Пахнет твоим любимым молочком для тела с ароматом ванили, который забирается в самые легкие, пытаясь остаться там навсегда. Слегка кружит голову, и понимаешь это, когда беспомощно пытаешься выставить руки перед собой, но из-за удовольствия, которое влечет нарушение координации, ты снова опускаешься безвольно на подушку, пропитанную все тем же простым и сладким запахом детства. Это тот самый запах простых ванильных рожков мороженного, которые дети не кусают, слизывая подтаявший слой, зная о неприятных ощущениях, тех самых, когда зубы сводит от холода.
Так и с Чонгуком. Он весь пахнет ванилькой, такой сладкой и приторной, особенно когда вот так нежно целует лопатки, проходясь по ним шершавыми пальцами. Кажется, с ним все стереотипы о том, что мужчинам нравятся только грудь и пятая точка, рушатся, рассыпаются прахом.
Потому что самая любимая часть твоего тела для него — спина, с выступающими лопатками и позвонками, чуть загорелая и обычная. Но только не для парня, что может часами облизывать шею, прикусывать тонкую кожу меж лопаток, как он ласково обзывает их «крылья ангела», и мурчать в район поясницы, придерживая тебя за талию рукой.
Так и сегодня, не успев зайти в квартиру, откинуть туфли в сторону и, наконец, принять такой желаемый в течение дня холодный душ, ты вдруг уловила тот самый запах в коридоре. Обычно это означало то, что парень принимает ванну, и что он чем-то недоволен или раздражен.
Ты моментально сбросив с себя одежду, оставшись в одном нижнем белье и выдохнув перед зеркалом, с чьей поверхности на тебя смотрело немного неуверенное отражение, тихими шагами добралась до ванной, где его и обнаружила.
Откинув голову, среди облаков пены, он лежал, расслабленно выдыхая и закрыв глаза, а вода слабо, но ощутимо дрожала от его глубоких вздохов. Он сразу же почувствовал твое присутствие, даже не открыв глаза произнес : «иди сюда».
А теперь ты тихо и утомленно стонешь на прохладном шелковом белье под своим парнем, которому совместного «принятия» ванны не хватило, твоего тела не хватило, а особенно твоих лопаток, которые щекочет и жжет от нескончаемых поцелуев.
— Боже, я трахаю ангела, — закатывает глаза он и делает уже наверно миллионный толчок в твое тело, заставляя сдавленно застонать и задышать судорожно в подушку.
Он аккуратно натягивает твои волосы, снова проходится по спине ладонью, собирая капли пота и ему правда кажется, словно из твоей нежной кожи режутся ослепительно белые, как кучевые облака, крылья. Его так заводит эта мысль, что толчки становятся быстрее, а твои стоны даже подушка не в силах сделать тише.
Парень ухмыляется, слизывает капельку пота, скатившуюся к губам и, опираясь на твои руки, опускается на твою спину, сокращая расстояния между вами до размера атомов. Носом зарывается в макушку, что все еще мокрая после ванной, и замедляется, целуя в плечо и оставляя слюну.
Медленные толчки — нисколько не портят секс, только заставляют подаваться назад, с каким-то животным упорством, изнывая от ощущений, отдающихся в мозгу. А он снова быстрее вбивается в тебя, дышит глубоко, обдавая теплым воздухом щеку и ушную раковину.
Шипит сдавленно, кусается, тянется за поцелуем, накрывает губы в агонии. А через пару секунд ты остаешься наедине с гулким быстрым стуком сердца и вспышкой света перед глазами, поддерживаемая лишь его руками.
Он кончает намного позже, когда вдоволь насладится твоим телом, измажет вдоль и поперек, кончает в тебя, как ему и хочется, а затем просто выбрасывает презерватив в урну. Смешно кривится, когда ты снова тащишь его в душ и не может оторвать глаз от тебя, натирающей с нежностью его разгоряченное тело.
Не может перестать тебя трогать, касается нежно, словно ты настолько хрупка, что осыплешься пылью из-за грубых прикосновений. А еще он очень любит целоваться, долго и мягко чуть задевая твои губы, просто прислоняться, будто он неуверенный в себе подросток, и стоять, ощущая твои ладошки на плечах, зная, что ты точно стоишь на носочках.
Без натирания твоей спины дело обойтись вообще не может. И ты знаешь, что он обязательно развернет тебя к себе спиной и непременно поцелует в шею, огладит лопатки. Потому что он думает, что ты и вправду ангел, а над твоей головой висит нимб.
— Несносная маленькая девочка, — шепчет он, когда ты засыпаешь, гладя по волосам. — Моя, — шепчет тише, прижимая к себе, боясь разбудить, от передоза щемящей нежности целует в плечо.
Он всегда засыпает с улыбкой на губах, потому что знает, что его ангел рядом с ним. А ты, просыпаясь, гладишь его по рукам, смотря в зеркало на прорастающие и видимые только тебе черные крылья.
