть в собственной истерике.
Облегчение.
Она больше не связана этими узами, которые тянули ее вниз, словно огромный булыжник. Если бы Лекс действительно питал к ней сильные чувства, то он не поступил бы так. Она лишь на миг представила, что было бы, если она узнала бы об этом хотя бы месяц назад, когда еще не было такой необъяснимой тяги к Фролову. Когда она заглядывала в рот Лексу, жадно впитывая каждое его слово. Если так больно сейчас, то, что она чувствовала бы тогда?
Даже представлять такой исход не хотелось.
Тело не слушалось ее. Но ей было необходимо это. Просто выплакаться. В одиночестве. Как делает каждая девушка в этом мире. Чтобы вся боль, накопившаяся за это время, наконец, вышла наружу, оставляя ее в покое. Но, судя по всему, поплакать в одиночестве ей было не суждено, потому что в комнату вошел тот человек, которого она меньше всего хотела сейчас видеть.
Никита Фролов стоял на пороге ее комнаты, с непониманием и беспокойством глядя на нее. Всего несколько секунд ему хватило, чтобы понять, что что-то произошло. А в следующий момент он уже был на коленях возле нее.
YOU ARE READING
Дышу тобой
RomanceОтношения этих двоих можно охарактеризовать лишь одним словом. Ненависть. И они оба увязли в этом чувстве по уши настолько, что уже не могут дышать без нее. Они оба дышат их ненавистью. Но, может, они ошибались все эти годы, и это нечто другое?