2000 миль на восток

Главная улица Америки

Мотель на 66 магистрали, до которой пришлось докатить в целях максимальной безопасности, светится в опускающемся тумане красной вывеской высоко над длинным рядом одинаковых одноэтажных комнат под навесом. Уже давно ночь, но, забрав старый ключ от номера с огромным деревянным брелоком, Чонгук паркуется позади наполовину заполненной стоянки.

Тэхёна приходится вытаскивать силой, он висит мешком и не подаёт признаков жизни, закинув на плечо, перехватив поудобней его и свои вещи, и топать по лужам, что отражают свет фонаря и букв, к номеру. На улице ужасная сырость, вот-вот пойдёт дождь, просто чудесно!

В комнате стандартно - две широкие кровати, напротив них зеркало и длинный узкий стол, под окном кресло. В углу у двери в ванную висит старый квадратный телевизор. Чонгук кидает сумки и укладывает омегу на постель, включает свет. Голова того лежит набоку, и наконец он видит глаза, совершенно пустые, красные, с залёгшими под ними синяками. Такие путешествия явно не для этого мелкого.

Альфа не знает что сказать, рассматривает замерший вентилятор под потолком, грязный ковролин, пожелтевший пластик чайника, старое огромное радио, привинченное к покрашенной стене, и пёстрые жёсткие покрывала. Жалости или сострадания в Чонгуке нет, есть злость и, слава небесам, понимание, что сейчас нужно быть максимально осторожным. Ещё более деликатным, чем пытался казаться, когда хотел сам подкатить, хоть и обещал не приставать. Были мысли повернуть всё так, чтобы мальчишка самостоятельно им заинтересовался.

Желтый свет ночников на тумбочках отражается от каких-то светло-сизых стен, и из-за этого лицо омеги кажется бледным как у трупа.

— Тэхён... — но, как и ожидалось, никакой реакции, лишь слёзы текут и дрожь по безвольному телу проходит волнами.

— Я сейчас отнесу тебя в ванную, а потом ты отдохнёшь, хорошо? — но омега даже не переводит на него взгляд. А как только собственные руки дотрагиваются до джинсовки, дёргается и взвизгивает.

— Да, блять! — он резко зажимает омеге рот, тот распахивает глаза так широко, что они остаются единственным, что выделяется на осунувшемся лице. Тэхён снова начинает биться в истерике, ревёт и брыкается, попадает в самый пах. Альфа шипит и отвлекается, как раз в этот момент его цапают за руку.

— Не трогай меня! — сипит Тэхён и, поскальзываясь на скинутом от копошения покрывале, неуклюже перелазит через вторую кровать, и рвётся к двери, выбегает на улицу. Приходится кидаться следом. Но чтобы не разбудить любопытных соседей, орать не вариант.