یک فن |P.M.

глава 7

Я покидаю бар и выхожу на улицу – там моросит мелкий противный дождь. Куда мне идти, я не знаю: только домой, но домой – страшно. Перед глазами мелькает то документ об усыновлении, то свидетельство о смерти, то поцелуй Пэйтона и Кейт. Сегодня меня дважды убили.
Я иду по улице и захожу в небольшую теплую кофейню. Заказываю безалкогольный горячий глинтвейн и крохотными глотками пью его, пытаясь согреться.
Мне звонит Авани – словно чувствует, что со мной что-то не так.
– Подруга, ты где? – осторожно спрашивает она. – С Пэйтоном?
– Нет, – отвечаю я. – Одна, в кофейне.
– Слушай, мне тут кое-что рассказали про него, несмело говорит Авани. – Но я не знаю, нужно ли тебе сообщать об этом.
– Говори, – резким тоном прошу я. – Пожалуйста, говори.
– Что-то не так? – настораживается она. Поссорились?
– Нет, потом расскажу – не могу сейчас. Иначе заплачу. Просто расскажи, что хотела, – прошу ее я. – Для меня это важно.
– Хорошо. Только учти, что у меня садится батарея. Итак, не знаю, правда это или нет, но есть кое-какие слухи, – аккуратно начинает подруга. – Если бы ты просто познакомилась с Пэйтоном, без всего этого цирка с цветами и анонимностью, то я бы и внимания не обратила. Однако… – Авани замолкает.
– Говори, – снова прошу ее я.
Я готова ее молить, чтобы она сказала. Мне нужно знать.
– Мурмаер долгое время встречался с Кейт, моделью, ну, той самой… Хотел жениться на ней. Однако у него умерли отец и брат, и что-то у них не срослось. Со временем он переключился на ее лучшую подругу. Она тоже модель. Типаж этой Кейт один в один. Эффектная брюнетка с умопомрачительными ногами. Только Кейт из обеспеченной семьи, а эта Лаурен приехала откуда-то  после победы в конкурсе красоты и звезд с неба не хватала. – Авани переводит дыхание. – В общем, он стал встречаться с Лаурен. И, как я понимаю, все вокруг недоумевали. Потому что Лаурен – это как копия Кейт, но, сама понимаешь, оригинал всегда лучше. Я тебе даже пришлю ее фото – нашла в соцсети.
Мне действительно прилетают две фотографии. На первой я вижу Кейт и Лаурен в каком-то парке они радостные и красивые. И действительно очень похожи. На другом снимке Лаурен вместе с Пэйтоном. Они сидят вместе в клубе. Он хмурый, а она улыбается. Его рука лежит на ее обнаженном плече – платья Лаурен предпочитает открытые.
– Эти фотки многого мне стоили! Помог найти Энтони – через какого-то своего знакомого, – нервно хмыкает подруга. – Если честно, он меня уже стал ревновать к Мурмаеру – мол, что за повышенный интерес?
– Спасибо большое, Авани. Ты лучшая в мире подруга, правда. А… что было дальше? – спрашиваю я со смесью страха и отвращения, вновь и вновь вспоминая, как Пэйтон целует Кейт. Интересно, они продолжили или смогли вовремя остановиться?
Авани молчит.
– Говори же!
– Он довел ее до самоубийства.
– Что? – словно очнулась я.
– Пэйтон Мурмаер довел эту девушку до самоубийства, – терпеливо повторяет подруга. – Она напилась таблеток, и ее нашли в собственной рвоте с его фотографией в руке. Похоронили в родном городке. Кейт сама всем занималась, хотя из-за Пэйтона они и перестали общаться. Потому что у этой Лаурен нет родственников – только отец-алкаш. Эх, жалко ее. Хотела сбежать из своего маленького городка, а сама…
Авани замолкает. Ей часто жалко людей. Какой бы самоуверенной или меркантильной она ни казалась, в душе Авани добрая.
– Но… Разве это говорит о том, что он подтолкнул ее к этому? – переспрашиваю я.
– Разумеется, нет. Просто ходят слухи, что… Пэйтон любит играть с девушками. Ну, то приближать, то отталкивать. То дарить невероятные подарки, то опускать. То совершать ради них безумства, то соблазнять. И Кейт держит на коротком поводке, и с другими дурочками играет. Так говорят, Элизабет, – вздыхает Авани. – А еще говорят про какой-то особый клуб, где делают ставки на людей – даже на смерть. И якобы он тоже там состоит, твой Пэйтон. Я, конечно, не знаю, что из этого – правда. Просто решила… что ты должна об этом знать.
– Спасибо, – благодарю я подругу. И вдруг понимаю: а ведь он послал меня к черту после нашей первой ночи. Может быть, все подстроено? Может быть, Габриэль давно ему все рассказал? Может быть, они просто наблюдали за мной и делали ставки?
Я не знаю, я отказываюсь что-либо понимать. Однако я чувствую, что все еще жива – мою грудь разрезает изнутри боль. И снова по лицу текут слезы. Как же мне надоело плакать.
– Мне стыдно, – говорит Авани. – Надо было не говорить.
– Ты правильно сделала, – возражаю я и вдруг говорю о том, что узнала… что я приемная.
– В смысле? – не понимает подруга.
– Сегодня нашла документы, что меня удочерили. Случайно нашла. Знаешь, все всегда говорили, что я не похожа на маму, и теперь я понимаю почему. Я боюсь идти домой.
– Подруга, ты чего, – растерянно говорит Авани. – Не смей расклеиваться! Слышишь? Не знаю, приемная ты там или нет, но мама у тебя классная! И очень тебя любит! Поэтому даже не думай о всякой чуши! Возвращайся домой и поговори с ней, слышишь?
– Слышу, – всхлипываю я.
– Твоя мама в тебе души не чает… – На этом связь обрывается. Я перезваниваю Авани, но ее телефон отключен. Разрядился, как она и предупреждала.
Тогда я зачем-то набираю телефон мамы – она несколько раз мне звонила, но я не брала трубку. Боялась с ней говорить.
– Элизабет, ты где? Почему не дома? Почему не берешь трубку? Что-то случилось? – обрушивается она на меня, и я слышу в ее голосе беспокойство.
Она ведь действительно любит меня, моя мама? Даже если я неродная?
– Извини, я не слышала звонков, поставила на беззвучный режим, – говорю я. Я не хочу плакать, но слезы стали моим проклятием. Они текут и текут.
– Ты плачешь? – настороженно спрашивает мама. – Веточка, что случилось? Это из-за Пэйтона?
– Да, мы поругались, – снова лгу я. – Мам, я…
Я хочу сказать, что нашла документы об удочерении и смерти ее родной, настоящей дочки, но не могу. Просто не могу открыть рот. Мне кажется, что мое горло забито стеклянной крошкой.
– Все ругаются, Веточка, – уверенно говорит мама. – Помиритесь. А если… если Пэйтон обидел тебя, я сама с ним разберусь, хорошо?
Я закрываю рот ладонью и беззвучно плачу, чтобы не слышала мама. Она говорит мне добрые, успокаивающие слова и зовет домой. Там меня ждут горячий ужин и любимые клубничные пирожные.
– Давай сегодня вместе посмотрим какой-нибудь фильм? – мягко предлагает мама. – Хочешь, «Красотку»? Или «Энни Холл»? Или «Мою прекрасную леди»?
Я почти успокаиваюсь и обещаю маме приехать домой.
– Слушай, когда я убиралась, такую странную штуку нашла… – говорит вдруг мама. – На телевизоре.
– Какую? – спрашиваю я без интереса.
– Маленький черный квадратик – помещается на пальце. Знаешь, очень похоже на миниатюрную камеру… Хотя я в этом, конечно, не разбираюсь…
– Что? – удивленно спрашиваю я. – Камеру?
– Я думала – может быть, это твое. Но как-то подозрительно.
– Я приеду домой и разберемся, – испуганно говорю я. – Может быть, это просто какая-то деталь отпала?
– Как знать. Жду тебя, Веточка, – говорит мама со вздохом и отключается.
Я залпом допиваю глинтвейн со вкусом собственных слез и хочу уже встать, однако передо мной вдруг появляется Винни. Он без разрешения садится за мой столик. Его светлые глаза наполнены тревогой.
– Винни? – удивленно спрашиваю я и понимаю, что из-за Пэйтона ни разу о нем не думала. – Что ты здесь делаешь?
– Элизабет, – говорит он отрывисто. – Ты в опасности.
– Что? Ты о чем?..
– Мурмаер хочет тебя убить.
Мне кажется, что на меня обрушилось небо.
– Что за чушь? – едва слышно произношу я.
– Это не чушь. Господи, Элизабет, вставай и идем со мной! – в отчаянии просит Винни, хочет поднять меня, но я отталкиваю его.
Почти в это же время мне приходит сообщение от Пэйтона. Я читаю его, и мои глаза округляются. «Даю тебе фору в сутки. Убегай, принцесса. Я объявляю на тебя охоту. Жаль, что я не столкнул тебя в море, но так будет даже интереснее. Игра началась!»
– Он убийца, – тихо говорит Винни. – Играет со своими жертвами. У нас мало времени, умоляю, уходим! Я не хочу, чтобы и с тобой что-то случилось.
– И со мной?.. – повторяю я за ним. – А с кем еще?..
– Он убил мою сестру, Лаурен. Следил за ней, понаставил всюду камер, а потом убил. Идем, я тебе все расскажу.
И море внутри высыхает, становится жгучей солью. Перестав осознавать реальность, не различая цветов, почти ничего не слыша, я послушно иду за Винни и сажусь в его машину. Он спешно заводит ее, и мы куда-то едем сквозь усилившийся дождь.
– Что происходит? – спрашиваю я, бездумно наблюдая за тем, как работают дворники. Эмоций снова нет – мое сознание притупилось. А ощущение, что я безвольная кукла, усилилось.
– Долго объяснять, Элизабет, – отрывисто говорит Винни, вцепившись пальцами в руль. – Расскажу очень кратко, чтобы ты понимала. Мурмаер – убийца. Играет с девушками, но не просто играет, а на смерть. Понимаешь, он не в себе. У его матери шизофрения, и брат был ею болен – это семейное. Брат покончил с собой, и Мурмаер вбил в голову, что он сделал это из-за какой-то девушки. И теперь он эту девушку ищет. Находит, играет и убивает – в его сознании все перепуталось. Он псих, но при этом расчетливый. Его сложно поймать.
Я молча слушаю Винни. А небо внутри все рушится, рушится, рушится. Пронзает осколками сердце.
– Моя сестра, Лаурен, была одной из его первых жертв. Только следствие пришло к выводу, что она покончила с собой – спрыгнула с крыши, как и его брат. Но я-то знаю, что это он убил ее. – В голосе Винни звенит горечь. – У меня даже доказательства есть, только кому они нужны? Сама понимаешь, кто он, а кто я. У меня есть правда, а у него – деньги и власть. Ясно, что побеждает в современном мире. Меня с моими доказательствами просто вышвырнули вон. Но я обещал себе, что отомщу за Лаурен. Я должен.
Винни останавливается на светофоре и внимательно смотрит на меня. Глаза у него больше не лучистые, под ними залегли круги.
– Теперь этой девушкой стала ты, – говорит он. – Мурмаер считает тебя убийцей брата. И хочет отомстить. Поиздеваться. Убить. А я не могу допустить этого, понимаешь?
Я только пожимаю плечами. Эмоциональная анестезия все еще не дает мне ничего чувствовать, делает равнодушной и отстраненной. Но я знаю, что это пройдет, и я очнусь на обломках своего неба.
– На самом деле я познакомился с тобой не просто так, Элизабет, – продолжает Винни, снова двигаясь вперед. – Я знал, что ты стала следующей жертвой Мурмаера, и хотел спасти. Но он ловко избавился от меня. Во-первых, наплел тебе обо мне чуши, во-вторых, пригрозил, что убьет Эмму. Прости, Эмма – моя девушка, а не сестра. Мне стыдно, что я обманывал тебя, но я не мог иначе. Прости, Элизабет. Я написал тебе сообщение, что все кончено, и, чтобы Мурмаер мне поверил, сделал вид, будто оставил его в покое. Но я не хотел, чтобы он что-нибудь с тобой сделал. Осторожно следил за вами. Честно, я боялся, что этот урод убьет тебя на море. К сожалению, полететь следом я не мог и просто ждал. К моему облегчению, ты осталась жива. А вот Надя… Ее он убил.
– Надю Ерёмин? – спрашиваю я тихо.
– Да. Она была подругой моей сестры и все знала. Забавное совпадение – вы учились в одной группе. Надя хотела тебе все рассказать, когда поняла, кто твой таинственный поклонник, но не успела. Она пошла в туалет, позвонила мне, рассказала о вашей встрече, а после пропала. Этот сукин сын загнал ее, как животное, забил ее насмерть в лесу и спрятал тело. Но ее быстро нашли.
Я снова беззвучно плачу – эмоции постепенно возвращаются. Мне так жалко Надю. Господи, она ведь мучилась. Как же ей было страшно и больно. А в земле… в земле ей было так холодно. Бедная девочка. Неужели Пэйтон действительно убил ее? Неужели хотел убить меня? Неужели он чудовище?
Я вдруг понимаю, почему цветов всегда было четное количество, – он с самого начала планировал убить меня. Это была его подсказка. Вот почему на открытке была изображена девушка, летящая в пропасть. Вот почему мама нашла камеру.
Я вспоминаю его пальцы, губы, запах северного моря и озона, теплый бархатный голос, нежные обещания, алый воск на своей бледной коже. Я вспоминаю его манящую звездную тьму, в которой я ошибочно разглядела свет. Вспоминаю нашу ночь, когда я поняла, что безумно люблю его и готова сделать все что угодно, только бы он был счастлив.
И понимаю, что все было красивой иллюзией, отражением выдуманной сказки на тонком серебряном стекле, заранее срежиссированным красочным фильмом, который мне позволили посмотреть.
Мне хочется рыдать, кричать, выть – мне и моему демону, но я держу себя в руках. Не знаю, как это получается, но я сдерживаюсь. Осколки рухнувшего неба под кожей терзают меня. Те звезды, что все еще живы, обжигают и холодят. Я не знаю, холодно мне или жарко. Не знаю, мертва я или жива.
Я где-то посередине. Полуживая и полумертвая. В душе беспробудно темно и безудержно холодно, как в опустевшем аду, где дьявольское пламя давно погасло, но сердце все еще чувствует боль. Мне хочется рассыпаться на миллионы искр и раствориться в свежем холодном воздухе, чтобы перестать чувствовать эту терзающую боль. Мне хочется стать светом, тьмой, звездами, но только не собой. Я ненавижу себя за любовь, за доверие, за наивность. Я действительно жалкая.
«Ты должна видеть самую суть людей. Иначе не сможешь изобразить их на бумаге, верно? Но у тебя с этим проблемы, несмотря на то, что ты учишься на психолога».
«Хоть ты и пытаешься прочитать меня по глазам, но ты не права».
«Ты слишком доверчивая».
Пэйтон предупреждал меня. А я ничего не понимала. Боже, он ведь действительно играл со мной.
– Я не хотел рассказывать тебе всего этого, продолжает Винни, – но я не могу молчать.
– Почему он не убил меня на море? – спрашиваю я отстраненно.
– Возможно, то человеческое, что в нем еще осталось, не позволило этого. Но чудовище взяло верх. Теперь он объявил на тебя охоту.
– Откуда ты знаешь? – едва шевеля губами, спрашиваю я.
– Ник сказал. Он мне помогает. Знает, что Мурмаер – чудовище. Мы хотели вместе собрать доказательства и все-таки засадить его за решетку. Думали, что ты будешь наживкой. Не получилось. Все вышло из-под контроля. Все, что я успел, – найти тебя и забрать. Не позволю убить тебя, как Лаурен. Когда мы доберемся до безопасного места, расскажу тебе подробности, – обещает Винни и резко крутит руль, так, что я вжимаюсь в сиденье.
– А Габриэль? – спрашиваю я тихо, все еще мало что понимая.
– Они состоят с Мурмаером в одном интересном клубе. Делают ставки на чужие жизни и смерти. Стоят друг друга, – отвечает Винни.
Габриэль – ненормальный, и я это знаю. Но мне до последнего не хотелось думать, что Пэйтон такой же. Это была моя ошибка. Любовь заставляет людей совершать непростительные ошибки. И я проклинаю свою мечту любить и быть любимой.
– Ты как? – спрашивает Винни.
– Нормально.
– Он не стоит того, чтобы ты лила по нему слезы.
– Но этого стоит моя любовь, – почти шепотом говорю я.
Мы молча едем по пробкам. Винни говорит, что я должна покинуть город. Дождь усиливается, ветер воет все громче. Я постепенно прихожу в себя – возвращаются не только эмоции, но и способность мыслить.
Глядя в окно, на бесконечные огни машин, я с глухой тоской вспоминаю, с каким интересом Пэйтон рассматривал демона на картине, и понимаю, что он видел себя. Еще чуть-чуть, и я стану Тамарой, которую погубил демон. Я уже отравлена его ядом, сотворенным из ненависти, боли и тьмы. Неужели я полюбила дьявола?
Снова приходит сообщение. Пэйтон. «Убегай так далеко, как только сможешь, принцесса. Я найду тебя и унесу с собой». Меня пробирает липкая дрожь.
– Ты скучаешь по своей сестре? – тихо спрашиваю я Винни.
– Да. Скучаю, – отвечает он со вздохом.
– Вы росли вместе? Были близки?
– Конечно. Она была моей старшей сестрой и всегда меня защищала, с самого детства. Даже от мамы. Правда, и меня гоняла, особенно когда приходили ее подружки и закрывались в комнате. А мне хотелось попасть к ним, – смеется Винни. – Как-то раз она заперла меня в туалете, и я просидел там два часа. Мама потом ее так наказала!.. Черт, ненавижу воспоминания.
– Наверное, вы были похожи, – продолжаю я.
– Да… Глаза были один в один. – Винни вздыхает.
– Мне так жаль, что твоей сестры нет, – говорю я. – Это неправильно. Так не должно быть.
– Не должно, – эхом отзывается Винни.
Я молчу. Думаю. Вспоминаю.
– Останови машину, – прошу я через несколько минут. – Меня тошнит. Очень.
И закрываю рот рукой.