В одной лодке

Глава 39.

Яо Чжань вдруг почувствовал, что ему, возможно, слишком повезло: было очевидно, что он плохо справился со своей работой, из-за чего его семья и близкие были обижены, но Цюй Ихэн все же первым взял на себя инициативу утешить его.

Яо Чжань сказал:

— Извини, я нарушил свое обещание.

Он имел в виду, что даже если они еще не подтвердили отношения, он должен был открыться как можно скорее. Более того, на этот раз его мать и Цюй Ихэн встретились напрямую, в такой неловкой ситуации, такого действительно не должно было произойти.

Но эта фраза приобрела другое значение в ушах Цюй Ихэна, он думал, что Яо Чжань разочаровался в нем.

«Извини, я нарушил свое обещание». Эти слова, превратившись в ножи, по крупицам сдирали с него кожу и кости, он чувствовал боль везде, стоя в гостиной, его пальцы были обожжены сигаретой.

— Ихэн, я напугал тебя сегодня? — Яо Чжань не понял, что тот неправильно понял, потирая брови, он беспомощно сказал. — Мне очень жаль, но я разберусь с этим как можно скорее.

— Все в порядке, — сказал Цюй Ихэн, — я уважаю твое решение.

Яо Чжань улыбнулся:

— Спасибо.

Оба молчали, но настроение у них было совершенно разное: Цюй Ихэн выбросил окурок, потому что у него был обожжен палец, а не потушенный окурок упал на пол, прожигая дыру в только что купленном ковре.

Запах ударил в нос Цюй Ихэну, он посмотрел вниз, но остался равнодушным, просто смотрел.

— Ты еще не спал? — спросил Яо Чжань. — Это из-за меня?

Цюй Ихэн не знал, что сказать, он был скорее опечален, чем зол и разочарован.

Он сказал себе: «Все в порядке, разве ты уже не привык к этому, Цюй Ихэн? По одной и той же причине меня бросали дважды, один раз было больно, а второй — терпимо, вот уже третий раз, чего ты боишься?»

— Я иду спать, — сказал он.

Когда он говорил, его голос дрожал, и слезы полились, как только он заговорил.

Цюй Ихэн чувствовал, что он слишком много плакал в последние несколько лет. Это было неловко для мужчины лет тридцати, но он не мог контролировать это. Как бы он ни пытался объясниться, ему все равно было очень грустно.