یک فن |P.M.

глава 12

– Ну как? Интересно? – с задорным любопытством спрашивает Габриэль, глядя на Пэйтона, который снова пытается вырваться. – Твой брат не захотел умирать самостоятельно, мне пришлось помочь ему. И тебе я тоже помогу. Только чуть-чуть попозже.
Пэйтон что-то мычит, вырывается изо всех сил, но ничего не получается. Веревки крепко держат его. На его запястьях появляется кровь, но Пэйтону все равно. Он, как раненый дикий зверь, пытается высвободиться из смертельной ловушки.
– Ты зол? Не стоит злиться, друг мой. Во всем виноваты вы сами. Не мы, а вы. Вы просто призвали нас. – Габриэль встает на ноги, дружески треплет Пэйтона по плечу и идет ко мне. – Сестренка, ты спрашивала, человек ли я. Нет, я не человек. Я демон, даймон. Не зло во плоти, а скучающий бунтарь, который видел все на свете и который не может обрести покой. Брат Пэйтона повторял следом за Ницше: «Бог умер». Но когда он умер, появились мы. Демоны, даймоны. Иные из нас не знают, кто мы на самом деле, а потому я ищу их и приглашаю в клуб – только там их сущность может раскрыться.
Габриэль с вдохновенным видом несет еще какую-то околомистическую чушь, а я думаю, что он окончательно свихнулся. И почему-то знаю – живыми нам из этого места не выйти. Я уже не чувствую страха его было так много, что моя душа захлебнулась в нем, как в помоях. Я чувствую обреченность – ту, с которой приговоренных ведут на помост.
– Я так долго смотрел на то, как мои даймоны проходят свои лимбы, и теперь пришло время и мне пройти свой, – продолжает он.
Я все меньше его понимаю, а его глаза блестят все ярче.
– Моя семья должна воссоединиться. Я и мои любимые сестры. Или мы все вместе умрем. Только я должен кое в чем убедиться. В том, что моя сестренка действительно любит меня.
Габриэль надевает на себя белую маску монстра, достает устрашающего вида огромные ножницы и, щелкая ножницами, поворачивается ко мне. Я чувствую себя в стране своих оживших кошмаров, но я устала бояться.
– Ты или он? – спрашивает меня Габриэль. Из-за маски его голос звучит ниже и глуше. – Кто должен сейчас умереть? А кого я отпущу?
Я смотрю на Пэйтона и слабо улыбаюсь. Он отчаянно машет головой, сразу поняв, каким будет мой ответ. Разве он может быть другим?
– Я, – тихо шепчут мои губы. – Я умру.
Он воткнет эти ножницы в мою грудь. Пробьет ими сердце и легкие.
– Это похоже на предательство, – учтиво предупреждает меня Габриэль, окончательно ставший монстром. – Может быть, ты подумаешь минутку и ответишь правильно?
– Убей меня, Габриэль, раз ты так ненавидишь меня, – прошу я устало, чувствуя, как истончается мое сердце. – Давай просто закончим это. Убей меня и отпусти Пэйтона. Если, конечно, ты держишь свое слово.
– Как глупо, сестренка, – шипит Габриэль и снова начинает щелкать ножницами. – Зря разбрасываешься своей жизнью – ты не кошка, она у тебя одна.
Он подходит ко мне со спины и проводит ножницами по горлу. Пэйтон снова пытается вырваться, что-то беззвучно кричит, а я жду, не отрывая от него взгляда. Я хочу, чтобы все произошло быстро. Пожалуйста.
Габриэль отрезает мне косу, которую сам же и заплел. Я выдыхаю.
– А ты, друг мой? – поворачивается он к Пэйтону. – Хочешь жить? Я могу тебя отпустить, а убить ее. Просто сделай выбор – она или ты? Кто умрет за любовь? Кто, кто, кто?
Габриэль подскакивает к Пэйтону и резким болезненным движением отлепляет скотч от его лица.
– Отвечай! – кричит он визгливо. – Она или ты? Она или ты? Она или…
– Я, – хрипло повторяет мой ответ Пэйтон и с окровавленной недоброй ухмылкой смотрит на него. – Убей меня, чертов псих, а ее отпусти. Сдержи слово, как настоящий мужик. Или у демонов нет гендерных различий? – откровенно смеется он, за что снова получает в лицо.
Габриэль разъярен. Он снова меняется – начинает бесноваться, прыгать на месте, колотить руками воздух, выкрикивать что-то, и это выглядит отвратительно.
– Я люблю тебя, принцесса, – кричит мне Пэйтон.
Его лицо в крови, в его глазах – отражение смерти, но его голос ласков, как никогда.
– Я тоже тебя люблю, волчонок, – сквозь слезы отвечаю я.
Мне безумно хочется коснуться его – на прощание. Последний раз дотронуться до его пальцев, почувствовать тепло дыхания, запах северного моря, который стал мне родным. Мне больно, что все получилось именно так. Мы – две изломанные души. Две звезды, которые скоро сгорят.
– Как же трогательно, – шмыгает носом вдруг успокоившийся Габриэль и снова залепляет рот Пэйтону. – Где мой запасной платок для слез? Вы такие влюбленные. Настоящая принцесса и ее рыцарь в это вы играли в детстве? А кем должен быть я? Вашим конем? – Он коротко хохочет над своей шуткой. Что ж, посмотрим, насколько крепка ваша любовь.
И он уходит, чтобы спустя несколько минут вернуться вместе с Винни и Ником, каждый из которых ведет по одной связанной девушке с кляпом во рту.
Это Авани и Кейт. Они обе испуганы, не понимают, что происходит. На их лицах слезы и грязные потеки туши, но крови нет – их не били. Просто поймали и где-то держали. Тонкое тело Кейт бьет крупная дрожь, и, если бы у нее во рту не было тряпки, она бы кричала. Авани кажется более спокойной, но у нее такой взгляд, что мне хочется взвыть. Это взгляд загнанного в клетку зверя, с которого вот-вот снимут шкуру. И зверь это знает.
Прости меня, Авани, это из-за меня. Как же мне спасти тебя, что мне сделать? Я не могу оторвать глаз от подруги, не веря, что этот урод схватил и ее, а Пэйтон потерянно смотрит на Кейт. Он тоже этого не ожидал. Мне становится понятно, что задумал Габриэль. Он настолько рехнулся со своей игрой в демона и высшие силы, что потребует от нас выбора. Смертельного выбора. Выбора между близкими людьми.
Пэйтон или Авани. Я или Кейт. Ему нравится мучить нас. Что-то напевая, Габриэль подходит к девушкам, касается их лиц, волос, шей, а они обе беззвучно плачут, прижимаясь друг к другу плечами. Они похожи на маленьких испуганных девочек.
– Такие красивые. И такие трогательные. Я бы хотел написать ваш совместный портрет, – мягко говорит он и гладит Кейт по скуле, заставляя ее сжаться от ужаса.
Габриэль понимает, что ей страшно, а потому вдруг вытаскивает кляп, берет за лицо и впивается в ее губы своими так, словно готов высосать душу. Кейт, которую удерживает Ник, пытается отпихнуть его, кричит, извивается и в итоге получает по лицу.
– Некультурная девочка, – качает головой Габриэль, снова вставляя ей кляп в рот, и кивает парням. Усадите гостей на стулья. Дамы не должны стоять.
Винни и Ник выполняют его приказ. Авани и Кейт сидят по обе стороны от нас с Пэйтоном.
– Начнем с тебя, Пэйтон. Слушай мои условия, торжественно объявляет Габриэль. – Две твои подружки. Две девушки, влюбленные в тебя. Две чистые души. Но в живых останется только одна. Если ты выбираешь Элизабет, то Кейт умирает мучительно долго – я позабочусь об этом. Если Кейт – то Элизабет умирает легко и быстро, будто засыпает и не просыпается. А, да, можете идти, – поворачивается к Нику и Винни Габриэль.
Первый сухо кивает и уходит. Второй задерживается на мгновение, испуганно смотрит на нас и спешит прочь из сводчатой комнаты. Мне вдруг кажется, что в его глазах мелькнул отблеск света.
– Ты понял мои условия, Пэйтон? – спрашивает Габриэль своим обычным спокойным тоном. – Готов сделать выбор? Нет? Тогда я дам тебе десять минут. Хорошенько подумай насчет того, кто должен умереть. Дамы, хотите выпить? У меня есть потрясающие коктейли. Не хотите? Что ж, ваше право.
Эти десять минут пролетают, как одно мгновение. Габриэль ходит между нами, крутя в руках мою отрезанную косу, и разговаривает то ли сам с собой, то ли с ангелами на стенах. А когда звенит таймер, подходит к Пэйтону, который бледен так, что кажется, будто его присыпали снегом.
– Ты готов сделать выбор? – спрашивает любезным тоном Габриэль, снимая с него скотч снова.
Пэйтон молчит, на его влажном от пота лбу выступают вены. Кейт и Авани плачут.
– Ну же, говори. Кто умрет? Кейт – медленно и мучительно или Элизабет – легко и быстро. Отвечай. Делай выбор, ты же всегда был таким решительным, друг мой. У тебя есть тринадцать секунд. Двенадцать, одиннадцать.
Он снова ходит между нами. И каждое его слово выстрел.
– Восемь, семь, шесть…
Я почему-то вспоминаю о маме – о своей, той, которая меня вырастила. Как же она без меня? Что с ней будет? Мама, прости. Я люблю тебя, даже если в нас течет разная кровь.
– Четыре, три, два…
Досчитать до одного Габриэль не успевает – появляется Ник. Его лицо хмуро. Он не похож на того вежливого водителя, теперь он кажется убийцей, жаждущим крови.
– Что такое? – с недовольством смотрит на него Габриэль.
– Вырубил Винни, – коротко сообщает тот.
– И зачем?
– Он хотел позвонить в полицию.
– Не понял, – хмурится Габриэль, забыв про нас. – Успел?
– Нет. Я за ним приглядывал, как ты и просил.
– Тащи его сюда, – велит Габриэль, снова разъяряясь, – его перепады настроения просто поразительны.
– Сейчас. – Ник тотчас направляется к выходу.
Пэйтон провожает его мрачным взглядом. Сложно осознавать, что рядом всегда был предатель.
– Кстати, где Райли?
– Уехала. Ее машины нет.
– Хорошо, – бормочет Габриэль. – Ни к чему ей знать всю правду.
Он задумчиво смотрит на меня.
– Знаешь, вы с Райли похожи своей чувствительностью и ранимостью. Она мне ближе всех, но я никогда не рассказывал ей свою главную тайну – об охоте на людей. Ее еще немного нужно к этому подготовить. И возможно, она будет охотиться вместе со мной. Мы могли бы охотиться втроем, Марлена, – вновь называет меня старым именем Габриэль, – но ты, как всегда, все испортила. Дрянная девчонка. Теперь ты никогда не узнаешь, что это такое – вкус охоты и блаженство, которое разливается по телу после удачного ее завершения.
Мне снова становится противно. Скольких этот нелюдь убил? Сколько жизней забрал, возомнив себя демоном? Сколько разрушил семей?
– Надю тоже убил ты? – спрашиваю я тихо.
– Да, конечно. Наденька была моей натурщицей, – весело отвечает Габриэль. – Но она была слишком глупой и слишком опасной. Однажды она увидела меня вместе с Райли и решила, что Райли – это ты. А потом встретила тебя на той вечеринке вместе с Пэйтоном и решила, что ты мне изменяешь. Побежала докладывать мне. Я велел ей немедленно уходить – не хотел, чтобы из-за нее ты или Мурмаер узнали о существовании Райли. А потом я просто загнал ее в лесу и убил. Жаль, пришлось закопать – она была прекрасной натурщицей, и живой, и мертвой. Смогла бы попозировать, пополнить мою коллекцию «Спящих». Да, это девушки, которые стали моей добычей. Их последний подарок миру. Кстати, – обращается Габриэль к Пэйтону, – друга твоего брата, который тоже увидел нас вместе, так и не нашли. Его я закопал лучше.
Габриэль снова смеется и заклеивает нам рты.
Ник приводит Винни. Тот, кто еще недавно был надзирателем, становится жертвой – он связан и с трудом переставляет ноги. Его голова разбита в кровь, и тонкая струйка течет по виску на футболку. Солнца в нем больше нет, а может быть, никогда и не было.
Ник усаживает Винни в железное кресло и привязывает к нему. Пистолет Пэйтона, отобранный Винни, теперь у него. Габриэль подходит к связанному дергающемуся парню – к своей новой игрушке.
– И зачем ты это сделал? – наклоняясь, спрашивает он строго, словно отец – маленького сына.
Винни затравленно на него смотрит и видит в глазах Габриэля нечто такое, что его пугает.
– Я… Я не думал, что ты так далеко зайдешь! кричит он в истерике. – Я думал, мы просто их попугаем! Я не подписывался на убийства!
– Но ты ведь один из даймонов, – печально говорит Габриэль. – Ты играл с жизнями. Голосовал, делал ставки. Что же теперь случилось? Что изменилось, друг мой?
– Одно дело – наблюдать, другое – участвовать самому, – усмехается Ник. – Многие не любят мараться. Трусы.
– Ты прав, к сожалению, ты бесконечно прав, вздыхает Габриэль. – Что ж, Винни, раз ты так этого боишься, то я просто обязан буду излечить тебя от страха. Приведи ее, – не поворачиваясь к Нику, говорит он.
Тот кивает. Я понимаю, что нам дана отсрочка сейчас начнется другая игра.
В комнате со сводчатыми стенами появляется еще одна девушка. Я сразу узнаю ее – когда-то я рисовала ее портрет. Это Эмма, та, которую Винни, обманывая меня, называл своей сестрой, но которая на самом деле его подруга.
Видя связанную Эмму, которая, похоже, в шоковом состоянии, Винни кричит, и я понимаю, что она действительно ему дорога – в его крике безмерно много боли и страха. Винни просит прощения, уговаривает Габриэля отпустить Эмму, клянется, что сделает все, что он захочет, но Габриэль будто не слышит его диких криков. Он что-то говорит Нику, и тот хватает Авани.
Ее ставят рядом с Эммй напротив плачущего Винни. Их лица кажутся неживыми, будто восковыми, словно обоих поцеловала в щеки смерть, проходившая мимо.
– Итак, даймон. Сегодня твой внеочередной лимб, – торжественно объявляет Габриэль. – Ты должен сделать правильный выбор. Одна из них умрет от твоей руки, другая останется жива.
– Я убью ее, убью, – обещает Винни чужим голосом, глядя на Авани. – Только оставь Эмму в живых.
– Может быть, может быть, – шепчет Габриэль. – Ник, позволим?
– Нет, – ухмыляется тот. – Слишком просто.
– Ты прав. Но как же мы поступим?
– Положимся на удачу.
Габриэль смеется, хлопает Ника по плечу и просит у него нож. Тот дает ему перочинный, с тонким и длинным лезвием, и протягивает руку, а Габриэль оставляет на его крепком предплечье длинный порез, из которого течет кровь, и что-то выводит кровью на обнаженной спине Эммы – вырез платья довольно глубок.
Подруга в любимой белой футболке, и Ник разрывает ее, зарывшись носом в темные волосы, он был бы не прочь поразвлечься с Авани. За это мне хочется его убить, но я все так же обездвижена и беспомощна. А небо не отзывается на мои молитвы.
– Красивые татуировки, – шепчет он ей, и кончики его пальцев пробегают по узорам, по симметричным веточкам с ягодками и листиками, по выпирающим ключицам.
На ее спине Габриэль тоже что-то выводит, но что, никто из нас, сидящих на железных стульях, не видит.
– Итак, это просто жребий! – говорит веселым голосом Габриэль. – Друг мой, просто сделай выбор. Один или два? Девушка, на чьей спине окажется выбранная тобой цифра, останется жива. По крайней мере, пока, – поправляется он, наслаждаясь страхом Винни.
Хотя я здесь из-за него, из-за этого предателя, я не злорадствую – мне безумно жалко его и очень страшно за Авани. Если с ней что-то случится, я не переживу. Не смогу.
– Просто выбери. Один или два, – голосом искусителя повторяет Габриэль. – А вы, девочки, не смейте подсказывать, иначе умрете обе. Винни, подумай еще немного. Решись.
Почти минуту царит молчание – я слышу только дыхание людей рядом. Затылок печет изнутри, и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. И наконец Винни дрожащим голосом говорит:
– Два.
– Ты уверен? – улыбается Габриэль, словно ангел. – Точно два? Точно-точно?
– Не знаю… Один… Или два, – теряется Винни.
Кажется, он на грани обморока.
– Ну же. Говори, – требует Габриэль, склонившись над ним. – Говори! Ну же, ну!
– Один, – решается Винни. Его глаза полны безысходного ужаса. Зрачок заливает радужку.
– Точно?
– Д-да.
– Точно один? – играет с ним Габриэль, как кот с мышью.
– Да! – с надрывом кричит Винни.
По знаку Габриэля Ник разворачивает Авани и Эмму.
На спине Авани нарисована кривая бурая единица.
Она спасена.
Это малодушно, но я облегченно выдыхаю, но в следующий момент сердце пронзает тугая стрела острой боли.
Эмма обречена. Она знает это и громко рыдает, с ее губ срываются бессвязные мольбы.
– Нет! Нет! – надрывая связки, с диким отчаянием кричит Винни. – Можно еще раз? Пожалуйста, Габриэль! Еще раз! Во второй раз я выберу правильно! Или лучше убей меня! Только ее не трогай!
– Слишком поздно, – пожимает плечами Габриэль.
Крики даймона его совершенно не трогают.
– Я все сделаю быстро, – обещает Винни Ник и залепляет его рот. От его криков разрываются уши.
Он сдерживает свое обещание. Габриэль напевает какую-то песню без слов – мелодичную и веселую. Ник идет к Эмме. У нее связаны только руки, и она пытается убежать. Получится ли у нее это? Нет.
Она падает, ползет, утыкается в стену, в дальний угол, и кажется, будто над ней возвышается величественный белокрылый ангел.
– Иди ко мне, – говорит Ник и хватает Эмму.
– Постарайся без особой грязи, – просит его Габриэль.
Взмах ножа. Полные ужаса крики. Эммы и Винни. Отвратительный звук рассекаемой лезвием плоти. Булькающие звуки, от которых внутри все сжимается. И тишина.
Мои глаза плотно закрыты. Я бы хотела, чтобы мне кто-нибудь закрыл уши, но не могу. Снова плачу который раз за сегодня. Мои слезы болезненны. И мне кажется, что по моим щекам скатываются драгоценные камни.
Невыносимо пахнет ржавчиной, и по горлу поднимается тошнота. Я слышу странный звук – как будто по полу что-то тащат, и понимаю, что это тащат Эмму, которая молчит. Теперь она будет молчать всегда. Целую вечность. Интересно – существуют ли души? Глупый вопрос.
Габриэль поет. Эмму утаскивают. И я все же открываю глаза. От Эммы остаются лишь воспоминания и кровь, забрызгавшая стену; она же размазанной дорожкой тянется к выходу. Винни потрясенно смотрит на стену, в заколоченные глаза ангела, под которым умерла его девушка. Он все еще не может осознать, что случилось. Он не может понять, что потерял близкого человека. Он сломался.
Я тоже не могу поверить, что где-то там, за стеной, только что человека насильно лишили жизни. Но я не хочу ломаться. Я уговариваю себя держаться до самого конца. Ради Пэйтона и Авани. И ради мамы. Море в моих запястьях еще бьется.
– Мне нужно подумать, что делать со всеми вами, – задумчиво говорит Габриэль, снимая маску монстра и оглядывая нас мертвыми глазами. – Какую игру придумать? Я дал сестре второй шанс, а она меня снова предала. – Его взгляд останавливается на мне, и я вижу, как по его щекам текут слезы. – Как ты могла, Марлена, как? – Он садится напротив и кладет голову мне на колени. – Ты выбрала его. Разрушила все мои планы. Почему ты не такая, как Райли? Почему ты меня не любишь?
Он бьет меня по щекам, обнимает и снова бьет, обжигая хлесткими ударами, называет то мамой, то Райли, то Марлен – в его голове все спуталось окончательно. Я чувствую лишь глубокое, въевшееся под кожу отвращение. Ни боли, ни страха, ни ненависти.
Он болен злом. Он омерзителен и не заслуживает даже надежды. Кто-то скажет, что он несчастен, но людей, которых несчастными сделал он, так много, что ими можно заполнить всю эту большую комнату.
Чейз никакой не демон и точно не человек. Он омерзительное, тошнотворное существо, не достойное жалости. Возможно, он читает это в моих глазах, а потому вдруг отстраняется. Не знаю, что Габриэль хочет сказать, – его снова тревожит Ник.
– Какие-то странные типы рядом ошиваются, говорит он тихо, но я все равно слышу.
– Сейчас посмотрим, кто это, – улыбается Габриэль. – Может быть, у нас появятся новые гости? Прошу извинить, дамы и господа. Покину вас ненадолго. Надеюсь, вы не заскучаете.
– Мне остаться? – спрашивает Ник.
– Нет, идем со мной. Гости не смогут покинуть нас.
Габриэль склоняется к горшку с мертвым цветком, набирает в ладонь сухую землю, закидывает ее в рот и отвратительно улыбается черными губами.
– Сестра, если ты все же решишь покаяться… Просто выбери – ты или они… Даю последний шанс, – говорит он, глядя на меня мутными глазами, которые скорее принадлежат демону, нежели человеку.
Они уходят, а мы остаемся. Мы – это круг обреченных. Пэйтон, Авани, Кейт, Винни и я. Мы даже не можем общаться – у нас залеплены рты. И я уверена, что освободиться тоже не сможем, хотя Пэйтон не сдается – как только наши мучители уходят, он снова начинает пытаться выбраться из пут.
Неужели мы обречены?
Я в тысячный раз задаю себе этот вопрос, глядя в глаза Авани. Возможно это игра света, но мне кажется, что на ее темных волосах появляется седая прядь. Мои отрезанные волосы лежат на полу; они запачканы кровью Эммы.
Когда позади нас слышится странный звук, будто бы открывается дверь, мы все резко поворачиваемся и видим, как часть стены отъезжает и оттуда выходит Райли. Она одета в то же мятное платье, и на ее лице – моем лице – все еще есть отблески безумия. Однако вместо собачьей преданности я вижу гнев и жалость. А еще – решимость.
Не знаю, что с ней произошло, но она поменялась. Райли направляется ко мне, склоняется, берет мое лицо в свои теплые ладони и шепчет моим голосом:
– Прости, прости меня, Марлена, сестренка. Прости, я не знала.
Она вытирает мои слезы большими пальцами, говорит, что ей жаль и что она ни о чем не догадывалась. А потом поднимает с пола брошенные ножницы – те, которыми Габриэль отрезал мои волосы, и я жмурюсь – мне кажется, что сейчас она убьет меня ими. Но вместо этого Райли освобождает меня. Затекшие руки и ноги обретают свободу, и я тотчас сдергиваю с лица ленту.
– Я все слышала. Прошла по тайному ходу, была за стеной и слышала, – говорит Райли, и ее глаза лихорадочно блестят. – Марлена, я ничего не знала! Не знала про родителей, не знала про Брайса, не знала про то, что он убивает людей. Должно быть, я сумасшедшая, такая же, как и он. – Она хватает меня за руку, тяжело дыша. – Он сказал мне, что ты подожгла дом родителей, и я верила в это, понимаешь? Я верила во все, что он мне говорит. А когда он… Когда он сказал про Брайса, у меня в голове что-то перемкнуло, я словно пришла в себя. Марлена! Мне так жаль!
Райли обнимает меня так крепко, что у меня хрустят кости. Меня обнимает мое отражение – мне кажется, я и сама обезумела.
– Я всегда хотела тебя увидеть еще раз, даже пыталась искать, до того как Габриэль появился, – шепчет она мне на ухо. – Но ничего не получалось. Марлен, я не хотела, чтобы все так вышло. Должно быть, безумие заразно. Мне жаль, прости. – Райли отстраняется от меня. – Я найду его и отомщу за родителей и за Брайса. А ты убегай. Этот тайный ход выведет тебя на улицу. Убегай скорее, малышка. Я подожгу это логово. Наш братик так верит в ад, что непременно должен туда попасть еще на земле.
– Постой! – хватаю я Райли за руку, но она лишь смеется – так же безумно, как Габриэль, – и, подобрав полы платья, убегает.
Это моя сестра. Моя кровь. Мое лицо. Моя тень, которую я вижу и с которой тотчас расстаюсь. Но я не бегу за ней, как бы мне этого ни хотелось. Я должна помочь людям. Я хватаю ножницы и освобождаю остальных – всех, кто привязан к железным стульям. Разрезаю веревки, молясь, чтобы успеть. Мои онемевшие руки меня плохо слушаются, но я стараюсь изо всех сил. Успеть, успеть, я должна успеть.
И я успеваю.
– Ты в порядке? – тотчас спрашивает меня Пэйтон, на мгновение обнимая и крепко-крепко прижимая к себе.
Его северное море размешано с кровью, но это море – мое.
– А ты? – шепчу я, глядя в его глаза – они теплые и ласковые, любимые.
Он только кивает, и я обнимаю Авани – она тихо плачет. На ее волосах действительно есть седая прядка. Я беру ее за руку, и наши пальцы крепко переплетаются.
– Слушайте меня внимательно, – тихо говорит Пэйтон, настороженно поглядывая на вход. Теперь его взгляд другой – внимательный и уверенный, как у вожака стаи. – Нам нужно уйти и сделать это как можно тише. Пойдем по тому пути, по которому пришла Райли.
– А если она нам соврала? – глухо спрашивает Кейт, которую снова начинает колотить, но она пытается сжимать и разжимать пальцы, чтобы восстановить кровообращение.
– У нас нет другого выхода, – отвечает Пэйтон. Там мы можем наткнуться на этих уродов. Да и кто знает, сколько их тут. В «Легионе» много психов. Я иду первым. Вы – за мной. – Его взгляд падает на безжизненного Винни, который стоит, опустив руки. Эй, пойдешь последним. И только попробуй вытворить что-нибудь, я сломаю тебе шею. Понял?
Винни бездумно кивает и кидает взгляд на кровь, оставшуюся от Эммы.
– И куда это вы собрались? – слышится холодный голос Ника.
Я оглядываюсь назад, и внутри все обрывается. Возродившаяся было надежда сгорает заживо. У Ника в руках пистолет Пэйтона. Он направлен прямо на нас. А между нами всего несколько шагов. Это конец?
В моей голове мелькает мысль, что перед смертью я все-таки успела обнять Пэйтона. И умру, крепко держа за руку Авани.
– Дернитесь – пристрелю, – сообщает он нам и кидает взгляд на ножницы в руках Пэйтона – он хотел взять их с собой в качестве оружия. – Брось.
Пэйтон подчиняется, не сводя с Ника взгляда.
– Откинь ногой ко мне, – велит тот.
Пэйтон подчиняется снова.
– Как высвободились? – спрашивает Ник.
– Помог кое-кто, – отвечает Пэйтон.
Он стоит впереди нас, словно закрывая спиной. Его плечи прямые и напряженные. И я знаю, что его сердце бьется сейчас, как сумасшедшее. Мое – в унисон с его.
– Кто же? – усмехается Ник. – А, можешь не отвечать. Какая разница. Сейчас вы окажетесь на своих местах, дорогие гости. А Габриэль уже придумал, какую игру устроить. Сегодня столько красивых девушек. – Его глаза останавливаются на Авани. Та опускает голову. А он хрипло смеется. Видимо, уже придумал, что сделает с ней.
– Зачем? – вдруг спрашивает Пэйтон.
– Тебе интересно, зачем я тебя предал? – спокойно интересуется Ник. Пистолет он не отпускает. – Ну, я никогда и не был на твоей стороне. С самого начала. Просто Габриэлю нужен был тот, кто сможет контролировать тебя. И мне показалось это забавным. Игра в предательство – почему бы и нет? Весело.
– Нет, это я уже понял. Зачем ты играешь по его правилам?
– Что значит – по его правилам? – хмурится бывший водитель Пэйтона.
– Ну, он твой босс, ты подчиненный.
– Мы компаньоны.
– Сомневаюсь, – смеется Пэйтон. – Ты скорее похож на преданного пса, готового исполнять все приказы хозяина. Только знаешь, что бывает с такими псами потом? Их отстреливают и ищут новых.
Он провоцирует Ника – я прекрасно это осознаю. И не только я.
– Все сказал? Уймись, иначе прострелю ногу. Не тебе, кому-нибудь из девок.
– Мне действительно интересно. Хочешь стать Князем? – вдруг задает Пэйтон новый странный вопрос.
Ник щурится:
– Что это значит?
– Давай объединимся и захватим в «Легионе» власть. Будем играть по своим правилам.
– Волк хочет задрать пса? – хохочет Ник – ему почему-то безумно смешно.
Он приближается к Пэйтону, целясь тому в лицо, и говорит:
– Что ты несешь? Так хочется жить, что сорвало крышу? Думаешь, я поверю тебе, Мурмаер? Ты идиот. Месть застелила тебе глаза. Ты проиграл, смирись. Ты сдохнешь, и твоя девка сдохнет, и все они сдохнут. Все. Даже я – но намного позднее. Знаешь, все это время, пока я на тебя работал, ты меня бесил. Высокомерная тварь. Сегодня главным буду я, а не ты.
– Ты? Тебе сложно быть главным, – усмехается окровавленными губами Пэйтон. – Твой верхний старина Габриэль. Слушай, до меня только дошло… А отчим? Может, и он был верхним?
– Заткнись, – цедит сквозь зубы Ник и делает к Пэйтону еще один шаг, – или я отправлю тебя к твоему братишке прямо сейчас. Ему одному в аду скучно.
– Так что там с отчимом, я попал? – продолжает Пэйтон.
Господи, я не понимаю, зачем он провоцирует Ника. Тот ведь может его застрелить прямо здесь и сейчас. Но вдруг понимаю – не может. Габриэль наверняка сам хочет убить Пэйтона. Но для чего мой волчонок делает это? Что задумал? Ему нужно, чтобы Ник подошел ближе? Но ведь он может прострелить ему не голову или живот, а ногу.
Я надеюсь, что небо спасет нас.
– Закрой рот, иначе пожалеешь. Может быть, размозжить голову твоей бывшей? – с неприятной улыбкой спрашивает Ник, глядя на Кейт. – Хочешь увидеть, что у нее внутри черепа?
– Извини, успокойся, – тотчас просит Пэйтон, осторожно поднимая руки – так делают, когда сдаются. – Не трогай никого. Прошу.
Ник смеется – ему нравится ощущать свою власть над нами.
– Умоляй меня, – говорит он. – Давай, умоляй, плачь, проси никого не трогать. Ну же… – Договорить он не успевает. Пэйтон резко поворачивается и хватает за запястье руку Ника, в которой зажат пистолет, таким образом уходя с линии огня, – пистолет направлен в стену с ангелами. Затем выбивает оружие из рук соперника предплечьем и атакует. Ник падает на пол, но умудряется увлечь за собой Пэйтона. Они дерутся.
В это же время Винни вдруг хватает пистолет и убегает из сводчатой комнаты. Мне начинает казаться, что пахнет дымом и гарью.
– Бегите! – кричит Пэйтон, борясь с Ником. – Быстрее уходите!
Авани пытается оттащить меня к проему, но я не могу уйти, оставив Пэйтона.
– Уходите без меня! – с мольбой в голосе прошу я Авани и Кейт.
– Без тебя не пойду! – мотает из стороны в сторону головой Авани
– Я тоже одна не пойду, – шепчет Кейт, не сводя глаз с Пэйтона и его соперника.
Ник, изловчившись, вдруг достает нож тот самый, складной, которым Габриэль разрезал себе ладонь. Он всаживает его Пэйтону прямо в бок и смеется.
– Сдохни, – говорит он. – Сдохни и смотри из своего котла, что будет с твоей девкой.