Со мной ты словишь передоз, а без меня умрешь от ломки |Хенкисы|

Глава 10

- Сиреневый бульвар? - уточнил водитель такси, наклоняясь к телефону, чтобы начать поездку.

Хенкин лишь утвердительно мотнул головой, отпивая с горла и устраиваясь поудобней. От виляний машины на дороге, булькающая текила и совсем немного закуски в его желудке начали проситься наружу.

По экспертному мнению парней, он сливался с тусы непозволительно рано и возмутительно трезвым. Догоняясь сверху пивом, которое всучил ему Зуев напоследок, он рассеянно подумал, что из-за понижения градуса с утра ему пиздец. Но уж лучше так, чем переливать из пустого в порожнее, без конца гоняя мысли о том, как же так вышло, что в его постели оказался мужчина, да ещё и лучший друг.

Он мог определённо точно сказать, что за всю свою жизнь у него не было и мысли о том, чтобы разнообразить свою сексуальную жизнь подобным образом. Более того, первый же, кто сказал бы Хенкину о том, что у него будет стоять на мужика, оказался бы в травмпункте быстрее, чем успел это договорить.

Целый день он искал пятый угол, катаясь на эмоциональных качелях, поочередно испытывая то гнев, то смятение, то бессилие. И, устав от бесконечного потока размышлений, принял решение самым легким способом избавиться от лишнего шума в голове - вызвонить пацанов и нахуяриться с ними в баре.

Вперив взгляд в окно и рассматривая ночной город за стеклом, он искренне не мог взять в толк ещё одну вещь: что так резко могло поменяться за одну ночь в сознании Кислова, который охотно принимал его внимание и ласки, что на утро он налету «переобулся» и ушёл в отказ.

Да, честно сказать, он и в себе то не разобрался, чтобы думать ещё, что там в чужой голове происходит. Очевидно, что Ваня так воинственно начал отстаивать свои границы, потому что это все нахуй ему не уперлось. Но сам Хенкин не понимал, было ли ошибкой произошедшее вчера в его квартире.

В момент, когда он между поцелуями отвечал Ване на его прямой вопрос - «что же они творят», Хенкин и вправду имел в виду то, что сказал: он сам до конца не понимал, делает ли он это, поддавшись мимолётному порыву, или им движет что-то другое.

Последние полгода в его голове периодически возникало это сраное кисловское «люблю тебя», которое он вылил на него как ушат холодной воды. Хенкин тоже его, безусловно, искренне по-братски любил и дорожил им, считая уже частью своей семьи, но в контекст, в котором были озвучены эти слова и последующий поцелуй, перещёлкнули тумблер в голове, вызывая в нем смятение. Было ли это сказано под каким-то наркотическим приходом или нет, он все-таки не был уверен, ведь Пухлый был не единственным бегунком в городе, Киса мог спокойно тариться и на стороне.