یک فن |P.M.

глава 13

Подобрав длинное мятное платье, Райли бежит наверх. Ее лицо – почти точная копия лица Элизабет – искажено ненавистью. Ореховые глаза пылают безумием и жаждой мести. За любимого человека, за родителей, за сестру, за себя и за свое счастье.
Райли плохо понимает реальность – в ее голове все искажается; тьма переплетается со светом, иллюзии – с реальностью, страхи – с кипящей темной силой, поднимающейся из глубины души. То, что она услышала из уст человека, которого буквально боготворила, каждое слово которого ловила, которому доверяла, как священнику, поразило ее в самое сердце, точно ядовитая стрела. Все то время, пока Габриэль рассказывал Элизабет свою историю, она стояла за тонкой стенкой, прячась за самым изуродованным ангелом, и слышала каждое его слово. Удивление, боль, ярость – вот что наполняло ее капля за каплей. Райли не знает, почему верила ему. В детстве он казался ей самым лучшим, любимым старшим братом, который оберегал ее от всего мира. И все, что Габриэль – тогда Чейз – делал, она считала правильным. Как некоторые девочки в детстве говорили, что хотят выйти замуж за папу, так маленькая Райли была твердо уверена, что выйдет за брата. Уже в подростковом возрасте, когда она жила с приемными родителями, бесконечно тоскуя по старой жизни, до Райли стало доходить, что с братом было что-то не то. Нормальному ребенку не придет в голову лечить собаку, разбивая ей голову камнем, нормальный ребенок не станет обмазывать своей кровью младшую сестру и заставлять позировать. Однако Райли жила в полнейшей уверенности, что брат, рискуя собственной жизнью, спас ее из того страшного пожара, в котором погибли родители.
Жизнь с приемными родителями была непростой. Они всегда хорошо к ней относились, однако для них Райли была не дочкой, а ребенком, которого они взяли на воспитание. Ее не унижали, не били, давали деньги на карманные расходы, она называла их мамой и папой, но особой ласки не видела. Жила сама по себе, самостоятельно решая свои проблемы и часто вспоминая родных.
Хотела ли она найти близняшку? Да, очень, даже пыталась, но у нее ничего не вышло. Хотела ли она найти старшего брата? Временами, когда было тоскливо – да. Характер у Райли всегда был непростым, а в старшей школе она поссорилась с двумя самыми популярными девочками класса, заводилами, которые моментально настроили против нее весь класс, и последние два года Райли была гордой одиночкой. Зато все свои силы она направила на учебу, блестяще сдала экзамены и поступила в хороший вуз, пройдя бешеный конкурс. На втором курсе в клубе на праздновании дня рождения подружки Райли встретила своего Брайса.
Брайс был для нее светом в окошке. Он был старше (ей нравились парни постарше, возможно, это был отголосок общения с братом) и был до предела наполнен теплом и светом, которыми щедро делился с Райли. Ей было не важно, как он выглядит, сколько у него денег, какая работа, – главное, что он любил ее так же крепко, как и она его. Возможно, Райли всегда была из тех, кто растворяется в любимых полностью, точно морская соль в горячей воде. И это делало ее счастливой.
Когда его не стало, все те чувства, которые она испытывала к Брайсу, были перенаправлены к Габриэлю, неожиданно появившемуся в ее жизни. Ее привязанность к старшему брату была болезненной, неправильной и изломанной. Однако, несмотря на это, Райли, согласилась быть с ним только после того, как узнала, что он неродной. После этого с нее будто спали последние цепи, и она, держась за его руку, шаг за шагом стала входить в озаренный закатными лучами океан.
Сначала это было приятно – по песку вступать в теплые волны, наблюдая за тем, как садится за горизонт алое солнце. Необычно и романтично.
Потом, когда вода становилась все темнее и холоднее, а солнце почти скрылось, стало появляться щемящее беспокойство – действительно ли нужно заходить так далеко? Правильно ли это? Может быть, вырвать свою ладонь из цепких пальцев Габриэля и вернуться назад, на берег?
Затем, с наступлением ночи, волны сомкнули свои ледяные пальцы на ее шее, и Райли стало ужасно страшно. Однако вырваться она уже не могла. Габриэль затащил ее на глубину, в холодную тьму, которая жаждала расправиться с ней.
Когда вода накрыла Райли с головой, ей стало все равно. Она уже оказалась в бездне, куда не проникали солнечные лучи, и, наверное, тогда ее и охватило безумие. Она соглашалась на все, что предлагал ей Габриэль. Вступить в закрытый клуб «Легион»? Да. Начать играть со страхами и желаниями людей? Это забавно. Влюбить в себя врага Габриэля и заставить покончить с собой? Почему бы и нет? Жизнь всего лишь одна, нужно ей наслаждаться. И любимый человек всего лишь один – в любой момент его может не стать, как и Брайса. Она должна радовать Габриэля, пока он с ней. Эту мысль старший брат вживил в нее так аккуратно, что Райли принимала ее за свою. У него вообще был дар – внушать людям свои идеи. В этом Габриэль был просто гением. И Райли гордилась, что этот гений только ее.
Иногда ей снился Брайс. Он стоял на подоконнике у открытого окна и укоризненно смотрел на нее без злости, без осуждения, со своим обычным теплом. Будто бы говорил ей: «Остановись, посмотри, что ты делаешь», и Райли просыпалась в слезах. Однажды Габриэль стал свидетелем этой сцены, долго расспрашивал Райли о том, что ей снилось, а когда услышал про Брайса, пришел в ярость – так, что впервые напугал девушку.
Они спали на втором уровне в его мастерской, и он, вскочив с кровати, схватил кисти и черную краску и стал носиться, как одержимый, закрашивая ангелам на картинах глаза. Тогда Райли впервые стало страшно. Она сидела на постели, вцепившись в белоснежное одеяло, и наблюдала за тем, как Габриэль с искореженным от страха и ненависти лицом ставит кресты на глазах. Выглядело это жутко, и по ее коже ползли мурашки.
– Зачем ты это делаешь? – со страхом спросила она, когда Габриэль сел посередине мастерской, скрестив ноги и обмазывая себя черной краской.
– Они все видят, – тихо ответил он. – Они смотрят на меня и все видят, понимаешь?
– Зачем тогда ты рисовал их? – прошептала Райли, подходя к нему.
– Демон, рисующий ангелов, – что может быть прекраснее, любовь моя? – спросил он тогда и велел: – Не подходи.
– Почему? – спросила Райли, перестав понимать происходящее.
– Потому что я скоро превращусь в демона и отправлюсь на охоту, – чужим голосом сказал он. – Не подходи, а лучше убегай в свою комнату и хорошенько запрись.
Она неуверенно рассмеялась, но Габриэль посмотрел на нее безумными глазами, в которых плескалось нечто такое отвратительно-опасное, что Райли поняла – ей нужно уходить. Всю ночь она просидела в своей комнате, и ей казалось, что она слышит женские крики.
Утром Габриэль сказал ей, что просто был пьян, и так непринужденно и легко поцеловал, что Райли ему поверила. Когда спустя месяц в лесу неподалеку от особняка Габриэля, стоявшего в отдалении от прочих, на территории закрытого элитного поселка, нашли мертвую девушку, Райли и в голову не пришло, что это как-то связано с ее старшим братом.
Чем безумнее она становилась, тем меньше замечала странности Габриэля и тем больше его любила. Однако все, что было связано с убийствами и кровью, оставалось для нее чуждым. И Габриэль, постепенно проверяющий пределы ее хрупкой психики, отлично это понимал.
Как она до этого дошла?.. Райли не понимает. Слушает все то, что говорит сестре Габриэль, и осознает, что натворила. А еще осознает, что серия картин «Спящие» – это портреты мертвых девушек, убитых Габриэлем. Она верила убийце. Она спала с убийцей. Когда Райли слышала его признания, ее тошнило, но она не издала ни звука, боясь быть услышанной. Ее душа словно расколота на части. Одна часть охвачена безумием, другая – ненавистью, третья – болью, которая кажется вечной.
Габриэль не просто ей лгал. Он был ее кукловодом, который лишил ее надежды на счастье, сделав безумной. Отобрал всех, кто был ей дорог: родителей, сестру, Брайса. Оболгал, хитро манипулировал, сделал безвольной марионеткой, которая совершала ужасные вещи. Полностью изменил, подстроил под себя. Завершил начатое в далеком детстве.
Рали не останавливается. Ее цель – мастерская Габриэля. Там хранится самое дорогое. Картины. В ее воспаленном мозгу пульсирует всего одна мысль: «Я должна их уничтожить».
Райли знает этот огромный роскошный дом, соединенный с мастерской, как свои пять пальцев. Она не встречает ни Габриэля, ни Ника, которые думали, что она уехала, – а она специально отогнала машину и вернулась по тайному ходу, который был известен только им троим. Зачем она это сделала, Райли и сама толком не знает. То ли интуиция, то ли полные ужаса и непонимания глаза сестры – ее точной копии.
Они были до безумия похожими внешне – лица, волосы, фигуры, рост, голос. Однако раньше Райли видела Элизабет только издалека – Габриэль не подпускал ее близко к близняшке. А когда же она впервые оказалась рядом с Элизабет – так, что смогла заглянуть в ее глаза, – что-то изменилось. Что-то внутри Райли, становящейся такой же одержимой, как ее кумир, надломилось. Возможно, она просто чувствовала страх сестры, возможно, между ними появилась давно прерванная незримая связь, а возможно, в Райли просто проснулся голос разума, который Габриэль давно усыпил. Как бы то ни было, Райли узнала правду. И ее гнев, боль и безумие были такими сильными, что контролировать себя она не могла.
«Отомщу, отомщу, сожгу», – бьется в ее голове алыми импульсами одна и та же мысль. Райли забегает в мастерскую, озаряемую хмурыми рассветными лучами, и начинает хватать банки с растворителями и ацетоном. Она выплескивает это на пол, на стены, на деревянную мебель, на многочисленные картины и поджигает. Когда появляется Габриэль, до этого по камерам следящий за подозрительными людьми, подъехавшими к территории его особняка, огонь уже охватывает картины и мольберты у одной из стен.
– Что ты делаешь?! – кричит Габриэль, видя, как пламя уничтожает его работы. Его глаза наполнены ужасом и гневом. Каждый холст – его ребенок.
Райли хрипло смеется, кашляет, снова захлебывается смехом.
– Я очищу тебя от демонов, – отвечает она, наблюдая за огнем и совсем ничего не боясь.
– Очистишь? – спрашивает Габриэль со злым весельем. Его взгляд становится страшным. – Мне пора тебя проучить, любовь моя.
– А мне – тебя, жалкая свинья, – хохочет Райли.
– Я прощу тебя, если ты отправишь на тот свет сестру, – отвечает он. – Только тогда прощу! Если хочешь спастись от смерти – убей!
– Убью! Но тебя! Я все знаю! Я все слышала! рвет связки Райли. – Ты убил наших родителей! Ты убил моего Брайса! Ты убийца!
Упоминание о Брайсе меняет Габриэля. Его глаза наливаются кровью, он рычит что-то нечленораздельное. Но Райли понимает – он хочет убить и ее. Пламя разгорается все ярче и ярче. Ангелы с крестами на глазах исчезают один за другим. Портреты мертвых и живых сгорают. И портрет самой Райли – тоже.
Дыма становится так много, что девушка убегает, продолжая смеяться. Габриэль несется следом за ней. Он охвачен удушающей тьмой и яростью. В его руке – нож. И он рычит, словно животное, а не человек. А огонь следует за ними.
На первом этаже их встречает Винни с пистолетом в руках – видя Габриэля, он, неумело прицелившись, стреляет. Дважды промахивается, на третий раз попадает, но эта рана не смертельна, и Габриэль, словно не чувствуя боли, продолжает нестись следом за задыхающейся Райли. Винни хочет тоже бежать за ними, однако из-за гари и огня у него это не получается. И он вынужден выпрыгнуть в окно, чтобы спастись, хотя в самое последнее мгновение пламя все же цепляет его руки и щеку.
Поняв, что первый этаж охвачен огнем, Габриэль бежит на второй, забыв про Райли. И теперь уже она гонится за ним, а не он за ней.
Раненый Габриэль выбегает на балкон. Оттуда можно спастись – нужно лишь спрыгнуть, что он и собирается сделать. Однако Райли не дает ему этого шанса. Она прыгает на него и валит на пол.
– Зачем ты это сделал? – кричит отчаянно Райли. – Зачем ты убил их всех?!
– Я хотел быть единственным, в ком ты нуждаешься, – отвечает ей Габриэль. – И я вас всех всегда ненавидел.
Балкон рушится, и они падают прямо в ревущее пламя. При падении Райли ударяется головой о балку, и последнее, что видит, – стоящий в саду Брайс. Он ждет ее. Габриэль и его демоны попадают в огонь. А оттуда – прямо в ад.
* * *
Все происходит, будто бы на экране в режиме «слоу мо». Ник резко выдергивает нож из тела и замахивается вновь – он готов резать Пэйтона до тех пор, пока тот перестанет шевелиться. Кейт кричит, Авани закрывает лицо руками. А я хватаю валявшиеся на полу ножницы и подскакиваю к ним. Нет, я не дам Пэйтону умереть. По крайней мере, без меня.
Я целюсь Нику в шею, но попадаю в предплечье. Успеваю ранить его прежде, чем он второй раз бьет ножом Пэйтона. Как я это делаю, откуда у меня решимость и силы, я понятия не имею. Возможно, во мне самой проснулся демон. Но он требует не крови и боли, он требует быть сильной и защищать свое.
Воспользовавшись моментом, Пэйтон спихивает Ника с себя и несколько раз бьет в лицо тот отлетает к стене, ударяется головой и падает, теряя сознание.
– Спасибо, принцесса, – сдавленно говорит Пэйтон, зажимая рану в боку. Из-под его пальцев сочится кровь. – А теперь точно уходим.
– Нужно что-то сделать, остановить кровь, шепчу я растерянно, глядя на мертвенно-бледного Пэйтона. Он мотает головой. Упрямый.
– Некогда. Сейчас нам нужно уходить.
– Пахнет гарью, – кашляет Авани. – Смотрите, дым!
– Скорее всего, мы в подвальном помещении, а над нами что-то горит. За мной, – велит Пэйтон и первым шагает в проход, не отнимая от раны ладонь. Вся его рубашка в крови.
Я надеюсь, сестра не соврала мне и мы сможем выбраться из этого адского места.
Изувеченные ангелы остаются позади. Проход узок, и мы идем друг за другом. Пахнет дымом – все сильнее и сильнее. А еще – смертью. Не знаю, как это объяснить, но я буквально осязаю ее присутствие. В голове гудит, а сердце снова колит. Но я обещаю себе быть сильной до самого конца.
В какой-то момент Пэйтон останавливается. Прислушивается к чему-то и вдруг пошатывается, сильнее прижав руку к ране.
– Волчонок, как ты? – спрашиваю я тихо.
– Все… хорошо.
Пэйтон будто приходит в себя, трясет головой и снова ведет нас вперед. Мы кашляем сильнее и сильнее. Дым обрывками призраков ползет следом за нами.
Когда я думаю, что мы никогда никуда не придем, что сейчас задохнемся и этот тайный ход станет нашей общей могилой, что это не путь к спасению, а дорога в бездну, перед нами появляется дверь. Она слегка приоткрыта. Пэйтон осторожно выглядывает из-за нее и широко распахивает – мы оказываемся в гостевом домике.
Мы пересекаем гостиную и замираем – один из роскошных кожаных диванов запачкан чем-то бурым.
– Дом ужасов, – шепчет Авани, и я мысленно с ней соглашаюсь.
Мы выходим на улицу. Там холодно и пахнет гарью. Перед нами – роскошный белоснежный особняк. Из его окон валит черный дым. В лучах тусклого рассвета я вижу языки пламени. И мне чудится, что слышу чьи-то крики.
– Пэйтон, ты как? – тревожно спрашиваю я, поддерживая его за руку. Он такой белый, что кажется, будто вот-вот упадет – слишком много крови потерял.
– Все… хорошо, принцесса, – сдавленно отвечает он, зачарованно глядя на пожар.
– Нам нужно выбраться отсюда, нужно вызвать скорую, – говорю я, понимая, что нам срочно нужна помощь. Но уйти мы не успеваем.
– Смотрите, – тихо говорит Кейт, и наши взгляды устремляются вверх – на балкон второго этажа. Там появляется Габриэль, на светлой рубашке которого кровавое пятно. Он кашляет, хватает ртом воздух, его глаза метаются из стороны в сторону. Габриэль хочет спрыгнуть – только так он спасется из огня. И я вдруг понимаю, что, если он сделает это, нам настанет конец. Не знаю, что за демоны рвут его душу в клочья и демоны ли это, но нас он в живых не оставит.
Однако спрыгнуть Габриэль не успевает – появляется Райли в порванном мятном платье, которая кидается на него, словно тигрица, пытаясь удержать. Они падают, борются, кричат что-то, а балкон вдруг обваливается. И ярые языки пламени взмывают вверх. Огненная ловушка захлопывается.
Я слышу звериные вопли сгорающего заживо Габриэля, но Райли не слышу. Та слабая нить, которая соединила нас на мгновение, разорвалась.
Какое-то время все мы потрясенно смотрим на пламя – до тех пор, пока крики Габриэля не затихают. Он проиграл свое последнее испытание, не прошел лимб и получил то, что заслуживал. Смерть.
– Ад забрал своего демона, – едва слышно шепчет Пэйтон и начинает заваливаться на бок – теряет сознание.
Последние его слова:
– А я нашел своего ангела.
Он закрывает глаза с полуулыбкой.
Мне хочется отчаянно закричать – громко-громко, разрывая связки, но я не могу тратить на это силы. Я должна найти помощь, чтобы спасти Пэйтон. Я нащупываю слабый пульс на его запястье, понимаю, что он дышит, и поворачиваюсь к девушкам, не разрешая себе быть слабой.
– Оставайтесь здесь, а я пойду искать людей, наверняка где-то здесь еще есть особняки, – быстро говорю я плачущей Кейт, которая опускается на колени рядом с Пэйтоном, и замершей, словно статуя, Авани, синие глаза которой мечутся от горящего дома к упавшему Пэйтону.
Но не успеваю сделать даже нескольких шагов.
– Я же сказал, что он сдохнет, и я сдержал свое обещание, – слышится насмешливый голос Ника.
Он выбрался из этого ада. Видимо, шел следом за нами.
– Его котел будет полон смолы. А я позабавлюсь с вами, девочки.
Теперь вместо пистолета в его руках нож, и я знаю, что он умело с ним обращается. Мы почти спасены, неужели теперь все действительно кончено?
– А тебя, детка, я оставлю на десерт, – смотрит он хищным взглядом на Авани. – Будем развлекаться рядом с телом твоей подружки.
Ник надвигается на нас, и мне остается только жалеть, что огонь не принял его в свои смертельные объятия. Он идет к нам, но я не сдвигаюсь с места. Стою рядом с лежащим Пэйтоном и бесстрашно смотрю в глаза убийце. Страха нет, есть горечь, что все закончилось так.
– А ты стала совсем другой, Элизабет,– замечает Ник. – Раньше дрожала от вида собственной тени, а теперь смотришь на меня так, словно готова загрызть. Иногда мне казалось, что Мурмаео похож на волка. Тебе тоже? Недаром же называешь волчонком. – Ник смеется. В нем меньше безумия, чем было в Габриэле, однако его жажда крови свирепее и сильнее. – Что ж, я должен его поздравить в конце жизни он все же нашел волчицу себе под стать. Слышала, что пару волки заводят на всю жизнь? Если один из партнеров умирает, другой остается одиноким на всю жизнь. Но не переживай, твоя жизнь длинной не будет. Сделаю одолжение – ты отправишься следом за своим волком. Романтично, да?
Он хочет сказать мне что-то еще, но не успевает. Вдруг раздается выстрел, и Ник нелепо дергается.
Еще один выстрел и еще. Ник падает, скребя пальцами воздух. Позади него стоит Винни. Не знаю, откуда и когда он появился. Но в его руках пистолет Пэйтона. Руки обожжены. На некогда красивом лице – тоже след от ожога. В глазах – ледяная тоска и пустота.
– За Эмму, – коротко говорит он дергающемуся на земле Нику. – Передавай привет Габриэлю.
Кейт пронзительно кричит. Авани плачет. А я смотрю на него с жалостью и отвращением. Мне не хочется, чтобы он умирал, – пусть живет и расплачивается за свои грехи за решеткой. Но я чувствую – это его конец.
Ник хочет что-то ответить, но из его горла доносится только бульканье. Его ноги мелко дергаются, будто в конвульсиях, и он наконец замирает. Винни улыбается. И хочет выстрелить себе в голову подносит пистолет к виску.
– Не надо! – кричу я. – Винни, не надо!
– Прости, – говорит он мне. – Я не думал, что все обернется этим.
Он нажимает на спусковой крючок, я жмурюсь…
Однако выстрела нет. Патроны закончились. Поняв это, Винни падает на холодную землю и рыдает.
Солнце над нами поднимается все выше и выше. Небо окрашивается в неаполитанский розовый, а на западе стелются облачные нити дымчатого ультрамарина. И к этому нежному небу устремляется черный дым.
В это же время появляются люди – крепкие мужчины с оружием и в униформе без опознавательных знаков. Они видят нас – и в их глазах появляется удивление. Я отстраненно думаю, что, если это люди Габриэля, мне пора читать свою последнюю молитву, которая закончится именем любимого, но нет, это люди из частного охранного агентства, которые ищут Пэйтона Мурмаера. – Грузите его в машину, срочно в больницу, – командует один из мужчин, видимо, главный. Он же вызывает полицию и пожарную. И он же пытается узнать у нас, что произошло. Хотя бы в общих чертах.
Винни молчит – так и сидит на земле. Кейт в истерике, и Авани обнимает ее, пытаясь успокоить, хотя сама плачет навзрыд. Обо всем говорю я – коротко и отстраненно, будто бы это все случилось не с нами.
– Молодец, девочка, – неловко хлопает меня по спине мужчина. – Все хорошо, поняла? Сейчас ты в безопасности.
Пэйтона увозят первым. Я слышу, как один из мужчин говорит другому, что нужно гнать быстро, иначе не довезут. Поднимаю глаза к восходящему солнцу и, слыша, как дышит прибоем северное море, прошу его о помощи. Я прошу о помощи его брата, его отца, своего отца и свою маму. И Райли, потому что чувствую, что ее больше нет. Мне даже кажется, что я вижу их лики на небе, которое все розовеет. Но сразу же понимаю, что это игра света, теней и моих слез.
Пэйтону слишком рано садиться на звездный корабль. Мужчины в униформе увозят нас из этого проклятого места. Напоследок я оборачиваюсь и вижу на земле алую розу, тронутую увяданием, – ее смерть близка. Откуда она здесь взялась, я понятия не имею. Но не хочу ее оставлять одну. Даже цветок хочет умереть рядом с человеком. Даже цветок хочет, чтобы его оплакали.
– Подождите, – прошу я и направляюсь к цветку. Беру его в свои пальцы и вспоминаю ту, которая была то ли моей тенью, то ли копией, то ли сестрой. Острые шипы прокалывают мою кожу, и появляется маленькая капля крови, которая скатывается на лепесток. И боль в пальце приводит меня в себя. Я разрешаю себе заплакать.
Что будет с Пэйтоном, я не знаю. Но я знаю, что если не будет его, то и меня – тоже.
…И я так люблю цветы.
* * *
Пэйтон не знал, как пахнет вечность. Никогда не задумывался о том, как она может пахнуть. Глупости ведь. Океаном? Небом? Звездами? Целым миром? Дилан, смеясь, как-то сказал, что вечность пахнет нефтью – услышал эту фразу в песне. А теперь Пэйтон знает – у каждого своя вечность. И у каждого она пахнет по-разному. Его вечность пахнет ванильным мороженым и цветами.
И Пэйтон идет по своей вечности – по дороге из лунного кирпича в розовом саду, в котором царит ласковая прохлада. Над его головой раскинулось бесконечно прекрасное звездное небо. Ему снится странный сон.
В солнечном летнем саду у качелей играют четверо детей. Вернее, играют трое, а один – высокий черноволосый мальчик с серьезным лицом лет одиннадцати – качается, изо всех сил отталкиваясь ногами. Ему скучно, и он наблюдает за малышней так он называет двух одинаковых девочек с карамельно-русыми косами и своего младшего брата.
Малышня притащила старые мамины занавески и цветы. И зачем-то папин защитный шлем – увидит, будет ругаться.
– Во что вы играете? – спрашивает мальчик, взлетая все выше в воздух.
Солнце печет ему волосы и плечи, и от футболки едва уловимо пахнет нагретым хлопком.
– В рыцаря и принцесс, – отвечает его младший брат Дилан.
– Что за идиотская игра?! – фыркает мальчик.
– Сам идиот! Не мешай нам! – говорит одна из девочек.
Ее зовут Марлена, она смешная, но больно кусается. Ее сестра Райли выглядит точно так же, но почему-то мальчик различает их. А как – и сам не знает.
– Хочу – и буду мешать! – кричит мальчик.
В ответ Марлена показывает ему красный из-за ягод язык и помогает сестре надеть на голову занавеску, которая, по их замыслу, будет фатой. На голове Дилана шлем, и он размахивает палкой, словно копьем. Играть с девчонками ему нравится больше, чем с мальчишками.
– Построим дворец, и у вас будет свадьба! важно объявляет Марлена сестре и Дилану.
– А у тебя? – спрашивает Райли. – Ты ведь тоже принцесса.
– Надо, чтобы было две принцессы и два рыцаря, – хмурится Марлена. – А у нас только один.
– Пэйтон! – кричит Дилан громко. – Пэйтон, давай играть с нами!
– Не хочу!
– Ну пожалуйста! Нам нужен еще один рыцарь!
Черноволосый мальчик останавливает качели, тормозя ногами о землю.
– Ладно, – ворчит он. – Все равно делать нечего.
Они строят «дворец» из коробок и палок, смеются, бегают друг за другом. А на закате, когда по небу течет воздушное расплавленное золото, устраивают свадьбу.
Теперь Пэйтон тоже в папином шлеме. Он – рыцарь, который должен защищать свою принцессу, эту мелкую кусачую дурочку. От всех чудовищ и дракона из соседнего дома.
– Почему я должен играть в это? – бурчит Пэйтон.
– Потому что у тебя больше нет друзей, – отвечает брат.
– Все мои друзья остались на севере, – хмурится мальчик.
– Зато я с тобой.
Первыми женятся Марлена и Пэйтон. Девочка закатывает глаза, явно копируя кого-то взрослого, мальчик топчет ногой землю.
– Объявляю вас мужем и женой! – торжественно говорит Райли, вспоминая свадьбу, на которой недавно была вместе с родителями. – Можешь поцеловать невесту.
– Фу, – кривит носик Марлена.
– Сейчас, бегу и спотыкаюсь, – ухмыляется Пэйтон. – Эй, малышня, давай лапу.
– У меня рука, – обижается девочка.
Мальчик надевает на тонкий палец своей новоиспеченной принцессы кривое кольцо из проволоки.
– Ты мой муж, – хихикает Марлена. – Мама говорит, что мужья должны слушаться жен.
– А мой папа говорит, что жены должны подчиняться мужьям, – спорит Пэйтон. – Будешь делать, что я говорю.
– Не буду.
– А я сказал – будешь.
– А я не буду.
– Ну и дура.
– Сам дурак…
– Эй, а я конфеты стащил, будете? – встревает Дилан. – Только фантики не выбрасывайте, чтобы мама не видела…
В перепалке они не замечают, как из-за кустов на них злобно смотрят мальчишеские глаза.
Зато того, кому они принадлежат, замечает взрослый Пэйтон, который появляется в озаренном летним закатом саду. Дети пропадают – все, кроме мальчика со злым взглядом.
Пэйтон хочет подойти к нему, спросить, что случилось, но мальчик рассыпается, словно был соткан из праха. Пэйтон остается один. Он долго бродит по саду, пытаясь найти выход, но у него ничего не получается. Сад становится настоящим лабиринтом, и чем ближе ночь, тем более страшным и зловещим он делается. Ветви пытаются больно ударить Пэйтона, смеющиеся тени ползут из-под земли и хватают его за ноги. Алыми искрами вспыхивают чьи-то глаза. Вдалеке слышится вой, он все приближается и приближается.
Пэйтон пытается найти выход, но тщетно. Однако когда его охватывает отчаяние, появляется Дилан в любимой футболке и синих джинсах.
– Слушай, мы все тебя ждем, ужин стынет, – говорит Дилан. – Где ты бродишь?
– Я потерялся, – хмурится Пэйтон.
– В трех соснах заблудился, – смеется брат. Идем за мной.
Он выводит Пэйтона к дому, в котором они жили, и исчезает.
Пэйтон открывает глаза.
Перед ним – молочная белизна стен. Тело кажется невесомым. Все вокруг крутится с сумасшедшей скоростью. Что-то громко пищит прямо над его головой, а руки и ноги не двигаются – зафиксированы чем-то. В теле какие-то трубки.
Пэйтон пытается понять, что происходит, хочет встать, но у него ничего не получается. Он хочет закричать, но и это не выходит. Перед ним появляется незнакомая женщина, чье лицо раздваивается, что-то ему говорит, но что, Пэйтон не может разобрать. И снова погружается во тьму.
Когда Пэйтон открывает глаза во второй раз, он видит Элизабет. У нее короткие волосы, огромные заплаканные глаза и измученная, но светлая улыбка.
– Ты живой, – говорит она.
Пэйтон не может ей ничего ответить, лишь прикрывает глаза, словно говоря: «Да». Видя ее, он понимает, что все хорошо.