یک فن |P.M.

глава 9

– Привет, Элизабет, – говорит мне Надя Еремина, моя одногруппница.
Она выглядит потрясающе – облегающее платье темно-малахитового цвета с неприлично большим квадратным вырезом, собранные в высокую прическу темные волосы, безупречный макияж. Настоящая светская львица. И чувствует себя вполне уверенно.
– Привет, Надя, – отвечаю я.
Не знаю, радоваться ли мне встрече?
– Не ожидала встретить тебя здесь, – улыбается она, рассматривая меня с головы до ног. Она точно знает, сколько стоит каждая деталь моего гардероба.
«Я же говорила, что мы в одной лиге», – сквозит в ее внимательном взгляде.
– Я тоже не ожидала, – признаюсь я.
– Ты здесь не одна? – спрашивает Надя. Ей любопытно.
– Пришла с… поклонником, – после некоторого промедления отвечаю я и вижу, как поднимаются уголки ее алых губ.
Поклонник – это звучит странно. Может быть, старомодно.
– С тем, кто дарил тебе цветы? Как интересно. И как его зовут, если не секрет?
– Пэйтон, – отвечаю я, решив, что в конце концов Надя узнает об этом от других гостей.
– Пэйтон… – Ее глаза расширяются. – Постой, ты та самая новая подружка Пэйтона Мурмаера?
– Вроде бы да, – отвожу я глаза.
Еремина потрясена – я вижу это по ее растерянному лицу. Кажется, она не может понять, как я, незаметная девчонка-отличница из ее группы, вдруг стала встречаться с этим парнем.
– Ты меня удивила, – наконец произносит Надя. – Не думала, что ты такая…
– Какая? – выдыхаю я.
– Можешь сразу с двумя закрутить, – нервно смеется она.
Я вспоминаю Винни и мрачнею. Не хочу о нем думать. Это слишком неприятно. Нет, он не разбил мне сердце, но мне тяжело принять, что его свет, который я принимала за солнечный, оказался светом обычной лампы.
– Так вышло, – говорю я сквозь зубы.
Она смеется еще заливистее. Кажется, мне удалось впечатлить нашу университетскую красавицу.
– Ты просто выбрала лучшего. Это нормально.
– А откуда ты знаешь про двух? – осторожно спрашиваю я.
– Видела вас, – пожимает она плечами.
Точно, Винни приходил ко мне на учебу.
– Кстати, я тоже больше люблю брюнетов.
Ей явно весело, только в красиво подведенных глазах остается какая-то настороженность.
– Я могу попросить тебя об одолжении? – спрашиваю я.
– О каком, Хосслер?
– Не рассказывай об этом никому. Хорошо?
– Без проблем, – кивает Надя. – Кстати, а почему ты одна?
– Пэйтон отошел, а я гуляю, – говорю я. – А ты почему?
– Мой спутник тоже… отошел, – мрачнеет она. – Развлекается с какой-то коровой. Ничего, развлечется и вернется. Никуда не денется.
Мне дико слышать такие вещи, но я молчу.
– Может, и Мурмаер с кем-то развлекается? спрашивает она с усмешкой. Тут даже особые комнаты есть.
Я понимаю, к чему клонит Еремина, но не хочу думать, что мой поклонник поступает так же.
– Слушай, Элизабет, я кое-что хотела рассказать тебе про него, – неуверенно говорит Даша. – Кое-что важное. Не знаю, надо ли тебе знать, но… Ты хорошая девчонка, не могу смолчать.
– О чем ты? – холодею я, видя, что она колеблется. – Ты видела Пэйтона с кем-то?
Четкого ответа мне получить не удается.
– Боже, зачем я в это лезу… Слушай, давай так найдем место поукромнее, и я тебе все расскажу. Только сначала в туалет забегу, у меня «эти» дни, – шепотом извещает меня Еремина. – Подожди меня, хорошо? Я мигом!
Я только киваю. Надя растворяется в толпе, и я с нетерпением жду ее – пять минут, десять, пятнадцать.
Время идет, а Ереминой все нет и нет.
Не понимая, что происходит, я спрашиваю у одного из официантов, где находится туалет, и иду туда, думая, что, может быть, Наде стало нехорошо. Однако в женском туалете ее нет. Я стою у круглых мраморных раковин, рядом с одной из которых лежит оставленная кем-то темно-вишневая помада, и рассматриваю свое отражение. Я не могу взять в толк, куда исчезла Надя. Появились какие-то дела? Или не захотела рассказывать?
Ее номера телефона у меня нет, и я спрашиваю его у старосты группы. Та не сразу, но присылает его. И я звоню Наде, однако она не берет трубку. Меня это ужасно злит. Какие цели она преследовала, пообещав рассказать что-то невероятное и исчезнув? А может быть, мы просто разминулись и она где-то в зале, а звонок не слышит из-за музыки?
Нужно поискать ее. Я выхожу из женского туалета и сталкиваюсь с тем самым музыкантом, который подмигивал мне. Тотчас в голове слышится голос Пэйтона, который рассказывает о том, что он садист.
– Приве-е-ет! – машет музыкант мне и пьяно смеется. – Ты без своего цербера, крошка?
Он обнимает меня, но я отталкиваю его. Это легко получается сделать – он едва стоит на ногах. Правда, алкоголем от него не пахнет.
– Ладно-ладно, не буду к тебе приставать, – поднимает он ладони вверх. – Вдруг увидит. А может… может быть, повеселимся? – Он смеется и достает из кармана крупную купюру, свернутую трубочкой.
Сначала я думаю, что он хочет меня купить. Но когда он начинает медленно водить купюрой по полураскрытым губам, до меня доходит истинный смысл его предложения.
– Спасибо, веселись сам, – грубо говорю ему я и ухожу.
Авани будет шокирована, узнав правду о своем любимчике. Он отвратителен.
* * *
Надя быстрым шагом заходит в женский туалет, в одну из кабинок, и достает из сумочки телефон в сверкающем золотом чехле. Она торопливо набирает номер и разговаривает с кем-то вполголоса. Ее никто не слышит – музыка заглушает звуки.
– Да, хорошо, поняла тебя, – говорит в самом конце она. – Сейчас возьму такси и приеду. Я так удивлена… Поэтому решила рассказать тебе. Я же… Надя задерживает дыхание, – правильно сделала, что рассказала тебе?
Услышав ответ собеседника, Надя улыбается. Да, правильно. Она молодец. Славная девочка.
Девушка выходит из кабинки и подходит к зеркалу. Она уверена в себе и прекрасна, но ей жаль, что Мурмаера окрутила эта мышка Элизабет. Как только у нее это получилось? А может, она только прикидывается мышкой? Забавно.
Прежде чем уйти, Надя достает темно-вишневую помаду и красит губы – они кажутся влажными и пухлыми. Она моет руки в холодной воде – настроение у нее прекрасное. Мимо нее проходит разговаривающая по телефону темноволосая девушка в синем платье с вырезом. Она погружена в разговор.
– Ты не поверишь, Мурмаер нашел себе такое убожество! Я только что ее видела. Вся такая миленькая, как ангел, но наверняка та еще стерва. Мурмаер – полный псих. Сначала ушел от Кейт к ее подруге – ну да, к той, которая с крыши спрыгнула, она вообще не в себе была. А теперь у него это. Как можно променять нашу шикарную Кейт на подобное ничтожество? Что у мужиков в голове?
Надя понимает, о ком речь, хмыкает, кидает прощальный взгляд на свое красивое отражение и уходит, громко стуча каблуками. Помада остается лежать около раковины. Через час она подъезжает к месту встречи – бар в торговом центре, однако, когда приходит туда, никого не видит.
Надя садится за столик, долго ждет, стуча длинными ногтями по столу и потягивая через соломинку коктейль, и наконец решается перезвонить.
– Ты не приехал? Появились срочные дела? спрашивает она с досадой. – А я уже жду тебя… Пришлешь за мной машину? Да, конечно, приеду. Нет, ничего страшного!
Машина приезжает за ней через полчаса и увозит ее далеко-далеко.
* * *
Чувствуя себя гончей, я повсюду ищу Еремину, не сразу заметив, что почти перестала обращать внимание на чужие взгляды. К тому же теперь их намного меньше – торжество подходит к кульминации, и все взоры устремлены на именинника. Официанты выносят огромный торт со свечами, и Джексон должен задуть их. Пока он пытается это сделать под одобрительный гул гостей, я ищу Надю.
Ее нигде нет. Она словно пропала. Зато я нахожу Пэйтона, о котором на время даже забыла. И происходит это совершенно случайно – я заглядываю за неприметную дверь и понимаю, что она ведет во второй зал, уставленный круглыми столиками и обитыми бархатом креслами. Скорее всего, он предназначен для особых клиентов, но сейчас почти пуст – для торжества Джексона выкупил весь ресторан.
Единственные, кто находится в этом зале, сидят у стены, около электрического камина, будто им совершенно нет дела до мест у окна, из которых открывается захватывающий дух вид. Это Пэйтон, девушка с пышными каштановыми волосами – та самая модель Кейт, о которой писала мне Авани, а также незнакомая мне парочка.
Они разговаривают. Кейт сидит рядом с Пэйтоном, касаясь его предплечья своим, и со стороны кажется, будто они вместе. Мне это не нравится. Нет, я не считаю его своим, но тот факт, что он оставил меня ради бывшей подруги, напрягает. Я хочу уйти, но меня замечает Кейт. Она хмурится, что-то говорит Пэйтону, и тот поднимает на меня недовольный взгляд. Парочка, сидящая с ними за одним столом, тоже моментально оборачивается в мою сторону.
Меня снова изучают. И не слишком доброжелательно.
– Иди сюда, – не самым любезным тоном подзывает меня Пэйтон, и у меня внутри все переворачивается – он зовет меня, как послушную собаку.
Я шагаю к ним и запинаюсь – в туфлях на каблуке размером с Эйфелеву башню ходить ужасно неудобно. Я падаю. Клатч вылетает из моих рук. Слышатся сдавленные смешки – незнакомая девушка и ее парень хихикают, Кейт пытается скрыть улыбку, а лицо Пэйтона непроницаемо.
Это так стыдно – лежать на полу перед ними, показывая свою беспомощность. Я ненавижу себя за это, за неумение ходить на таких высоких каблуках, за неуклюжесть. Почему именно в этот момент, почему перед ними?
Пэйтон не встает с места, чтобы мне помочь, и Кейт толкает его локтем в плечо.
– Помоги ей, – тихо говорит она, и только тогда он поднимается и идет ко мне. Но я уже встаю без его помощи, стараясь делать вид, что все хорошо.
– В порядке? – тихо спрашивает Пэйтон, и я боюсь, что ему стыдно за меня.
Он превратил меня в куколку, одел в волшебные туфли, а я не смогла нормально в них ходить. Но я не просто раздавлена, я еще и зла – на него.
– В порядке.
– Зачем искала меня?
– Тебя долго не было.
Я не говорю ему про Надю.
– Хорошо. Идем.
Я сажусь за их круглый стол, чувствуя себя еще более чужой. Теперь я не Алиса из Страны чудес, а девочка-пришелец с другой планеты.
– Это Элизабет, – представляет меня Пэйтон. А это Кейт, Майлз и Сиера.
Кем мы друг другу приходимся, он не говорит. Впрочем, о них тоже молчит.
– Приятно познакомиться, – улыбается Кейт.
У нее цепкий кошачий взгляд и миниатюрный серебристый вейп в тонких пальцах. Кейт почти такая же красивая, как и на фото. Вместе с Пэйтоном они смотрятся шикарно.
Майлз и Сиера оценивающе меня разглядывают. Он оценивает фигуру, она – платье и серьги. Я понимаю, что не нравлюсь им, но и они не вызывают во мне симпатии.
– Ты сделал из нее куколку, – насмешливо замечает Сиера.
– Старался, – сдержанно отвечает Пэйтон.
Мне кажется, ему не особо нравится, что я сижу вместе с ними, около весело трещащего камина с мертвым огнем.
– Давно ты ее нашел? – спрашивает Сиера, разглядывая мое лицо и пытаясь найти в нем недостатки.
Наверняка находит, но я не реагирую на ее взгляд. Смотрю на свои скрещенные на коленях руки.
– Мы познакомились недавно, – уклончиво отвечает Пэйтон.
И я понимаю, что они наверняка не знают о его слежке и подарках.
– А с Кейт вы уже сколько знакомы? Лет шесть или семь? – спрашивает Сиера, словно решив ткнуть мне этим в глаза.
– Восемь, – отвечает Кейт, подносит вейп к губам и выпускает пар. Это у нее получается непринужденно и изящно.
– Не хотите сойтись вновь? – продолжает Сиера.
– Перестань, – хмурится Кейт.
– А что такого? – хлопает та ресницами, слишком длинными и густыми, чтобы быть естественными. – Вы отличная пара. До сих пор не понимаю, почему вы расстались.
– Сиера…
– Ты ведь обещала, что на вашей свадьбе я буду свидетельницей! – не умолкает та и обжигает меня ненавидящим взглядом.
Я понимаю ее – переживает за подругу, автоматически ненавидя всех других девушек ее бывшего, но легче мне от этого не становится. Я плохо переношу подобное обращение. Терпеть не могу высокомерие и оскорбления, но не всегда нахожу в себе силы достойно ответить обидчику.
Может быть, я и правда слабая?
– Майлз, успокой ее, – говорит безэмоциональным тоном Пэйтон, и парень Сиеры тотчас закрывает ей рот поцелуем.
– Прости, Сиера немного выпила, – говорит мне Кейт. – Она неплохой человек, но иногда ее заносит.
Я только киваю в ответ, чувствуя себя еще более неуютно. Мне бы уйти отсюда, вдохнуть свежего воздуха, снять эти проклятые туфли, избавиться от короткого платья, и я смотрю на Пэйтона, пытаясь сказать ему: «Пожалуйста, давай уйдем», но он молчит.
На какое-то время Сиера успокаивается, и они разговаривают о каких-то только им ведомых делах, об общих знакомых, о которых я не знаю, о своем. Будто забыв, что с ними нахожусь я. Сиера демонстративно меня не замечает, зато болтает за троих. Кейт и Пэйтон по большей части отмалчиваются и слушают. У меня снова возникает чувство, что они отлично подходят друг другу и даже чем-то похожи – не внешне, внутренне.
В какой-то момент Пэйтон и Майлз уходят минут на десять.
Мы остаемся втроем, и все тотчас меняется. Сиера больше не сдерживает агрессию. Она видит во мне врага и готова к битве. Но она не нападает на меня откровенно – все так же делает вид, что меня нет, и болтает такое, от чего у меня немеет язык.
– У Мурмаера совсем стало со вкусом плохо? спрашивает она подругу. – Как он мог выбрать это?
Я стискиваю зубы. Какого черта, а? Ну какого?
– Я в нем разочарована, Кейт. Абсолютно! Отказаться от такой шикарной девушки, как ты, и выбрать это недоразумение, которое стоит на каблуках, как корова на льду.
– Что ты хочешь? – говорю я Сиере звенящим от глухой ярости голосом.
Мне хочется вцепиться в ее волосы, выдернуть так, чтобы на коже осталась кровь.
Но она продолжает меня игнорировать.
– Интересно, сколько Пэйтон потратил на ее прикид? Все шмотки фирменные, в ушах бриллиантики – сколько там карат? Он так старался сделать из нее человека, чтобы было не стыдно показать обществу, но всем ведь понятно, кто она такая! На ней эти бриллианты – как седло на собаке. Угораздило же Пэйтона найти какую-то нищебродку, – сетует она, насмешливо глядя мне в глаза.
Мой взгляд направлен на пустой бокал Пэйтона. Я думаю, что, если его разбить, получится отличная штука, чтобы оставить на загорелых щеках Сиеры кровавые полосы. А может быть, это думает демон. Мой разум затмевает глухая колкая ненависть.
– Сиера, не надо, – пытается остановить ее Кейт.
Ей неловко, и она старается не смотреть на меня.
– А что?
– Перестань.
– Разве я говорю неправду? – широко улыбается Сиера и снова смотрит на меня в упор. – Он сам сказал, что потратил на нее кучу бабла. Что решил с ней поразвлечься. Что бросит ее через неделю-другую. Что она никто. А вот ты…
– Сиера! – повышает голос Кейт. – Не надо…
Договорить она не успевает. Звонкий звук разбившегося бокала заставляет ее замолчать. В осколках мерцает мертвый огонь. Ярость зашкаливает, сияет, как солнце в речной воде, и ее блики заставляют мой разум мутиться.
Я снова будто бы не в своем теле, а наблюдаю откуда-то сверху.
– Истеричка, – презрительно смеется Сиера. Не смотри на меня такими глазками, крошка. Я сожру тебя с потрохами, как акула мелкую рыбешку.
– Сиера! Уже не смешно! – снова вмешивается Кейт. – Элизабет, ты все не так поняла!
Встав, подбираю самый большой осколок и сжимаю в кулаке. Острые края ранят мою ладонь, и тонкой струйкой течет кровь. Резкая боль помогает мне прийти в себя. Они замолкают. Я подхожу к Сиере, заставив ее нервно обернуться, но не трогаю ее. Лишь протягиваю руку к ее бокалу с недопитым вином, разрешая крови капать в бокал. Рубиновое – к рубиновому. Капли то скатываются по хрустальной стенке бокала, то попадают в вино, а одна падает на светлый стол и расцветает на нем алым маком.
– Господи, Элизабет, – ахает Кейт.
– Поехавшая сучка, – шипит Сиера со смесью отвращения и страха.
Кейт прикрывает рот руками – кажется, плохо переносит вид чужой крови.
– Ненормальная!
– Прежде чем сожрать меня с потрохами, попробуй меня выпить, – тихо говорю я и ухожу. Вернее, мое тело куда-то идет, а я лечу следом, звонкая и прозрачная.
Не знаю, что это было. Возможно, демону удалось захватить надо мной власть. А возможно, я и правда психопатка. Я забираю верхнюю одежду из гардероба и иду к лифтам. Сажусь в один из них и еду вниз, все еще плохо осознавая случившееся, однако в голове до сих пор вертятся слова, которые сказала Сиера. Неужели Пэйтон действительно просто со мной играет?
Я возвращаюсь в свое тело, и ко мне возвращаются чувства: страх, боль, обида, бессилие. И глубокая, черная, вязкая ненависть. Когда створки лифта открываются на первом этаже, я выхожу совсем другой – сломленной и растоптанной. Разве так можно поступать с людьми? Разве так можно говорить? Что я им всем сделала? Чем не угодила?
Мне кажется, я рассыпалась на куски – как тот бокал, который я разбила. «…Сказал, что потратил на нее кучу бабла. Что решил с ней поразвлечься. Что бросит ее через неделю-другую. Что она никто», – слышу я в своей голове. Никто. Я – никто.
Мне хочется снова собрать себя воедино, стать цельной, склеенной, заживить свои раны, но этого не получается. И я просто иду вперед, ничего не видя. Дохожу до какой-то остановки. А потом мои ноги подламываются, и я падаю на лавочку. У меня нет слез, и рот не перекошен в немом крике. Я просто сижу, чувствуя себя слабой и использованной. И не могу поверить, что Пэйтон так со мной поступил. Наверное, я сама виновата, мне слишком сильно хотелось поверить в его любовь. Это ведь нормально – верить в любовь. И верить в человека. И человеку.
Наверное, Пэйтон был прав – я чертовски плохо разбираюсь в людях. Может быть, поэтому он сегодня столько об этом говорил?
Вспомнив его прохладные пальцы, держащие меня за руку, я всхлипываю и смотрю в небо, на котором клубятся черные облака. Невидимые созвездия в моих глазах складываются в знак боли и одиночества. А я снова вспоминаю странный сон о девочке в окровавленном платье, у чьих ножек валяется нож. Ее руки испачканы в крови, как теперь испачкана грязью моя душа.
Девочка улыбается мне, и у нее во рту сверкают осколки – это как мимолетное видение. Я прогоняю его прочь. Нужно куда-то идти, как-то попасть домой. Я не сразу соображаю, в какой стороне метро. Я встаю, делаю несколько шагов, но ноги снова подламываются, и я начинаю падать. Однако упасть мне не дают чьи-то сильные руки.