— Так и будешь молчать, Волчонок? — поинтересовался Фролов, открывая старое полуразваленное трюмо, судя по всему принадлежавшее какой-то юной девушке несколько лет или десятков лет назад.
Лиса упорно старалась игнорировать в принципе существование Фролова в этой комнате. За все то время, что они были наедине, она ни разу не посмотрела на него, хотя кожей чувствовала на себе его любопытный, искрящийся весельем взгляд. Он сам нарывался на ссору с ней, специально выводил ее из себя, будто бы желал ее гнева.
Но фраза, которая стала девизом этого дня, успокаивала ее, заставляла держать себя в руках, несмотря на все провокации с его стороны.
Пошел он.
— Не в моих правилах вести диалоги с пьяными людьми, — размеренно произнесла она, стараясь придать своему голосу максимальный оттенок равнодушия, отодвигая потрепанное кресло.
Она не могла с уверенностью заявить, что пребывание Никиты в этой комнате нисколько ее не волнует. Нет, она буквально сдерживала все внутри себя, чтобы ничем не выдать то, что его присутствие поднимает в ней вулкан эмоций. Да, один его взгляд, брошенный в ее сторону, заставлял ее тело сковываться от напряжения.
Чертов манипулятор.
Он ведь знает, прекрасно знает, что она испытывает к нему, знает, как тяжело ей подавлять эти чувства в себе, потому что она с Лексом. Хочет унизить, растоптать, ткнуть носом в ее же чувства к нему, но она не позволит ему. Волкова не будет играть в его игры.
Не на ту напал, ублюдок.
— Брось, Волчонок, я прекрасно контролирую свою речь даже с алкоголем в крови, — произнес он, делая несколько шагов в ее сторону.
— К сожалению, Ник, ты не можешь контролировать свой член, — усмехнулась она, пытаясь скопировать его тон, намеренно уходя от него в другую часть комнаты.
Комната, которая была самой близкой к лестнице, определенно принадлежала девочке-подростку, судя по оборванным плакатам на стенах и выцветшим персиковым обоям. Окно было разбито, но этот свежий ветерок был для Лисы спасительным, потому как от Фролова исходил необъяснимый жар.
Она не должна этого всего чувствовать к нему.
— Ревнуешь к Лоле и Лиле? — интересуется он, перехватывая тонкое запястье, заставляя девушку все-таки развернуться к нему и посмотреть, наконец, в глаза.
Лиса раздраженно, практически истерично, вырывает свое запястье из его руки, но взгляд не отрывает, стараясь вложить в него как можно больше равнодушия и отвращения, чтобы он был пропитан им. Чтобы Ник почувствовал всю эту горечь, чтобы его привычная ухмылка стерлась с его лица.
Ее раздражала эта его самовлюбленная ухмылка.
Она нравилась ей.
— Боже, у них даже имена шлюшеские, Фролов, — она картинно закатила глаза, произнося эту фразу со всей язвительностью, на которую она была способна. — Зачем мне тебя ревновать, если у меня есть парень? Думай головой, хоть иногда, будь добр.
Лгунья.
Неужели она думает, что он поверит во всю эту маску после того, что было между ними? После того, как он чувствовал, насколько ее к нему тянет, насколько она бывает податливой. Пускай сколько угодно цепляет на себя эти маски, прикрываясь своим никчемным парнем, он все равно знает правду, как бы она не старалась внушить ему обратное.
Он не Самойлов, его такими фокусами не проведешь, Волчонок.
— Из тебя чертовски хреновая лгунья, Волчонок, ты абсолютно ничего не чувствуешь к своему «парню», — Ник изобразил в воздухе «кавычки», с полнейшей уверенностью во взгляде глядя на нее. — Зато ко мне тебя тянет, я уже это доказал в библиотеке.
— Не неси ерунды, ты пьян, — отшутилась она, пряча от него взгляд, который перестал казаться ей таким сильным и уверенным, как раньше. — Я пойду в другую комнату, здесь все равно ничего нет.
Взгляд лихорадочно метался по комнате, ища пути для отступления. Ей необходимо было срочно сбежать от него, иначе она скажет или сделает то, о чем впоследствии очень сильно пожалеет. Он рушит одной лишь фразой всю оборону, которую она так тщательно вокруг себя строила.
Соберись, черт возьми.
Она уже практически подходит к спасительной двери, когда Фролов нагоняет ее. Разворачивает к себе, резко хватая за подбородок так, что их взгляды — испуганный ее и уверенный его — всего на мгновение соприкасаются, а потом его губы накрывают ее в болезненном поцелуе. Сейчас нет никакой нежности, нет никакой аккуратности и бережности, только резкость, страсть и всепоглощающая похоть.
Лиса отвечает ему практически сразу, кусая за нижнюю губу практически до крови, оттягивая, словно мстя за то, что он заставил ее за сегодня пережить. А он не против такого наказания, позволяет ей делать все, что она захочет. Кусаться, тянуть за волосы, царапать до крови шею своими длинными коготками.
Только бы не останавливалась.
Вновь осознает, насколько она маленькая. Когда руки сильно обхватывают ее тонкую талию, прижимая к его торсу, буквально вжимая ее в себя. Хотел почувствовать ее всю. Эти мягкие пухлые губы сводили его с гребанного ума, она умудрялась одним только поцелуем довести его до такого состояния, что он готов был убить всех, кто им помешает.
Сучка.
— Парень, говоришь, да? — усмехается он ей в губы. — Любишь его, да? Его ты точно так же целуешь, Волчонок?
Он вдруг представил эту крошку в чужих руках и в груди что-то неприятно закололо. Он никогда не видел, чтобы они прилюдно целовались. Никогда не видел ничего, кроме простых, практически дружеских объятий, судя по всему, Алиса стеснялась проявлять свои чувства на публике или же боялась, что увидит Волк. Исключение составлял тот случай, когда ублюдок чуть не изнасиловал малышку.
И хорошо, что он не видел, как она отвечает ему взаимностью. Фролов не имел ни малейшего понятия, как бы он поступил, увидев, как Самойлов трогает ее хрупкое дело, как она не сопротивляется, как он целует эти мягкие губы. Непроизвольный рык вырвался изо рта, а руки сильнее сжали тонкую талию.
Хотелось, чтобы девчонка, наконец, поняла, что она заслуживает большего, чем этот сопливый щенок, который возится за ней хвостиком. Она заслуживает человека, который будет принимать ее такой, какая она есть, потому что она прекрасна. Без всех милых масок и искусственных улыбок, она прекрасна в своей язвительности, в своем заразительном смехе, даже в своей злости.
Он не заслужил ее.
— Ник, остановись, — шепчет она, когда он переключается на ее шею. — Там Макс, Клэри...
Она чувствовала себя так чертовски паршиво от того, что получала от этих объятий и прикосновений такое удовольствие. Она чувствовала себя прогнившей шлюхой, которая не имела права даже близко подходить к Лексу. Даже смотреть в его сторону, потому что она вся запачкана в нем. Во Фролове. Потому что кожа горит от его прикосновений. Он словно оставляет на ней свои отпечатки и Лисе кажется, что каждый сможет их увидеть. Она понятия не имела, что она будет делать дальше с этим. Волкова никогда не хотела оказать в такой ситуации.
Она не хотела чувствовать все это по отношению к Фролову. Эти мурашки по телу, это неистовое желание, чтобы он не прекращал это делать. Целовать, касаться, потому что это было глотком свежей воды для нее.
Она изменила Лексу, в который раз.
— Ты его бросишь, Волчонок, понятно? — рычит он совсем рядом с ее губами. — После всего того, что произошло, не смей даже заикаться о том, что ты его любишь. Если я еще раз увижу тебя рядом с ним, от него не останется ни единого живого места. Слышишь меня? — прикусывает очень нежно мочку ее уха, что совсем не вяжется с агрессивным тоном. — После этого он и на пять метров к тебе не подойдет.
Дрожь по телу от каждого слова. Она прекрасно понимает, что он прав. Она не заслуживает такого парня, как Лекс. Слишком светлый и хороший человек для такой запачканной, как она. Самойлов не выдержит дольше в ее прогнившем мире, который полностью состоит прогнивших людей, которой и является она сама. Фролов из ее мира, он ее понимает. Такой же, как и она.
Как бы она не хотела отрицать это.
Он из ее мира.
Дверь резко распахнулась, заставив Лису резко отпрыгнуть от парня, на лице которого снова заиграла его привычная ухмылка с легким оттенком насмешки, который был присущ ей. Словно ничего и не было. А она едва себя сдерживала, чтобы не показать все те эмоции, которые бурлили в ней.
На пороге стояла до смерти бледная Клэри, упираясь на дверную рамку. Лиса ахнула от удивления, когда увидела пропитанные кровью джинсы на ноге подруги. Кларисса тяжело дышала, бормоча что-то себе под нас, как увидев парочку, воскликнула:
— Ник, на первом этаже в подвале драка, их много, у них есть ножи, Блэку нужна твоя помощь.
Ник сорвался с места мгновенно, не задавая лишних вопросов. Только лишь крикнув напоследок, чтобы они даже и не думали о том, чтобы спускаться в подвал, при этом одарив младшую Волкову довольно красноречивым взглядом. Клэри пыталась отдышаться, однако сердце колотилось с такой силой, что она была не в силах обуздать его. А что будет, если кто-то успел ранить его ножом? А что если ему нужна помощь? Чувство вины грызло ее изнутри.
Дура. Самая настоящая дура ты, Кларисса Ковалева.
— Что с ногой? Боже, Клэри, рану необходимо перевязать! — взволнованно пробормотала Лиса, но Клэри стразу отметила странное состояние девушки. — Что там произошло, черт подери?
Ковалева села на полуразваленный стул, позволяя Волковой затянуть рану своим шарфом. Слабость окутывала тело, а веки начинали медленно опускаться, хотя девушка и пыталась держать их открытыми. Вместе с кровью силы покидали ее тело. Но девушка не позволяла себе отключиться. Она не имела на это никакого права после того, в какое дерьмо она всех ввязала.
Оставалось только надеяться на то, что Ник успел вовремя, и с ними обоими все будет в порядке.
Клэри постаралась все объяснить Алисе, что произошло со всеми подробностями, пока они спускались на первый этаж. Впервые в жизни, они собирались поступить так, как им сказали, понимая, что только принесут еще больше вреда, если попытаются помочь. Из подвала раздавались мощные удары, ругательства и звуки разбивающегося стекла.
Но им оставалось только лишь послушно сесть в машину и дожидаться возвращения парней.
YOU ARE READING
Дышу тобой
RomanceОтношения этих двоих можно охарактеризовать лишь одним словом. Ненависть. И они оба увязли в этом чувстве по уши настолько, что уже не могут дышать без нее. Они оба дышат их ненавистью. Но, может, они ошибались все эти годы, и это нечто другое?