یک فن |P.M.

глава 8

Вечеринка в честь дня рождения его друга проходит в шикарном панорамном ресторане на крыше отеля – вернее, я думаю, что он шикарный, потому что никогда раньше о нем не слышала. Ресторан занимает целый этаж. Заоблачное расположение и, судя по всему, заоблачные цены. Невероятный вид, вышколенный персонал, эксклюзивные коктейли, входит в топ-10 лучших баров страны – вот что об этом месте говорит гугл. А я могу сказать лишь, что стены здесь из толстого стекла и панорама на вечерний город отсюда открывается действительно впечатляющая.
Этот вид требует того, чтобы запечатлеть его на холсте. Я украдкой делаю фотографии и пытаюсь запомнить каждую деталь, чтобы изобразить на бумаге. Я так захвачена видом, что даже забываю про то, какое короткое на мне платье. А когда вижу в толпе гостей знаменитого актера в компании не менее известного режиссера, импозантных мужчин за сорок и их шикарных спутниц, забываю даже о том, как неудобно ногам в ужасных туфлях, которые только на вид красивые, а на самом деле словно пыточный инструмент.
Я чувствую себя в этом дорогом месте Алисой в Стране чудес. Здесь все иначе. И мне не по себе, хотя любопытно.
– Нравится здесь? – спрашивает Пэйтон.
Он чувствует себя уверенно, однако мне кажется, что ему здесь неинтересно.
– Красивый вид, – говорю я.
– Рад, что нравится, – отвечает он.
Мимо нас проходит симпатичный парень с пластиковым, как у куклы, лицом, в расстегнутом пиджаке и рваных джинсах. Он смотрит на меня, развязно подмигивает и с обаятельной улыбкой салютует бокалом шампанского. Я с изумлением узнаю в нем одного из участников группы, которую обожает Авани.
В ответ я лишь киваю ему. Кажется, он хочет подойти ко мне, но Пэйтон берет меня за руку, и музыкант переводит на него взгляд. Улыбка с его пластикового лица исчезает. Он спешно уходит.
– Не растрачивай себя на всякий биомусор, – говорит он мне словно невзначай.
– Чем он тебе так не угодил? – удивляюсь я.
– Подмигивает моей девушке. Как думаешь, это не повод для ревности?
– Да он просто пьян.
– И он был бы не прочь тебя завалить где-нибудь. А если бы ты оказалась против, еще был бы и рад. Я же видел, как он раздевал тебя глазами. И да, – добавляет Пэйтон, – прежде чем ты будешь возмущаться – он уже проделывал этот фокус. Говорят, на лице той девчонки живого места не было после такой ночи любви. Он садист, хоть мордашка как у ангела. О, а вот и именинник, идем поздравим.
Не отпуская моей руки, Пэйтон ведет меня к невысокому, коротко стриженному мужчине лет тридцати пяти с модной трехдневной щетиной и озорными глазами. Я никогда его не видела, но Пэйтон говорит, что он «бизнесмен, инвестор и продюсер». Слишком туманные определения, чтобы понять, чем этот человек действительно занимается.
Его зовут Джексон, и он празднует день рождения с размахом, хотя когда он пожимает руку Мурмаера, то говорит, что в этом году решил не устраивать громкого торжества, а собрал самых близких. Я с усмешкой думаю, что в таком случае у него очень много близких – около сотни как минимум.
– А это твоя новая подружка? – спрашивает Джексон, с интересом глядя на меня.
– Да, моя девушка. Элизабет, – отвечает Пэйтон.
– Красавица, – расплывается в улыбке именинник и смеется. – У тебя всегда самые красивые девушки, дружище! Что Кейт, что… – Под нехорошим взглядом Пэйтога Джексон замолкает и поправляется. Хм, то есть я хотел сказать, что наш Пэйтон знает толк в женской красоте. Вы очаровательны, Элизабет!
Я улыбаюсь, потупив взгляд, однако делаю вывод, что подружек у Пэйтона было немало. И это неудивительно.
– Где ты ее взял? – продолжает Джексон, толкая Пэйтона в бок.
Наверное, он думает, что я из одного с ними мира. Но я – дикая помесь Золушки и Алисы в Стране чудес, не такая, как вся эта шумящая радостная толпа. У меня нет денег, положения или власти. Моя мама – старший воспитатель в садике, а я – студентка. Все, что сейчас надето на мне, кроме браслета, принадлежит Пэйтону. И, кажется, он хочет, чтобы и я ему принадлежала.
– Увидел на улице и влюбился с первого взгляда, отвечает он.
– О-о-о, и такое бывает? Но я тебя понимаю, дружище! Такая красотка. Словно ангел! – смеется Джексон и обращается ко мне, уже на «ты»: – Я буду называть тебя ангелом, милая. Меня сегодня поздравляет сам ангел! Сам ангел со мной! – вдруг кричит он так громко, что на нас оборачивается куча людей.
Даже знаменитый актер. Господи, лет семь назад я была от него без ума, как и все девчонки в классе! Чтобы попасть на премьеру его фильма, мы с утра занимали очередь. А сейчас он меня разглядывает, изящно держа свой бокал с вином.
На меня смотрят с большим интересом. Как я понимаю, присутствующие так или иначе знакомы между собой, а я для них – свежая кровь, развлечение, да еще и за руку с Пэйтоном Мурмаером.
Я не привыкла к такому вниманию. Они так рассматривают меня, что мне кажется, будто их взгляды разъедают мою одежду и она расползается по лоскутам, оставляя меня обнаженной. Но им и этого мало – они не отводят взгляды, все сканируют, оценивают, запоминают… А ведь я не картина, чтобы ловить столько взглядов, я не выставлена на витрине, не продаюсь я лишь простой человек.
Мне страшно, что эти взгляды спровоцируют приступ панической атаки. Что тогда обо мне подумают? Что новая девушка Пэйтона Мурмаера психически больная? Я всегда боюсь, что это случится на людях. Боюсь себя выдать. Мои пальцы больно сжимают ладонь Пэйтона, и он кидает на меня удивленный взгляд – кажется, не ожидал такой реакции.
Джексон снова собрался что-то орать насчет ангела, но ему не дают это сделать.
– Ан…
– Прикрой пасть, сделай милость, – грубо просит его Пэйтон. – Моя девушка не любит внимания, – чуть понизив голос, добавляет он.
От нас наконец отворачиваются. И я выдыхаю.
Перебросившись с другом еще парой слов, Пэйтон уводит меня в укромное местечко у стеклянной стены, подальше от фуршета, однако к нам то и дело кто-то подходит. Перебрасывается приветливыми и ничего не значащими фразами с Пэйтоном, осторожно улыбается мне, пытаясь понять, кто я такая и что делаю с Мурмаером. Я тоже улыбаюсь – паника спала, и я чувствую себя намного увереннее. Не знаю, может быть, это оттого, что рядом Пэйтон – у него уверенности хватает на двоих.
Когда я в очередной раз касаюсь подола платья проверяю, не сползло ли, – он замечает это и говорит:
– Все в порядке. Хочешь есть?
– Нет.
– Чувствуешь себя здесь не в своей тарелке?
– Есть немного, – признаюсь я.
– Расслабься, – советует он. – Они такие же люди, как и ты. Голова, две руки и две ноги. Правда, не у всех имеется голова, но это успешно маскируют.
– Тебе ведь тоже здесь не нравится, – замечаю я.
– Почему ты так думаешь? – Пэйтон пристально на меня смотрит.
– У тебя взгляд становится холодным, неживым, как у статуи. Возможно, люди обходят тебя стороной из-за твоего взгляда.
– Вот как? А какой еще у меня бывает взгляд? любопытствует Пэйтон.
– Иногда злой, иногда настороженный, иногда раздраженный. – Чуть подумав, я добавляю: – Иногда уставший, как будто бы тебе все смертельно надоело.
– А теплым бывает?
– Нет. Ни разу не видела.
– Странно. Когда я тебя вижу, мне кажется, что свечусь от радости.
Больше он ничего не успевает сказать – к нам подходит тот самый актер, и меня охватывает восторг. Знала бы я в школе, что однажды смогу встретить знаменитость лично, с ума бы сошла от счастья. Сейчас я уже плохо знаю, в каких фильмах он снимается, но как приятно его видеть! Он словно сошел с обложек глянцевых журналов, да он и сам словно глянцевый – ухоженный и красивый. Я действительно в другом мире, в настоящей Стране чудес, где исполняются пусть маленькие, старые, полузабытые, но все же мечты.
Ведь у мечты нет срока годности.
– Безумно рада вас встретить, вы потрясающий актер, – говорю я искренне и замечаю, как на лице Пэйтона появляется едва заметная ухмылка.
– Спасибо, дорогая, – отвечает актер, хорошо поставленным голосом, который покорил немало сердец. – Безумно приятно, что мои работы ценят такие восхитительные девушки, как вы.
Пару минут мы разговариваем – я, лучась счастьем, рассказываю, какие его работы произвели на меня впечатление, а он слушает, кивает и время от времени улыбается или благодарит.
Я бы разговаривала с ним час, два или целую вечность, но Пэйтон тянет меня дальше. И нам приходится распрощаться. Я кидаю на актёра прощальный взгляд и иду следом за Пэйтоном, который держит меня за запястье. Я чувствую себя собачкой на привязи.
– Что, поклонница? – спрашивает Пэйтон.
– Да, любила его фильмы. Отличные же, – отвечаю я, чувствуя подвох.
– Да? А мне с ним одно дерьмо попадалось.
– Кто бы сомневался. Тебе, видимо, оно по жизни попадается.
– Ты ведь мне тоже попалась, принцесса. Что скажешь на это?
Мы останавливаемся у колонны, подальше от людей и развлечений, и я опять украдкой поправляю платье. Ноги в алых туфлях начинают болеть с непривычки. Но я улыбаюсь.
– У каждого правила должно быть исключение, чтобы его подтвердить. Это я.
– Иногда ты почти остроумная, это умиляет. Кстати, можешь не стараться, – склонившись ко мне, заговорщицки шепчет Пэйтон.
– Что ты имеешь в виду?
– Ему не нравятся девочки.
– В каком смысле?.. – начинаю я неуверенно.
– В том самом. Он по мальчикам. Давно и прочно. Плейбой и роковой сердцеед он только в фильмах. Просто так, для справки – твою знаменитость продвинул один крутой чел, который старше его в два раза и богаче на несколько миллиардов долларов. На раскрутку ушло столько денег, что из купюр можно было построить небольшой домик. А теперь он всем рассказывает о силе таланта и важности веры в себя.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – злюсь я.
– Хочу, чтобы ты видела в людях самую суть, а не красивую обертку из дешевой крашеной фольги, загадочно выдает Пэйтон.
– А по-моему, это просто ревность, – фыркаю я. – Тебя задело, что когда-то я была его поклонницей.
– Возможно, – соглашается Пэйтон, снова тянет меня за собой, садится на незаметный диванчик у стекла, за которым сверкает город, и заставляет меня сесть к нему на колени, отчего у меня на мгновение перехватывает дыхание.
Он так близко, что мне хочется забыться, спрятать лицо у него на груди и раствориться – конечно же, вместе. Это глупые желания, и я начинаю злиться из-за них на себя. Но ничего не могу с собой поделать.
– Смотри, принцесса, – шепчет Пэйтон, показывая мне то одного гостя Джексоа, то другого. – Видишь слева женщину в синем платье, рядом с которой сидит белобрысый паренек? Ей за шестьдесят, ему девятнадцать. Она всем говорит, что он ее племянник, но на самом деле они любовники. А вон того красавчика в светлом костюме? Выгнал старую мать и продал ее квартиру, чтобы рассчитаться с долгами. Она ходила по свалкам и побиралась, пока ее не забрали в дом престарелых. Потом он даже не пришел на ее похороны. Но в телепередачах он выступает как эксперт по этике. Смешно. А как тебе тот мужчина с бородкой? Да, тот, который обнимает блондинку? Как думаешь, кто она ему?
Я невольно рассматриваю представительного мужчину, чья рука лежит на плече юной смешливой девушки с белыми волосами. Сложно сказать, кем она ему приходится, у них разница в возрасте около тридцати лет.
– Любовница? – удивленно спрашиваю я. Или новая жена?
Пэйтон смеется.
– Не угадала, принцесса. Это его дочь. Видишь, как легко ввести тебя в заблуждение? Он хороший отец и великолепный муж. Бизнесмен, который не упустит своего. Меценат финансирует детские дома и дает деньги на строительство церквей.
– И в чем же его грех? – спрашиваю я раздраженно, злясь на себя за то, что не угадала.
– Он души не чает в своей дочери. Обеспечил ей все самое лучшее. Уверен – костьми ляжет ради нее и своей семьи. Набожный. А несколько лет назад сел за руль нетрезвым после дня рождения дочери и сбил девушку. У нее были многочисленные повреждения, да еще и лицо изуродовано. Он не сел – откупился деньгами и живет дальше. Та девчонка – ровесница его дочери, родилась с ней в один день. Но ее будущее это больницы и шрамы на лице.
Пэйтон говорит ровным тоном, но это звучит зловеще. Мне становится не по себе от всего того, что я слышу. Это ужасно. И несправедливо. Откуда в людях столько зла?
– У меня два вопроса, – тихо говорю я. – Откуда ты все это знаешь и зачем говоришь?
– Это знают все, кто здесь собрался. В этом обществе сплетни циркулируют, как поезда, на постоянной основе. Это неотъемлемая часть их жизни. А зачем… Ты ведь художник, Элизабет, – тихо говорит Пэйтон. Одна его рука лежит на моей талии, второй он играет моими волосами. – Ты должна видеть самую суть людей. Иначе не сможешь изобразить их на бумаге, верно?
Я пожимаю плечами:
– Допустим.
– Но у тебя с этим проблемы, несмотря на то, что ты учишься на психолога. Хоть ты и пытаешься прочитать меня по глазам, но ты не права. С Винни тоже не угадала. И думаю, что не с ним одним, иначе бы ты не была так одинока? Мне нравится открывать тебе глаза на людей, принцесса. Кто-то должен снять с тебя розовые очки.
– Ты не прав, – поворачиваюсь я к нему и случайно касаюсь своей щекой его щеки, но делаю вид, что ничего не произошло и что это не в моих венах гремят вместо грозы фейерверки. – Да, иногда я ошибаюсь в людях, потому что хочу прежде всего видеть их свет, а не тьму, но не настолько я бездарна. Я понимаю людей.
Пэйтон улыбается. Снова рад, что вызвал у меня эмоции. В этот раз – возмущение.
– Не понимаешь.
– Понимаю.
– Неа. Ты слишком доверчивая.
– А ты дурак, – вырывается у меня.
– Полегче со словами, принцесса, – предупреждает меня Пэйтон.
– Прос… А, ты сказал, что перед тобой извиняться не нужно, – вспоминаю я. – Тогда не буду.
– И не надо, – соглашается он.
– Почему тебе так не нравится, когда просят прощения? – спрашиваю я с интересом.
Он пожимает плечами.
– Завет отца. Он говорил нам, чтобы мы с братом ни у кого и никогда не просили прощения. Это унизительно. «Вы всегда правы», – говорил он нам. А если не правы, сделайте все, чтобы стать правыми».
– Какой интересный подход к воспитанию, осторожно говорю я.
Его отец был своеобразным человеком.
– Может быть. Но я хочу доказать тебе свою правоту. Проверим, как ты понимаешь людей? – предлагает Пэйтон. – Я покажу тебе трех девушек. Первая, вон та, с розовыми волосами, которая выпивает у барной стойки. Да, с татуировками на плечах. Вторая – силиконовая кукла в малиновом платье. Как думаешь, у нее ничего не вывалится из декольте? Третья, видишь, стоит одна у окна? Да, вон та, с пучком на голове.
– И? – удивленно спрашиваю я, не понимая, какая между ними связь. Сразу же подключается фантазия – может быть, они вовлечены в один любовный треугольник? Или их обманул один мужчина? А может быть, они и вовсе сестры?
– Кто из них сидит на дури? – спрашивает Пэйтон.
– Я думала, ты спросишь, кто из них твоя бывшая, – отвечаю я.
Он снова смеется.
– Ну же, кто? Подумай и ответь.
Я понимаю, что это вопрос с подвохом.
– Последняя, – отвечаю я медленно.
Первая из этой троицы больше всего похожа на наркоманку. А вот последняя кажется самой приличной – на вид интеллигентна и похожа на поэтессу.
Вопрос Пэйтона с подвохом, и я выберу ту, которая меньше всего вызывает подозрения.
– Ты ошиблась, – отвечает Пэйтон.
Я начинаю злиться.
– Тогда кто же?
– Первая. Она ведь больше всего похожа на любительницу наркотиков, верно? Но ты решила, что очевидное – это уловка. И выбрала ту, которая меньше всего похожа на наркоманку. Принцесса, ты не разбираешься в людях. Будь осторожна, с такими, как ты, любят играть.
Я чувствую себя проигравшей в этом сражении и молчу.
– Ну, что же ты? Улыбнись. Мы ведь на празднике. – Он приподнимает мне уголки губ.
Я отворачиваюсь, чувствуя себя на его коленях неуютно. А он перехватывает у официанта бокал ледяного шампанского и подносит его к моим губам.
– Выпей.
– Ты же говорил, что не любишь, когда девушки пьют, – вспоминаю я, отодвигая его руку.
– Пить и наслаждаться алкоголем – разные вещи, – отмахивается он. – К тому же нужно знать меру. Пей, принцессы должны пить шампанское и только его.
Я делаю глоток из его рук, чувствуя, как за нами снова наблюдает кто-то из гостей, и по моим рукам, словно пауки, ползут мурашки.
Пэйтон что-то хочет сказать мне, однако вдруг без слов пересаживает меня на диван и встает.
– Развлекайся, я скоро вернусь, – говорит он мне, отдавая бокал.
– Что случилось? – спрашиваю я потрясенно, но он ничего не отвечает и уходит. Я остаюсь одна.
Электричество искрится в бокале. И я рассматриваю его, мечтая стать такой же хрустальной и невидимой. Одной мне здесь совсем некомфортно, и я бы с удовольствием ушла, но без Пэйтона не могу. А он ушел, бросив меня одну. Но, может быть, у него что-то случилось?
Я сижу на диване, пью крохотными глотками шампанское и то и дело ловлю на себе взгляды, постепенно привыкая к такому вниманию.
Пэйтона все нет и нет. Тогда я решаю немного прогуляться, съесть что-нибудь и осмотреться. Это я обязана запечатлеть на холсте. Мне страшно приближаться к людям, но я снова должна победить страх в себе. Страх – мой вечный соперник. Сердце – поле нашей битвы.
Я встаю и иду, стараясь быть уверенной. В конце концов, я выгляжу не хуже, чем они, жители волшебной Страны чудес. Чем более уверенной я становлюсь, тем меньше на меня обращают внимания – парадокс. Украдкой я беру со стола оригинально поданный бутерброд с черной икрой, иду к противоположной стороне ресторана и вновь рассматриваю с высоты сияющий город. Он усыпан разноцветными камнями, которые ярко сверкают в ночи, а его дороги словно золоченые нити.
В какой-то момент я снова чувствую пауков на руке – пристальный взгляд, но кто на меня смотрит, я не знаю, да и не хочу знать. Когда кто-то касается моей руки, я так резко оборачиваюсь, будто меня укололи спицей.